Отец Георгий был человеком европейского склада. Интеллигентный и образованный, он мог с одинаковой страстностью говорить и на абстрактные, и на конкретные темы. Совершенно абстрактную, метафизическую тему понимания незримого Бога он легко выводил на уровень зримого восприятия Бога и даже мог заставить человека увидеть Бога внутренним взором. В своих лекциях и проповедях отец Георгий легко и образно формулировал то, что другие, может быть, чувствуют, но не могут выразить словами.
Во время исповеди лично для меня важны были его жесты и тональность его голоса. На исповеди он мог сказать только одну фразу, допустим: «Вот от этого всё и идет», «Вот это и есть причина греха» или – «Надо стараться!» Но тональность, с которой это произносилось, всегда была неповторимой, – горькой или радостной, грустной или ликующей. И жест. Жест отца Георгия – это всегда прижать к себе, обхватить твою голову руками, говоря: «Андрей, держитесь, держитесь!» И я всегда чувствовал себя в его надежных руках так, как будто кто-то светлый и сильный подхватывает меня, поднимает мою душу над повседневной, часто безрадостной жизнью. И самым главным стимулом к стремлению быть лучше для меня было именно то, что я видел и чувствовал: для отца Георгия я являюсь очень важным и нужным. И, видимо, так было у многих, кто с ним общался, каждый человек чувствовал, что для отца Георгия именно он очень важен и ценен.
Последний раз с отцом Георгием я встречался и долго разговаривал осенью 2006 года. Тогда только-только начиналась государственная антигрузинская кампания, и я к нему пришел даже не столько по делу, сколько просто за моральной поддержкой. Наша с ним беседа продолжалась более двух часов. Мы говорили о том, что начинается подъем ксенофобских настроений, раздуваемых самими властями.
В это время во Франции прошла волна агрессивного протеста мигрантов-гастарбайтеров. Наши русские националисты, воспользовавшись случаем, подняли у нас волну нетерпимости к мигрантам с Кавказа и из Средней Азии, причем легальным или нелегальным – для них никакого значения не имело.
Отец Георгий сидел перед компьютером и сказал: «Вы знаете, что слушатели “Эха Москвы” ответили на вопрос, как нужно поступить в данном случае с мигрантами во Франции?» И он показал на данные соцопроса «Эха»: выяснилось, что 75 процентов слушателей выступают за жесткие полицейские меры, в том числе – за массовую депортацию. А что происходит в это время во Франции? Там выходят на улицы сотни тысяч французов и призывают правительство пойти на уступки нелегальным иммигрантам, быть терпимее, ни в коем случае не использовать силу против них. Вот различие.
Казалось бы, два разных менталитета. Но менталитет народа здесь ни при чем, в действительности это у нас подогревалось властями.
«Если бы власти хотели терпимости и толерантности, они бы у нас были», – сказал отец Георгий. Ненависть к другим людям и народам массированно разжигается прокремлевскими средствами массовой информации, агрессивными телепередачами, агрессивными фильмами. Политиков вместо конструктивного диалога заставляют грызться друг с другом, выходить к барьеру. Это пагубно воздействует на людские души, политика такого уровня – это совращение, искушение быстрой победой за счет других. Отец Георгий считал, что наша власть этим и занимается.
Я тогда спросил у отца Георгия: «Правда ли, что среди иерархов нашей Церкви преобладает мнение, что территориальная целостность Российского государства стоит выше жизни отдельного христианина?»
«Да, есть такие высказывания руководства РПЦ, – ответил с какой-то неожиданной улыбкой отец Георгий. – А что вы хотите?
Они же тоже люди, они же тоже граждане этой страны, они в чем-то такие же, как и большинство ни о чем не думающих обывателей». И добавил несколько иронично: «Россия, конечно же, летит в пропасть, но нужно сделать так, чтобы ее падение было “мягким”, это от нас зависит. Нужно стараться вывести из темного состояния хотя бы одного заблудшего ближнего, вот что самое основное».
Потом появилось письмо интеллигенции против антигрузинской истерии, которое начиналось словами: «Россия переживает дни позора».
Это письмо было обращено не к президенту, не к властям, а к гражданам нашей страны, ко всем людям. Когда я вчерне писал это письмо, я всё время думал, как бы мог это написать отец Георгий, и, внутренне ориентируясь на него, написал первые строчки, в которых звучала его страстность, его неравнодушие. Это письмо подписали ведущие деятели культуры. Отец Георгий очень хорошо воспринял этот текст, но посоветовал изменить последнюю фразу. Потом я выслал ему окончательный вариант, с правками Григория Чхартишвили и Инны Чуриковой, и он сказал, что этот последний вариант просто великолепен. «Вы просто молодец», – эти его слова были для меня высшей наградой. Письмо получилось очень резким, по сути это было обвинение нашего руководства в раздувании разнузданной, цинично-пошлой ксенофобии, в чудовищной депортационной политике с попытками сегрегации – обвинение в таких вещах, которые вообще-то были свойственны нацистам в фашистской Германии. Несмотря на то что отец Георгий похвалил письмо, я не настаивал на том, чтобы он его подписал, и даже об этом не просил, поскольку там были очень резкие формулировки. Но, мне кажется, если бы я его попросил, отец Георгий подписал бы это письмо без колебаний.
На следующий день после гибели Ани Политковской было воскресенье. В храме служил отец Георгий. В проповеди он сказал, что убита Анна Политковская, и как это страшно, когда убивают человека за то, что он говорит правду. Отец Георгий после службы заочно отпевал Аню. У нас на этот день был назначен пикет против антигрузинской истерии, но мы понимали, что посвящен пикет будет гибели Ани. Подходя к Новопушкинскому скверу, мы увидели, что там стоят не намеченные пятьдесят человек, а не менее тысячи, много людей с портретами Ани Политковской, с цветами. Через какое-то время я увидел, что мимо пикета идет отец Георгий, одетый во всё черное, как будто в трауре. Он сворачивает, проходит через милицейские рамки и заходит на наш пикет. Это было 8 октября 2006 года.
2007 г.
Максим Никифоров
У меня дома хранится как реликвия расписание наших богослужений за ноябрь 1994 года, и у меня там отмечена одна дата: 11 ноября, вечер пятницы. Тогда еще отец Георгий исповедовал по пятницам. Мне этот день памятен не только этой вечерней первой исповедью в жизни, но тем, что с утра этого дня я поехал, по своему обыкновению, на занятия в университет (я тогда учился в МВТУ им. Баумана), и по дороге меня начали, как часто это бывает, одолевать сомнения. «Вот ты сегодня вечером собрался на первую исповедь. Ты еще не готов, надо подумать, всё хорошенько осмыслить. Давай-ка лучше в следующий раз, через недельку». С этой мыслью я доехал до «Бауманской», открылась дверь вагона, я вышел на платформу, и в этот самый момент мимо меня по платформе прошел отец Георгий. Это был шок. Я до сих пор не могу забыть. Вечером я как штык был в храме и даже не удержался, в конце спросил: «Скажите, отец Георгий, а мог ли я вас сегодня с утра видеть на Бауманской?» – «Да, да, я был, но в город не выходил». Это первый промыслительный момент, до сих пор меня поддерживающий: ты по верному направлению пошел.
А второй – довольно быстро, в 1995 году, мне довелось стать полноценным студентом отца Георгия. Есть случаи, когда студенты отца Георгия уже потом становились его прихожанами. У меня было наоборот – сначала прихожанин, а потом уже студент. Кто-то из моих друзей-прихожан говорит: «Ты знаешь, он не только у нас в храме. Он здесь неподалеку, в Высоко-Петровском монастыре, преподает, читает курс античной литературы в таком учебном заведении: Российский православный университет Иоанна Богослова». Действительно, в те годы среди множества других служений отца Георгия было преподавание в новом, тогда еще только открытом учебном заведении. Он читал лекции и даже возглавлял один из факультетов. Он назывался (я сейчас просто произнесу это название как музыку) «Библейско-патрологический факультет». Что такое библейский, все понимают. Что такое патрологический – мало кто. Даже я тогда еще не очень понимал, что это значит. Многие так и называли наш факультет «библейско-патриотическим». Но нас это не смущало. И действительно так случилось, что отец Георгий меня благословил после окончания Бауманского продолжить обучение. Еще пять лет я учился и закончил этот православный университет, замечательное в то время учебное заведение.
Дерево познается по плодам. Чем закончилось? Все студенты, которые учились у отца Георгия в те годы, потом не пропали. В конце девяностых годов Патриарх Алексий II создал церковно-научный центр «Православная энциклопедия». Он до сих пор существует, и не просто как издательство, а как научный центр. И те, кто учился у отца Георгия, кто изучал древние языки, всякие богословские предметы, но при этом [люди] светские – те потом, в конце девяностых годов, как раз были очень неплохо трудоустроены в «Православной энциклопедии». Я до сих пор там работаю и всегда с большой благодарностью вспоминаю отца Георгия за то, что он меня в этом направлении поддержал. Светлая ему память.
1 июля 2018 г.
Джованна Парравичини
Отец Георгий много лет был большим другом нашего фонда «Христианская Россия в Италии». И он часто бывал у нас и участвовал в конференциях, где были католики и православные. И, кроме того, мы бесконечно привозили к нему потоки итальянских паломников: в церковь Космы и Дамиана, к отцу Александру, к отцу Георгию.
Конечно, очень яркая личность и человек глубокой культуры. Но прежде всего – человек горячей веры и глубокой близости ко Христу. Для него, во-первых, Христос жив, Христос как живое присутствие, и Христос, Который живет все-таки в Церкви. Он рассказывал о своей встрече со Христом через Евангелие и потом через отца Александра Меня, когда он понял, что Христос, Которого он так горячо любил, все-таки жив в той Церкви, порог которой он тогда еще не переходил. Помню, он часто повторял, что отец Александр шагнул к нам как человек из неразделенной Церкви. И когда мы, когда наши итальянцы, наши католики смотрели на него, то [смотрели] не как на православного человека, священника. Они смотрели на него как на человека, который жил и горел именно этой любовью ко Христу.