Брачный договор
Брачный договор исполняется посредством супружеского сожительства (copula carnalis). Договор двух лиц обоего пола, когда заключается тайное соглашение относительно воздержания от плотской близости или одна либо обе стороны знают о своей неспособности к половой жизни, представляет собой фиктивный договор, на котором не может быть основан брак; такой договор может быть расторгнут любой из сторон по своему усмотрению. Но если неспособность наступает после вступления в брак, то брачное право не может терпеть ущерб из-за этого непредвиденного случая.
Приобретение супруги или супруга происходит, следовательно, не facto (путем сожительства) без предшествующего договора и не pacto (по одному лишь брачному договору без последующего сожительства), а исключительно lege, т. е. как правовое следствие из обязательства вступить в половую связь не иначе как посредством взаимного владения лицами, которое осуществляется лишь через такое же взаимное пользование их половыми свойствами.
О правах и обязанностях родителей
Право родителей для поддержания и формирования ребенка, до тех пор пока он не будет в состоянии владеть своими членами, равно как и пользоваться своим рассудком, воспитывать его, а не только предоставлять ему питание и уход и формировать его как в прагматическом отношении, дабы он мог в будущем содержать и кормить себя, так и морально, ибо в противном случае вина за нерадение о детях падает на родителей; все это до того времени, когда родители отпускают из-под своей власти детей (emancipatio), отказываясь от своего родительского права приказывать, равно как и от всякого притязания на возмещение расходов за прежний их уход и заботу: за это и по завершении воспитания они могут указывать детям их обязанности (по отношению к родителям) лишь как чисто нравственный долг, а именно как благодарность.
Из того, что родители – личности, следует также, что, хотя детей никогда нельзя рассматривать как собственность родителей, они все же принадлежат к их мое и твое (потому что подобно вещам они находятся во владении родителей и могут быть против их собственной воли возвращены из владения любого другого [лица] во владение родителей) и что право родителей не чисто вещное право и, стало быть, не отчуждаемо (ius personalissimum), однако оно и не чисто личное право, а представляет собой вещно-личное право.
Здесь бросается, таким образом, в глаза, что в учении о праве к рубрике о вещном и личном праве должна быть еще добавлена рубрика о вещно-личном праве, и, следовательно, прежнее деление прав было неполным, ибо, когда речь идет о праве родителей в отношении детей как части их домоустройства, родители могут не только ссылаться на обязанность детей вернуться, если они убежали из дому, но вправе также завладеть ими, как вещами (как сбежавшими домашними животными), и их поймать.
Дети в доме, составляющие вместе с родителями семью, выходят из-под опеки после достижения совершеннолетия (maiorennes) без какого бы то ни было договора о прекращении их прежней зависимости, просто благодаря тому, что приобретают способность содержать себя (это наступает отчасти как естественное совершеннолетие в соответствии с обычным порядком вещей, отчасти в соответствии с их особыми природными данными), т. е. они становятся сами себе господами (sui iuris) и приобретают это право без особого правового акта.
Еще раз о деньгах
Деньги – это вещь, пользование которой возможно лишь потому, что ее отчуждают. Это хорошая номинальная дефиниция денег, а именно она достаточна для различения этого рода предметов произвола от всех других; но эта дефиниция не разъясняет нам возможность подобной вещи. Все же отсюда видно, во-первых, что такое отчуждение при обращении задумано не как дарение, а как средство взаимного приобретения (через pactum onerosum); во-вторых, поскольку деньги мыслятся (в народе) просто как общепринятое средство торговли, которое само по себе не имеет никакой ценности в противоположность вещи как товару (т. е. тому, что имеет ценность и удовлетворяет отдельную потребность того или другого человека в составе народа), они представляют все товары.
Четверик зерна имеет величайшую непосредственную ценность как средство удовлетворения человеческих потребностей. Этим зерном можно кормить животных, служащих нам пищей, средством передвижения и замещающей нас рабочей силой, и таким образом увеличивать число людей и содержать этих людей, которые не только все снова и снова воспроизводят указанные продукты природы, но и могут способствовать удовлетворению наших потребностей при помощи искусственных продуктов: они содействуют строительству наших жилищ, изготовлению одежды, изысканным наслаждениям и вообще всевозможному комфорту, которые составляют блага промышленности. Деньги же имеют лишь косвенную ценность. Их самих нельзя потреблять или, как таковые, непосредственно использовать для чего-то; и в то же время они самое употребительное средство среди всех вещей.
На этом основании можно пока дать такую реальную дефиницию денег: деньги – это всеобщее средство взаимного обмена труда (Fleiss) людей; таким образом, национальное богатство, поскольку оно приобретено посредством денег, есть по существу лишь сумма труда, который люди уплачивают друг другу и который представлен обращающимися в народе деньгами.
Итак, вещь, дабы называться деньгами, должна сама стоить столько труда, нужного для ее производства или для предоставления ее другим, чтобы он был равен тому труду, при помощи которого должен быть приобретен товар (в виде продуктов природы или умения) и на который он обменивается. В самом деле, если материал, называемый деньгами, легче было бы произвести, чем товар, то на рынок поступало бы больше денег, чем выставлено на продажу товаров; и так как тот, кто продает, должен был бы затрачивать на свой товар больше труда, чем покупатель, к которому деньги поступают быстрее, то труд, затрачиваемый на изготовление товара, и потому ремесло вообще и промысловый труд, имеющий своим последствием общественное богатство, уменьшались бы и сократились. – Поэтому банкноты и ассигнации нельзя рассматривать как деньги, хотя некоторое время они их замещают; дело в том, что на их изготовление не затрачивается почти никакого труда и ценность их основана исключительно на мнении о том, что и впредь, так же как это удавалось до сих пор, их можно будет обменять на наличные деньги; между тем эта возможность внезапно исчезает, если оказывается, что наличных денег нет в количестве, достаточном для легкого и надежного оборота, и это неизбежно ведет к прекращению платежей. – Таким образом, промыслового труда у тех, кто в Перу или в Новой Мексике разрабатывает золотые или серебряные копи, особенно из-за напрасно затраченного труда при разного рода неудачных попытках найти рудные жилы, вероятно, больше, чем затраты труда на изготовление товаров в Европе, и было бы невозместимой потерей и, следовательно, крайне нерачительно дать этим странам вскоре разориться, если труд Европы, поощряемый именно указанными материалами, не будет в то же время соразмерно расти, дабы постоянно поддерживать у жителей Перу и Новой Мексики деятельное стремление к занятию горным промыслом при помощи предлагаемых им предметов роскоши: таким путем труд всегда будет поощрять труд.
Как труд становится деньгами
Но как возможно, чтобы то, что сначала было товаром, становилось в конце концов деньгами? Это происходит, когда высокопоставленное, обладающее властью лицо расходует какой-нибудь материал, который оно поначалу использовало лишь для придания блеска и лоска своим слугам (двору) (например, золото, серебро, медь, или какие-то красивые ракушки, называемые каурис, или, как это принято в Конго, особые циновки, называемые макутами, или железные прутья в Сенегале, или даже рабы-негры на Гвинейском побережье), т. е. когда какой-нибудь государь взыскивает со своих подданных налоги в виде такого материала (в качестве товара) и затем платит этим же материалом тем, чей труд, затрачиваемый на изготовление этого материала, должен быть таким образом поощряем; все это совершается по требованиям обмена между ними или с ними вообще (на рынках или на бирже). – Только таким образом (по моему мнению) товар может стать законным средством обмена трудом между подданными и тем самым – средством обмена государственным богатством, т. е. стать деньгами.
Понятие вещи, которая, будучи охвачена обращением имущества (permutatio publica), определяет цену всех других вещей (товаров), к каковым принадлежат даже науки, поскольку им обучают других не бесплатно, есть, следовательно, интеллектуальное понятие, под которое подведено эмпирическое понятие денег; сумма денег, которыми располагает народ, составляет его богатство (opulentia). В самом деле, цена (pretium) – это публичная оценка стоимости (valor) вещи в отношении к соразмерному количеству того, что служит всеобщим замещающим средством взаимного обмена труда (обращения). – Поэтому там, где обмен большой, золото и медь считаются не деньгами, как таковыми, а лишь товаром, так как первого слишком мало, а второй слишком много, чтобы легко пустить их в обращение и в то же время иметь их такими мелкими частями, какие требуются для обмена на товар или ряд товаров при самой небольшой покупке. И потому в широком мировом обмене за подлинный материал денег и за мерило всех расчетов и расценок принимается серебро (в большей или меньшей смеси с медью); прочие металлы (а еще менее неметаллические вещества) могут служить деньгами лишь у того народа, у которого небольшой оборот. – Первые два из указанных металлов, если они не только взвешены, но и отчеканены, т. е. если на них есть знак, указывающий их стоимость, представляют собой деньги, установленные законом, т. е. монету.
«Итак, деньги (по Адаму Смиту) – это тело, отчуждение которого есть средство и в то же время мерило труда и через которое люди и народы производят взаимный обмен»13. Эта дефиниция возводит эмпирическое понятие денег к интеллектуальному тем, что она имеет в виду лишь форму взаимных услуг в обременительном договоре (и отвлекается от их материи), и, таким образом, к правовому понятию в обмене мое и твое вообще (commutatio late sic dicta), дабы надлежащим образом представит