Отличало его и внимание к мелочам – на случай детских крестин или дней рождений он имел в своей каморке запас подарочков, купленных в путешествиях или на ходу в подземном переходе: шкатулочки, плюшевые игрушки, машинки и книжки. Иногда поражал уж совсем какой-нибудь дурацкой мелочью: «А что это ты сегодня не в полосатом? Я уже привык, что у тебя вся одежда в полосочку, а сегодня выхожу из алтаря и вижу – непорядок!»
Времени у него всегда катастрофически не хватало, он всегда куда-то спешил, но старался хоть на секунду задержаться, осведомиться, на ходу поцеловать в макушку, шепнуть «ну, держись» или помахать рукой.
Правда, сил на это становилось к концу жизни всё меньше. И если раньше на литургии (или обедне, как он сам говорил) во время слов «Христос посреди нас!» он спрыгивал с солеи к людям, пожимая руки, то в последние годы уже не мог. Голос иногда становился тише, взгляд уставший, но ни то ни другое никогда не казалось погасшим.
Он бывал слабым, раздраженным и даже яростным, изможденным нехваткой времени и сил, а порой даже ужасно несправедливым. Он очень нуждался в людях и одновременно бесконечно уставал от них, стремясь к уединению.
«Если соль потеряет силу, кто сделает ее соленой?»[56]
У слов «святой» или «праведник» слишком много пустых или благочестивых наслоений, иконности, елейности, постности и, главное, – статичности, и поэтому я всё меньше понимаю, чту вкладывается в эти понятия.
Но я твердо знаю одно: благодаря отцу Георгию нам удалось хотя бы краешком глаза, сквозь щель приоткрытой им двери, но увидеть Рай. Тот, который начинается не когда-нибудь потом, а здесь и сейчас.
22 июня 2013 г.
Андрей Налётов
Я познакомился с отцом Георгием летом 2000 года в храме Космы и Дамиана, когда пришел к первому своему причастию. Мне сразу стало как-то светло и очень хорошо, когда я увидел священника, похожего на университетского преподавателя, человека науки. Явление именно такого священника было для меня своеобразной поддержкой при первых моих шагах к церковной жизни. Тогда всё для меня было впервые – крещение, исповедь, причастие. Господь как будто заранее подготовил для меня множество подарков. Верующий с детства, я принял крещение в тридцать четыре года. В Улан-Удэ, где я жил, было плоховато с христианскими проповедниками, и когда в 1988 году я увидел в «Кинопанораме» отца Александра Меня, он произвел на меня ошеломляющее впечатление. С тех пор я стал собирать его книги, публикации его лекций, вырезки из газет о нем. И вот спустя десять лет после гибели отца Александра я крестился на месте его мученической смерти, в крохотной церквушке в Семхозе. Наука и преподавание были моей любовью, и, как какой-то совсем уж нежданный дар, я «получил» духовника-ученого, университетского преподавателя – отца Георгия Чистякова. Было ощущение, что Сам Господь протягивает мне руку через отца Георгия.
В том же 2000 году на ежегодной конференции памяти отца Александра Меня состоялся замечательный диалог священнослужителей трех религий. Отец Георгий был ведущим, комментировал, давал оценку происходящему и достаточно незаметно поднимал разговор на нужную интеллектуальную и духовную планку. Рядом с ним сидели раввин и мулла, в их обществе отец Георгий чувствовал себя комфортно, для него это было очень естественно – свободно и легко беседовать о Боге и о наших земных, человеческих с Ним отношениях. Для отца Георгия не существовало перегородок между людьми различных культур и вероисповеданий.
На той конференции был показан фильм «Холокост» Саввы Кулиша, был и сам Савва Кулиш, и это был последний сентябрь его жизни. Фильм телевизионного формата, «Холокост» оказался очень мощным по своему эмоциональному напряжению, люди в зале плакали, и у меня по щекам текли слёзы. Там были потрясающие, бьющие в самый нерв кадры, может быть, впервые показанные на экране. И в то же время в этом фильме очень четко и стройно проводилась линия к сегодняшнему цинизму, к сегодняшнему злу, к государственной ксенофобии. Гитлеровский антисемитизм, антисемитизм сталинского времени, антисемитизм и ксенофобия сегодня – фильм Саввы Кулиша был именно об этом и одновременно – о беспрецедентной трагедии еврейского народа. После показа фильма отец Георгий произносит слова о том, что увиденное нами очень похоже на то, что сегодня происходит в Чечне. Отец Георгий с присущей ему логической пылкостью говорит, что сегодня священнослужители освящают оружие, не видя границ между добром и злом; они благословляют солдат идти на войну в Чечню и, сами того не осознавая, благословляют саму войну, убийства, кровопролитие и своими действиями ничуть не отводят беду от нашей страны, даже, к сожалению, подталкивают ее к гибельному пути, что очень страшно. Это было выступление не политика, а священника, который не закрывает глаза на реалии сегодняшнего дня. Это было выступление человека, который живет с Богом и поэтому очень четко видит, где зло, где добро, и не подменяет одно другим.
В 2003 году несколько деятелей культуры – Людмила Улицкая, Виктор Шендерович и другие написали обращение, которое называлось «Остановим чеченскую войну вместе». Оно было адресовано не президенту, не правительству, а людям – тем, кто этих писателей, этих общественных деятелей, просто талантливых людей любит и ценит. Это был призыв прекратить войну «в своих головах», это был порыв сказать, выкрикнуть всем, что война в Чечне, которую развязало правительство, – настоящее преступление.
Как только был отредактирован текст письма, я выслал его по факсу отцу Георгию, и он тотчас же, буквально несколько минут спустя, позвонил и сказал (горячо, страстно, как он обычно говорил): «Андрей, конечно же, я подписываю это письмо, оно и написано очень хорошо, и подписали его люди, в одной компании с которыми быть просто приятно – Сергей Юрский, Людмила Улицкая, Фазиль Искандер. Для меня находиться в такой компании большая честь». Он подписал, не боясь ничего, хотя мы понимали, что для отца Георгия это может быть чем-то чревато – церковное руководство не так посмотрит, потом могут возникнуть какие-нибудь неприятности. Но сам он никаких неприятностей не боялся, он знал, что важнее всего – сказать людям правду, донести до них истину. Еще он всегда был уверен, что если его, отца Георгия, гражданский поступок может спасти хотя бы одного человека, хотя бы одну душу, то поступок этот уже имеет смысл. Поэтому и к правозащитникам отец Георгий относился с особым, трепетным чувством. Он благословил нас на правозащитную деятельность, на правозащитные акции без политиков, которые мы проводили в 2003 году.
В мае 2005 года, когда мы проводили ежедневные пикеты в защиту Михаила Ходорковского у Мещанского суда, отец Георгий на личной исповеди благословил меня на организацию пикетов.
Я тогда исповедовался в собственной несдержанности по отношению к тем людям, которых поставили напротив нас. Я говорил отцу Георгию, что не могу спокойно смотреть на оплаченные властями пикеты, на которых студийная массовка держит оскорбительные лозунги против Ходорковского. И одновременно мне очень стыдно за свою несдержанность, за гнев по отношению к ним. Отец Георгий на это ответил, что это просто люди, зарабатывающие деньги; их пригласили, им сказали, сколько заплатят, вот они за это и стоят. То, что они делают, по большому счету нехорошо, и нужно, чтобы они сами об этом знали и слышали, поэтому им нужно говорить о том, что поступают плохо, но при этом быть сдержанным.
Правозащитная деятельность идет рука об руку с политикой – в нашей России так будет, вероятно, еще очень долго. Начиная с 2005 года российская политика стала гнить. Это относилось и к политике властей, и к политике оппозиции. Всё вдруг стало каким-то черным, злым и нездоровым. Мы попытались войти в только что созданный Объединенный гражданский фронт Гарри Каспарова, но и его организация словно намеренно выстраивалась так, что либо производила расколы и конфликты, либо вязла в беспомощности. Убежденность в том, что непременно нужно, объединяясь с кем попало, ломать и демонтировать режим, приводила к почти полной размытости между добром и злом, к потере образа будущего России. Впрочем, всё это было уже не столь существенно по сравнению с полным нежеланием демократических лидеров договариваться друг с другом. Всеобщая потеря смысла, слабое понимание того, что в результате наших действий будет на выходе, зараженность пустой агрессивностью – всё это могло вызывать только досаду и боль. И отец Георгий в этот период меня очень сильно поддерживал своим внутренним оптимизмом. И снова он призывал меня не переживать, терпеть и говорил: вы все граждане одной страны и вы должны показывать, что всем вам, независимо от вашей политической ориентации, небезразлично то, что происходит. Надо терпимее относиться друг к другу и надо показать власти, что люди разных взглядов не приемлют такую власть именно потому, что она воспитывает ненависть в людях.
Отец Георгий говорил об этой власти, что она воспитывает нетерпимость и создает очень сильную напряженность в обществе, выталкивая из политики конкурентов. Говорил он и о том, что власть идет на поводу у диких националистических инстинктов и заражает ими людей. В наших с ним разговорах он никогда не высказывался об отдельных людях в этой власти, он ее персонифицировал как некий единый организм зла, совращающий злом всех, в первую очередь – молодых людей. Это цинизм, враждебный христианским ценностям, враждебный всему самому лучшему, светлому в людях.
Сам отец Георгий выход из печальной ситуации в нашей России видел прежде всего в возрождении веры в Бога, в появлении ростков христианского самосознания в людях. Он стремился к тому, чтобы люди внутренне узрели Бога. Это очень медленный и долгий путь. Но именно такое медленное, эволюционное и потому твердое и неуклонное возрастание веры было главным в чаяниях отца Георгия по отношению как к России, так и к отдельным людям. Путь России, по глубокому убеждению отца Георгия, – это, конечно, цивилизованный европейский путь. Это реализация в жизни христианских ценностей. Выход из плачевного состояния, в котором находится Россия, по убеждению отца Георгия, состоит в том, что государство должно относиться к человеческой жизни и к людям вообще как к высшей ценности. Спасти Россию, вывести ее из «бесконечного тупика» может только смена приоритетов ценностей. Не хвататься за оружие, не искать врагов, а ценить людей, вступать в диалог, воспитывать терпимость, а это уже приближает к любви.