— Нет, — я поежилась в кресле. — Все равно что я спрошу тебя: не надоело все время пялиться на одни и те же планеты и метеоритные дожди?
— Для меня астрономия бесконечно интересна, — невозмутимо возразил он.
— А для меня бесконечно интересно вести рубрику экстренной помощи. Это так по-человечески, — заметила я. — Это то, чем живут люди. Между прочим, при всем уважении, то, чем ты занимаешься, не имеет никакого отношения к реальности. Ты лишь отворачиваешься от таких же человеческих существ, как ты сам, предпочитая холодные и безжизненные звезды.
— Они не холодные, на самом деле они невероятно горячие, — сказал он, промывая рис. — И не безжизненные — кто знает?
— Я понимаю, что могу изменить жизнь людей, — продолжала я, игнорируя его. — Я — отдушина для страдающих сердец.
— Но ты же не знаешь своих читателей, — заявил он, помешивая что-то в сковородке. — Газетный психолог — это не настолько человечно, как, скажем, врач, или сотрудник первой помощи, или медсестра. Легко раздавать советы тем, кого никогда в жизни не увидишь.
— Но я волнуюсь за них, — возразила я. — Ночью у меня бессонница, потому что я лежу и ломаю голову, стала ли их жизнь лучше, помогло ли им то, что я сказала.
— Но ты же никогда не встречала своих читателей лично. Не сталкивалась с ними лицом к лицу.
— Хммм. Ты прав. Но именно потому, что мы не знакомы, они чувствуют, что могут безоговорочно довериться мне, и это замечательно.
— Знаешь, самое замечательное в астрономии то, что эта наука основана на точных математических законах, — пояснил он, — и, значит, всегда можно отыскать решение. — Всегда можно найти решение? Как мило… — Я готовлю ризотто, — вдруг сказал он. — Хочешь?
— Ну, я…
— Давай, Роуз, ты почти ничего не ешь. Надеюсь, ты не на диете? — добавил он с недовольным выражением лица.
— Нет. Просто я не люблю есть. Но я принимаю витамины, чтобы восполнить недостаток, — сказала я, показывая на полочку, на которой аккуратным рядком в пластиковых бутылочках выстроились пищевые добавки от витамина A до цинка.
— Принимать витамины и правильно питаться — не одно и то же. Я ни разу не видел, чтобы ты готовила.
— Не умею готовить и не буду, — беззаботно заявила я. — В последний раз я готовила в восемьдесят восьмом году.
— Как же вы жили, когда ты была замужем?
— О, мы ели обеды быстрого приготовления из «Маркс и Спенсер». Эд все время жаловался, что они слишком дорогие — ну это на самом деле так — но зато все готово в одну минуту, а времени у меня было в обрез. У него на кухне огромная плита, но я всегда пользовалась только микроволновкой. Как же его это бесило!
— Ты прямо как моя жена, — бросил Тео через плечо. — Она тоже никогда не готовила, потому что работала допоздна, так что это была моя обязанность. Мне пришлось самому всему научиться, и я полюбил готовить. Если хочешь, могу тебя научить.
— Ну… хорошо. Спасибо.
Он обернулся и улыбнулся. И в то же мгновение я вдруг почувствовала себя бесконечно счастливой. Мне нравилась такая домашняя обстановка. Я жила в одном доме с молодым человеком, который мне не муж, не любовник и перед которым не нужно выпендриваться. Между нами не было романтического и сексуального напряжения, которое всегда все портит. В этот момент у него зазвонил мобильный.
— Привет, дружочек! — воскликнул он. Ого. Это еще кто? — Да, готовлю кое-что на закуску. Буду через полчаса.
— Свидание? — как бы невзначай спросила я, когда он убрал телефон в карман.
— Не совсем. Я иду к Бев. Ей нужно поменять лампочки.
— А Тревор не может?
— Он по лестнице не умеет подниматься.
Я засмеялась.
— Ты очень хороший сосед, — добавила я.
— Я только рад помочь, Беверли — классная девчонка, — с нежностью проговорил он. — Она не такая, как все.
Внезапно я ощутила укол страха и боли. Тео раскладывал по тарелкам ризотто со сливочным соусом, а я тешила себя презренной мыслью. Я надеялась, что у Тео с Беверли все будет развиваться не очень стремительно, потому что иначе он оставит меня. Правда, низко даже думать об этом? Но, как я уже говорила, к людям привыкаешь, и, если бы он уехал, я бы, наверное, стала по нему скучать.
— Сегодня у моей жены день рождения, — объявил он, посыпая ризотто тертым пармезаном.
— Ей исполняется тридцать?
— О-о-о, нет.
Сердце мое упало. Да, скорее всего она даже моложе его. Может, ей двадцать пять. Или даже двадцать три. Я совсем упала духом.
— Ей тридцать восемь.
Моя рука с вилкой застыла на полпути.
— Твоя жена тебя на восемь лет старше?
— Ты сильна в математике. Да, так и есть. И что такого? Вряд ли меня можно назвать любителем бабулек. Большинство моих подружек были того же возраста, но Фиона оказалась немного старше. Разве ты никогда не встречалась с мужчинами моложе тебя, Роуз?
— Нет.
— Но мужчинам моего возраста как раз такие женщины и нравятся.
— Правда?
— Конечно.
О!
— Можно задать тебе очень личный вопрос?
— Почему нет? Я же тебя все, что угодно спрашивал.
— Твоя жена хотела иметь детей?
— Нет, — ответил он и передал мне салат. — Но мы не поэтому расстались. Я бы уважал ее решение, хотя, если честно, я очень хочу детей. А ты?
Хмм… я?
— Ну, дети в мои планы никогда не входили. Я всегда была так занята, а Эду было все равно — он сам один из пяти детей в семье и поэтому не горел желанием завести своих. Он рассказывал, что они с братьями и сестрами постоянно ссорились, шумели; вечно не хватало места. К тому же его волновал денежный вопрос.
— О.
— На самом деле, ведь на детей уходит куча денег. Раньше я хотела детей, — продолжала я. — Когда сама была ребенком. Но потом все изменилось.
— Почему?
— Ну… просто все изменилось.
— Потому что ты кое-что узнала о своей матери? — тихо проговорил он.
— К тому же мне уже тридцать девять, и время не ждет.
Наступила неловкая тишина. Мы молча закончили ужин, и Тео поднялся с места.
— Что ж, тогда прощай, лю… ой, извини, — поправился он. — Я пойду.
— Я вымою посуду, — сказала я. — Спасибо за ужин. Передавай привет Бев и Треву.
Тео взял газету, которая все еще была открыта на моей странице, и я подумала, что он хочет отнести ее наверх. Но вместо этого он сложил ее пополам, подошел к мусорному ведру, нажал на педаль и поднял крышку.
— Нет! — прокричала я.
Он уставился на меня.
— Что?
— Не выбрасывай!
— Почему?
— Потому что я не хочу.
— Извини, — произнес он. — Я думал, ты любишь, чтобы в доме был порядок.
— Я не это имела в виду.
— О, ты сдаешь газеты в макулатуру? Я не знал.
— Нет, — произнесла я, заливаясь краской. — Нет. Просто там…
— Что? Что там, Роуз?
Мои глаза вдруг почему-то наполнились слезами, и голос сделался тонким и высоким.
— Там моя колонка! — пропищала я.
— Извини, я не подумал. Мне казалось, у тебя есть еще экземпляр.
— У меня есть.
— О. — Тео был в замешательстве. — Тогда почему нельзя выбросить этот?
— Потому что… ммм… я просто не хочу, чтобы ты его выбрасывал.
— Но почему? У тебя же еще есть!
— Да, но дело не в этом.
— Так в чем же дело?
О боже. Ну как же ему объяснить?
— Роуз, в чем дело?
— Не могу сказать.
— Почему?
— Потому что ты подумаешь, что я дура, вот почему.
— Нет, не подумаю.
— Подумаешь!
— Скажи, и увидим.
— Хммм…
— Давай, — мягко поддразнивал он меня.
— Ну… — В горле застрял комок, и я с трудом могла говорить. — Просто у меня есть один пунктик…
— Какой пунктик?
— В этой газете моя фотография и слова, которые я написала, — выпалила я, — значит, и меня тоже выбрасывают на помойку.
— Господи, действительно, глупость какая, — сказал он. — Вообще-то, это ненормально.
— Я понимаю, но ничего не могу с собой поделать, — зарыдала я.
— Тебе не кажется, что ты слишком бурно реагируешь?
Тоже мне, психиатр чертов!
— Ни капельки! Вовсе я не бурно реагирую, Тео!
— Ладно, ладно, согласен.
— А тебе не кажется, что ты слишком бурно отреагировал, когда твоя мачеха выбросила фотографию твоей матери?
— Да, Роуз, но это была единственная ее фотография. Зато существуют миллионы копий этой газеты, и, значит, тебя все время выбрасывают.
— Да. Но меня выбрасывают люди, которых я не знаю, поэтому это не имеет значения, но тебя-то я знаю — оттого это и важно. Это все равно если бы ты меня засунул в мусорное ведро!
Руди почувствовал, что я разгорячилась, и захлопал крыльями.
— Тебе нужно к психиатру! — закричал он голосом Эда, покачиваясь на своей жердочке. — И это все на сегодня, наша программа подошла к концу. До свидания!
— Извини, — сказал Тео. — Я не хотел тебя обидеть. Возьми… — Он протянул мне газету и надел куртку. — Мне пора, я пошел к Бев.
— Ну и иди! Иди к Бев прямо сейчас и меняй ее чертовы лампочки, но, между прочим, мне тоже не мешало бы их поменять!
— Роуз, — тихо произнес Тео и задержался в дверях. — Не пойми меня неправильно, но, по-моему, в словах Руди есть доля здравого смысла.
— Ну спасибо большое! — заорала я, когда он вышел из дома. Я стояла на кухне, онемев от ярости, и тут зазвонил телефон. Если это мой маньяк, то на этот раз он получит по первое число, подумала я, снимая трубку.
— Алло!! — рявкнула я.
— Ммм… Роуз?
— О, привет, Генри, это ты.
— Я… просто… хотел спросить тебя кое о чем.
— Да? В чем дело?
— Роуз… ты в порядке?
— Нет! — взорвалась я. — Не в порядке! Вообще-то, я просто в бешенстве! Руди предложил мне сходить к психиатру, и Тео его поддержал! Можешь себе представить, как эти двое обнаглели?
— Ну… а почему он это сделал?
Я рассказала Генри о случае с газетой.
— Ага, — медленно проговорил он. — Понятно.
— Ты же никогда не выкидывал мои статьи, Генри, признайся?
— О нет-нет-нет, — выпалил он. — Между прочим, — продолжал он, — я до сих пор их храню. В отдельной стопке. Нет, я уверен, что ничего не выкидывал.