– А кто знал, что ты их с собой не забрала?
– Ой! Не знаю. Я же не ходила и не говорила всем, что книги отдала. Отдала и отдала, кому какое дело. Хотя нет, Пургин знал. Это он, кстати, мне рассказал, что на них заклятие лежит.
– Глупости все это, заклятия какие-то, сама-то веришь? Но только вот тебе и третий фигурант, пожалуйста.
– Кто? Пургин? – с испугом спросила Маша, чувствуя, как начинает ходить ходуном в руках чашка с чаем. Пургин – это тебе не безобидный Ванька, пусть даже он и наркоман, Пургин – это сила, Пургин – это серьезно.
– Пока не знаю, недостаточно информации, необязательно Пургин. Кто виды имел на книги? Да хоть бы и бывший твой. Сама думай.
– А еще, – решилась Мария, – мне кажется, что за мной следят. Глупость, да?
– Вот в этом месте поподробнее, – насторожился Вадим, вопреки Машиным опасениям он и не думал потешаться, – с чего ты это взяла?
– Я, Вадь, последние два дня возле себя все время машину вижу, одну и ту же. Утром она возле дома стояла, а днем в налоговую поехала, так эта машина там тоже была, возле налоговой. И с работы она за мной ехала. А еще вчера…
– Номер запомнила?
– Нет, – окончательно расстроилась Мария. – Синий «Форд».
– Синих «Фордов» много, ты уверена?
– Да, Вадик, это одна и та же машина. Я точно знаю: у нее на водительской двери вмятина, я потому и запомнила.
– Из машины кто-нибудь выходил? К тебе подходил?
– Нет, никто не подходил, а это что, еще хуже? У этой машины стекла все тонированные, не видно, кто внутри.
– Это, Маша, просто наружная слежка. В принципе, организовать ее несложно, хотя каждая слежка денег стоит. Вопрос зачем?
– Зачем?
– Не знаю пока. Вероятнее всего, чтобы отслеживать, когда ты дома, а когда тебя дома нет. В квартире, вероятно, пошуровать хотят в твое отсутствие. Но я тебе уже сказал, что замки у тебя надежные, здесь не переживай – один раз сунутся и поймут это. Я, Маш, сейчас вниз спущусь, посмотрю, что во дворе творится, где там твой «Форд».
– Вадик, нет! Вдруг они на тебя там нападут? – Маша крепко вцепилась ему в руку.
Вадим осторожно высвободил руку, поглядел на Машу, будто она только что отмочила удачную шутку, погладил по щеке:
– Замучаются нападать. Не пугайся, им это и не нужно, никто меня не тронет.
Он спустился вниз, на улицу, а напуганная Мария бросилась к окну. Наблюдала сверху сквозь слезы, как Вадим лениво ходит по двору, оглядывает припаркованные машины, вышел со двора на улицу, но быстро вернулся. Полная решимости броситься на помощь, Мария смотрела, как он постоял под липой, позвонил кому-то по телефону, недолго поговорил и вернулся в подъезд.
– У, сейчас весь подъезд слезами затопим! – Вадик осторожно стер слезы с Машиного лица, нежно поцеловал в каждый глаз. – Нет там твоего «Форда». Завтра утром еще раз вместе поглядим.
– А кому ты звонил?
– Звонил? – удивился Вадик. – Откуда знаешь?
– Я в окно видела. Я боялась, вдруг все-таки нападут, я в окно смотрела.
Вадим только рассмеялся.
– В Управление я звонил, парой слов с ребятами перекинулся. Номера, Маш, нужны, без них ничего не выяснишь. Я и забыл совсем про ваши белые ночи, двенадцать часов, а в окно все видно. Мой косяк, привыкать нужно. Я тебя завтра утром, раз ты такая пугливая, научу, как волосок к двери приклеивать, чтобы знать, если проникновение в квартиру было. Ладно, Маша, допивай чай и спать пошли.
И они шли спать. Тут все Машины беды и невзгоды заканчивались, начиналась та самая сказка. Сказка, в которой Маша совершенно ничего не боялась, чувствовала себя первопроходцем и первооткрывателем, хозяйкой несметных сокровищ и Василисой Прекрасной. То самое простое и обычное счастье, которого хватало на весь следующий день, до самого вечера, когда снова приходил со службы Вадим.
А через три дня Вадима вызвали в Талое, что-то у них там случилось. Да и в Питере все дела с переводом он уладил, нужно было возвращаться, дела сдавать да вещи паковать.
– Маша, ты уж держись тут без меня. Я скоро вернусь, обещаю тебе. И звонить буду по возможности. Сама ведь знаешь, какая там у нас связь: мобильник только в некоторых местах берет, а в кабинете я не сижу почти. Да, Маш, я вещи с собой обратно тащить не хочу, можно у тебя оставлю?
Он оставил сумку с одеждой, магнитофон и стопку дисков с коллекцией шансона. И отныне каждый вечер Маша, ничего прежде не понимавшая в шансоне, не любившая его, прилежно, словно романтические мелодии, слушала:
Владимирский централ, ветер северный…
или же
Что ж ты, фраер, сдал назад, не по масти я тебе…
– Вадя, а почему ты все время ЭТО слушаешь? – поинтересовалась как-то Маша. Спросила с сомнением:—Неужели тебе ЭТО нравится?
– ЭТО? – переспросил Вадим с усмешкой. – ЭТО?
Он вздохнул, повертел в руках один из дисков, бережно протер.
– Маша, я ведь, чтобы ты понимала, обычный мужик. У меня мать всю жизнь на фабрике работала, отец водила. Я эту твою классическую музыку не слушал никогда. А попсу не люблю. Всячески. Я, Маш, после военного училища сразу в Талое попал, а там свой мир. Ты даже себе не представляешь тот мир, в котором я работаю. Это же целое государство, со своими законами, своими порядками. И даже музыка там своя. Наш контингент только шансон и уважает. А я в этом мире столько лет кручусь, что и сам что-то перенял, не специально. Хоть мы с моим контингентом и по разные стороны баррикады. А настоящий шансон – это искусство, в нем тоже своя классика есть. Ты вот Круга послушай! Или «Лесоповал»! Лучшее из лучшего, за душу берет, не то что эти ваши «ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже…». Так что, если не устраиваю…
– Ну что ты, Вадичка, что ты! – Маше стало стыдно за свой выпад. Действительно, у него же не было такой бабушки, с которой можно Бунина вслух читать и в филармонию по абонементу ходить. Да у них в городке и филармонии не было. Бедный, бедный Вадик! – Что ты, мне иногда тоже нравится. Я послушаю и разберусь, может быть, и в самом деле искусство. Мне та, про звездочку, даже нравится…
И вот Маша приходила с работы, надевала китайскую клетчатую рубашку, оставленную Вадимом, брала в руки стакан кефира и слушала шансон.
Глава 8. Список
– Мария Константиновна!
Маша тряхнула головой, отгоняя воспоминания последних дней.
– Что, Иван?
Ванька мялся у дверей ее кабинета. Вид у помощника был неважнецкий, такое впечатление, что Ванька последнее время просто спал на ходу. И в магазине работал через пень-колоду, и работы его последние Маше решительно не нравились. Никакого творчества, сплошная халтура и повторение пройденного. Создавалось такое впечатление, что делал он их второпях и только чтобы побыстрей отделаться. Нет, качество было хорошее, на среднего покупателя, но не как прежде, душа отсутствовала.
Иван протиснул-таки себя в кабинет, прикрыл дверь и теперь мялся у стола.
– Мария Константиновна, а когда у нас зарплата будет?
– Вань, да неделю же назад была зарплата. Вроде бы все хорошо идет, если ничего непредвиденного не случится, то через неделю аванс будет и премия. А что?
Иван набрал воздуха в легкие, как перед прыжком в воду, и решительно произнес:
– Маша, а не могла бы ты мне аванс сейчас дать? Мне деньги до зарезу нужны.
И как бы в подтверждение этого попилил по шее ребром ладони.
Так, похоже, Вадим был прав относительно Ваньки. Прав, когда говорил, что Ванькины развлечения дорого стоят. Никогда прежде Иван не просил у Маши денег, довольствовался малым и жил себе от зарплаты до аванса, еще и маме посылал.
– Вань, что-нибудь случилось? – осторожно поинтересовалась Мария.
– Да нет, с чего ты взяла? – Иван отвел глаза. – Просто нужно немного, хочу за вещь одну заплатить.
– Вань, ты не темни. Еще раз спрашиваю: что-то случилось?
Ведь не спросишь же прямо, да он и не скажет. Не скажет, если только сам не захочет. Сам он не захотел. Наоборот, весь вздыбился вдруг, заершился, юношеское лицо его некрасиво перекосилось, заходил ходуном кадык на тонкой шее:
– Мария Константиновна, вы у нас, конечно, большой начальник, но только я перед вами отчитываться не обязан. Что по работе – пожалуйста, а остальное – это мое личное дело. Вы мне не мать родная, не жена, даже не теща любимая. Так что, извините… И еще… ничего мне от вас не нужно, я уж как-нибудь сам.
– Да нет, Вань, ты не подумай, – начала оправдываться Мария, – я не собираюсь в твою жизнь лезть, я, может быть, помочь тебе могу? У тебя же проблемы в последнее время, я же вижу…
– Вы мне помочь не можете! – жестко ответил Иван, совсем недавно такой близкий, удаляющийся на глазах. – Вот именно вы, Мария Константиновна, как раз и не можете. Кто-нибудь другой, может быть, и может, а вы нет. И, знаете, денег мне от вас не нужно, я без вас найду.
Решительно развернулся на сто восемьдесят градусов, вышел из кабинета и хлопнул дверью.
Маша тяжело вздохнула. Можно сказать, последний приятель только что хлопнул дверью у нее перед носом. Еще совсем недавно он запросто мог бросить Маше «Марь Константина, я вечерком к тебе забегу поболтать? Мороженого купить?», а последнее время и в гости не напрашивается, и противопоставил Машу всем остальным, прямо сказал, что в ее помощи не нуждается.
Почему, ну почему же уходят и уходят из ее жизни близкие и родные люди? Те, к кому успеваешь привязаться, о которых мечтаешь, чтобы они были рядом всегда? Об умерших речь не идет, здесь играет свою безжалостную роль суровый закон природы. Но Миша, Степаныч, Иван… Маше казалось, что она ничего не значащий, малозначительный элемент какой-то странной геометрии, она прямая, которая волею случая пересекается в некой точке с другими такими же прямыми, пересекается и вновь расходится, расходится дальше и дальше…
Маша утерла выкатившуюся из глаза непрошеную слезу, чтобы утешиться, позвон