льшихся». Просим воспитать младенцев, наставить юность, поддержать старость, укрепить и утешить малодушных, собрать расточенных, соединить прельщенных в Своей Святой Соборной и Апостольской Церкви. «Плавающим сплавай, путешествующим сшествуй, вдовицам предстани, – говорим мы, обращаясь к Богу, – и сирых защити, плененныя избави и недугующих исцели». И тех, кто «на судищи, и в рудах, и в заточении, и в горьких работах, и всякой скорби, и нужде, и обстоянии сущих помяни, Боже». И помяни тех, кого мы не вспомнили неведением, или забвением, или множеством имен, Сам помяни, Боже, знающий каждого возраст и именование, знающий каждого от утробы матери его. Видите, здесь, в литургии Василия Великого, гораздо подробнее раскрывается, о ком молится в этот момент Церковь: обо всех, а о ком именно, перечисляется.
А если мы посмотрим литургию святого апостола Марка, которую совершают в Коптской церкви, в Египте, то там еще более подробно раскрыто это ходатайство, совершаемое после пресуществления Святых Даров. «Путешествующим братьям нашим или имеющим путешествовать на всяком месте сопутствуй. Находящихся в темницах, или в рудокопнях, или в оковах, или под судом, или в осуждении, или в ссылках, или в горьком рабстве, или изнуряемых налогами – всех помилуй, всех избави… Путешествующих людей – по рекам, или озерам, или дорогам, или каким бы то ни было образом совершающих путь, всех везде приведи в пристань спокойную, в пристань спасительную; удостой быть их Соплавателем и Сопутником; возврати их родным их радующимися, здоровым здоровых. Также и наше, Господи, странствие в сей жизни сохрани невредимым и необуреваемым до конца. Дожди благотворные обильно низпосли на места, имеющия потребность и нужду в них. Возвесели и обнови низшествием их лице земли, чтобы она оживилась каплями дождя, произращая. Речныя воды подними до собственной меры их; возвесели и обнови восшествием их лице земли. Притоки ея наводни, умножь произведения ея. Плоды земныя благослови, Господи, сохрани целыми и невредимыми для нас, возведи их для нас в семя и жатву…» Особенно молятся те, кто совершают коптскую литургию несколько иным чином – чином Василия Великого – о разливах Нила. Потому что здесь, в коптском уставе, отмечено, что во время разливов Нила надо произносить особую молитву. «Сподоби, Господи, наполнить воды Нила и в год сей и благословить их». А во время сеяния указание другое: «Помяни, Господи, семя трав и процветание поля в год сей; соделай, чтобы они возрастали, сколько возможно, благодатию Твоею; возвесели лицо земли, чтобы явилось плодородие ея и умножились плоды ея; благоустрой ея посев и жатву; жизнь нашу направь, как следует…»
Вот это очень важно понять, и мне очень хочется это в сегодняшнем нашем с вами разговоре подчеркнуть, что практически во всех религиях религиозность уводит человека из мира реального в мир фантастический, призрачный, выдуманный. Любая религия – это бегство от реальности, это бегство от мира. Такое бегство от реальности мы найдем в религии и древних греков, и римлян, и любого другого древнего народа. А христианство, наоборот, – это не бегство от реальности, а наше бесстрашное вхождение в реальность. И если к другим богам, к своим выдуманным богам человек уходит куда-то на гору, в пустыню, то в христианстве Сам Господь приходит к людям, где бы они ни находились, и входит в наши нужды, входит в дом каждого, присутствует при деле каждого, благословляет работу пахаря, благословляет работу печника, и ткача, и любого другого рабочего человека. Чем бы мы ни занимались, Господь входит в нашу работу. И это присутствие Божие среди нас, в нашей обыденной жизни, совершенно удивительным образом подчеркивается и раскрывается в ходатайственных молитвах древних литургий. В коптской литургии святителя Василия, и в литургии апостола Марка, и в литургии апостола Иакова, в литургии, чин которой сохранился в Апостольских постановлениях, в нашей с вами литургии святителя Василия всё это раскрыто чрезвычайно подробно. Крайне лаконично, но абсолютно о том же самом говорится в литургии святителя Иоанна Златоуста, которую мы совершаем обычно.
Я вам хочу еще привести текст из литургии Апостольских постановлений. «Еще молим Тебя и о городе сем и о живущих в нем; о находящихся в болезнях и в тяжком рабстве, о подвергшихся ссылке, лишению имуществ, о плавающих и путешествующих, чтобы Ты был Защитником, Помощником и Заступником их всех. Еще молим Тебя о ненавидящих нас и гонящих нас за имя Твое; за внешних и заблуждших, чтобы Ты обратил их ко благу и укротил ярость их. Еще молим Тебя об оглашенных Церкви, об удручаемых противником и о кающихся братиях наших… Еще приносим Тебе за благорастворение воздухов и изобилие плодов, чтобы, неоскудно наслаждаясь благами Твоими, мы непрестанно прославляли Тебя, дающего пищу всякой плоти. Еще молим Тебя и об отсутствующих по благословной причине, чтобы, сохранив всех нас в благочестии, Ты воссоединил нас в Царстве Христа Твоего…» И в это время, как раз именно в этот момент Божественной литургии, молились и о языческих властях христиане, прося, чтобы Бог умирил настроения этих языческих правителей, «да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте».
Чрезвычайно обидно, и невозможно не сказать об этом, когда говоришь о Божественной литургии, что все эти замечательные молитвы, такие важные и такие значимые для каждого и каждой из нас, читаются священником про себя, читаются священником шепотом. В это время хор занимает молящихся пением, и для большинства молящихся эти молитвы, увы, не доходят. В древней Церкви так не было. В древней Церкви и евхаристический канон совершался вслух, и ходатайственные молитвы тоже читались вслух. А за последние века сложилась вот эта практика. В результате получается какая-то оторванность христиан, молящихся в храме, от того таинства, которое совершается для них, ради них и на самом деле ими самими. Это какой-то парадокс: мы все, молящиеся, совершаем это таинство, и мы как бы не допущены до него, мы от него оторваны, потому что замечательные эти молитвы, о которых мы говорим с вами сегодня, читаются священником про себя.
Правду говоря, не везде. Митрополит Антоний Сурожский, замечательный святитель православного населения Англии, читает молитвы евхаристического канона вслух. И мало того – он как-то раз, будучи в Москве, испросил у Святейшего Патриарха Пимена благословения для тех московских священников, которые считают возможным совершать евхаристический канон вслух. И покойный владыка Пимен сказал: «Да, Бог благословит это начинание». Митрополит Антоний, таким образом, благословил через Патриарха Пимена у нас в России совершать, если кто считает это возможным, молитвы евхаристического канона вслух. В Американской Православной Церкви то же самое: многими священниками, которые считают, что их прихожане доросли до этого, евхаристический канон тоже совершается вслух.
Я думаю, что со временем литургия везде будет совершаться вслух. Потому что литургия – это действие соборное, это таинство, которое мы все, присутствующие в храме и молящиеся, совершаем. Потому что мы, прихожане московских и не московских храмов, как мне представляется, давно доросли до того, чтобы быть допущенными до того таинства, которое сами совершаем. Замечательный смысл ходатайственных молитв заключается в том, что мы просим в них о помощи Божьей, об участии Божьем в нашей жизни в физическом присутствии Самого Христа, Который уже среди нас. Как говорит Иоанн Златоуст, «великая честь – быть вспомянутым в присутствии Господа».
Когда я прихожу на исповедь и говорю о своих немощах, часто не удается услышать от священника наставления.
Мне одна прихожанка рассказывала о том, как она была в монастыре, и священник, исповедуя, только выслушивал то, что ему говорили, и никогда ничего не говорил в ответ. Если мы с вами посмотрим сам чин таинства Покаяния, то священник действительно выступает в этом таинстве прежде всего как уши Христовы. Священник говорит: «Се, чадо, Христос невидимо предстоит, приемля исповедание твое. Не усрамись ниже убойся, и да не скрыеши что от мене: но не обинуяся скажи все. Аз же только свидетель есмь, да свидетельствую пред Ним все, что скажеши мне». Я же только свидетель, чтобы свидетельствовать перед Ним то, что ты мне скажешь. Поэтому суть нашей исповеди заключается не в том, чтобы услышать на ней ответ, а в том, чтобы сказать Богу то, что нам необходимо сказать. И священник выполняет в этот момент роль не уст Христовых, а Его ушей. Так вот, не будем бояться той ситуации, когда нам священник ничего не говорит в ответ на нашу исповедь, потому что у Господа есть миллионы других путей дать нам ответ. Главное – принести нашу исповедь. Господь ее услышит, священник за вас помолится, и вы непременно получите ответ. Только умейте этот ответ услышать. Повторяю, у Бога есть миллионы путей этот ответ дать: и ваше духовное чтение, и радио, и телевидение, и газета, и кто-то из знакомых и друзей, и проповедь, которую вы услышите в храме после исповеди – в тот день, или на другой день, или через неделю. Так или иначе, самым неожиданным способом Господь может вам дать ответ. Может быть, вы будете ехать в метро, случайно купите книжку, случайно откроете ее на энной странице, и там, через эту страницу, Господь вам даст ответ.
Главная наша задача в исповеди – честно сказать то, чту мы хотим сказать Богу. А ответ придет.
«Раб Божий». А зачем Богу рабы? Богу нужны творцы, созидатели.
Это слово – «раб» – не вполне удачный перевод с греческого, и это не вполне удачный перевод с иврита на греческий слова «эвед» – работник, соработник Божий. Я об этом писал в статье «Страх Божий: что это значит?»[29]. Я призываю вас, родные мои, к тому, чтобы вы не цеплялись за слова. В последние годы в нашей религиозной жизни сложилась дурная практика: не видеть за словом смысла, абсолютизировать именно слово. А ведь слово – это очень часто не больше чем знак. И важно не то, как оно звучит, а чту оно обозначает, что за ним стоит. Повторяю, наша с вами задача – увидеть, что стоит за словом. Иногда, наверное, именно по этой причине евангельский текст, особенно в своем греческом оригинале, звучит так коряво: чтобы мы, не пленяясь красотой текста, вслушивались в его смысл. Потому что, когда мы пленяемся красотой текста, как нередко это бывает со стихами многих поэтов, мы уже не можем усвоить смысл, не можем понять, о чем здесь идет речь. Иногда так бывает, скажем, с канонами Иоанна Дамаскина, если их читать в оригинале. Они до того сладкозвучны, они до того красивы, что, воспринимая их с внешней стороны, с точки зрения поэзии, не воспринимаешь их содержание.