Не устану повторять: музыковеды, слушайте музыку с нотами в руках, просто слушайте, ничего не анализируя, мозг сам все это организует. Это как раз тот случай, когда количество переходит в качество. И помните, что осваивать музыку следует в юношеском возрасте (так она лучше усваивается), потому что позже, когда вы будете работать музыковедами, у вас не будет ни времени, ни желания это делать.
Хотел было поставить точку, но не смог удержаться, и поэтому приведу хотя бы один пример. В одном из музыкальных училищ, где я работал (не буду указывать в каком, потому что уверен, что это могло происходить в любом училище), ко мне подходит преподаватель теоретического отделения и спрашивает, что это за музыка? После этого играет тему струнных из самого начала медленной третьей части Второй симфонии Рахманинова. Я отвечаю ей. Она говорит, что они на заседании отдела не могли определить, поэтому и обратилась ко мне, сказав, что кто-то (она назвала кто) сказал, что это какая-то попса.
Что это означает? А означает это то, что педагоги где-то слышали эту музыку, но не смогли определить ее. Так же это означает, что они, возможно, «проходили» (слово-то какое говорящее) ее во время своей учебы, прослушав один раз. Но сказано же, что мы ленивы и нелюбопытны. Ну ладно бы это была какая-нибудь симфония Ляпунова, а это ведь сам Рахманинов!
P. S. Как-то в недавнем разговоре с моим старинным приятелем Владимиром Григорьевичем Пешняком, я рассказал ему о том, как я слушал Вторую симфонию Брамса. Он тут же мне сказал, что точно так же он слушал Девятую симфонию Бетховена, будучи на первом курсе Иркутского музыкального училища. С В. Г. Пешняком мы вместе открывали Алтайский институт культуры в 1975 году, а позднее, волею судеб, оказались в Москве. Докладываю о результатах, вытекающих из всего этого: В. Г. Пешняк – заслуженный деятель искусств России, член Союза композиторов, профессор РАМ им. Гнесиных, а я – почетный профессор той же Академии. Молодежь, мотайте на ус!
Возвращаясь к вопросу о составе русского народного оркестра
Предлагаю народникам вторично прислушаться к советам, идущим от специалиста по оркестроведению. Впервые я обнародовал законы оркестрового строительства тридцать лет назад, в 1993 году. Напомню их:
1) На оркестровом инструменте должны быть полностью решены проблемы хроматизации и темперации его звукоряда.
2) Основные инструменты оркестра образуют группы, которые формируются на условиях представительства каждого тембра на всех участках оркестрового диапазона.
3) Количество групп не превышает четырех.
4) Совокупность отношений между группами образует определенную функциональную иерархию, согласно которой выделяется главная группа, две контрастирующие.
5) Оркестр представляет собой систему, тяготеющую к высшей целесообразности и экономичности функционирования своих элементов.
6) Трудно переоценить стабильность состава оркестра.
7) Оркестр входит в историю музыки со своим репертуаром.
Появление этой статьи под названием «О предпосылках формирования состава русского народного оркестра» было вызвано анализом полемики, случившейся в конце 70-х, в начале 80-х годов по нашей теме.
Напомню, что я писал в то время: «Если суммировать все высказанные предложения о расширении состава оркестра, то обнаружится, что он нуждается в обеих духовых группах симфонического оркестра, некоторых инструментах среднеазиатских и закавказских народов, в нем не хватает смычковых инструментов (как скрипок, так и гудков), далее было предложено узаконить постоянное присутствие народных духовых инструментов, ввести инструменты ВИА»[6].
Народники почему-то напрочь забывают (а точнее не знают), что русская народная музыка преимущественно вокально-хоровая, и доля инструментального в ней минимальна. Можно говорить лишь о балалайке (для плясовых мотивов) и гуслях звончатых для аккомпанемента голосу. Оба эти инструмента не подходят для строительства оркестра. Мне возразят: а как же владимирские рожки и прочие деревянные духовые инструменты? Отвечу: они пригодны лишь для ансамблевого исполнения, в оркестре они так и не прижились, несмотря на пропаганду их в оркестре им. Н. П. Осипова. Пропаганда эта слабеющая – в настоящее время в этом оркестре как утопающий за соломинку держатся за несколько владимирских рожков, но не один из оркестров ими не пользуется. За это их следует похвалить, ибо это говорит о том, что они против фальшивого звучания в своих оркестрах, выполняя тем самым один из важнейших заветов В. В. Андреева.
Следует заметить, что не я вывел законы оркестрового строительства, я только зафиксировал опыт этого строительства. Согласно этим законам В. В. Андреев и Н. П. Фомин сделали невероятное – построили Великорусский оркестр фактически из одной группы. В самом деле, что собой представляет Великорусский оркестр как не одну группу (домровую), разделенную в результате (по удачному определению В. Петрова) функционального размежевания, где балалайки басы, контрабасы и альты (поделенные на альт и секунду) содержат в себе все признаки домр – строй и игра медиатором, а от балалаек у них только форма корпуса? Даже гусли были не народного типа, а сделанные Н. П. Фоминым с фортепианной клавиатурой. В результате в Великорусском оркестре присутствует лишь один народный инструмент – балалайка прима.
А что такое оркестровые гармоники? В 1936 г. мастер Фром сделал по заказу К. С. Алексеева группу оркестровых гармоник, которые в виде квинтета были предназначены для оркестра четырехструнных любимовских домр. Инструменты этого квинтета никак нельзя было назвать народными, но они оказались востребованы в 1945 г., когда П. И. Алексеев возглавил русский народный оркестр Всесоюзного радио. До этого он пробовал разные типы гармоник (квартет монофонов, концертину и баян), как бы проверяя их в деле.
Я не знаю, какая была клавиатура (или клавиатуры) на баяне, впервые сделанном Стерлиговым, но, очевидно, к 1936 г. или к 1945 г. была принята клавиатура бельгийской системы, названная ленинградцами «московской». Это проблема стучалась в дверь для строительства оптимальной контрастирующей группы в оркестре. В оркестре должно быть две контрастирующие группы. Одна имеющаяся группа, если считать балалаечную – отдельной группой, мало контрастирует с основной (домровой), поэтому желательна группа с более сильным контрастом, ею и стала группа гармоник. Но и она оказалась недостаточно контрастной, поскольку состояла из одного тембра. Так возникли дополнительные флейта и гобой. Почему именно эти тембры оказались востребованы? Да потому, что кларнет и фагот дают наибольшее приближение к тембру гармоник, нежели гобой и флейта.
В последнее время участились случаи включения в состав оркестра двух труб, которые необходимы в переложениях классической музыки, в которой нередки трубные сигналы. Это делается для того, чтобы эти сигналы не звучали карикатурно. В сумме эта контрастирующая группа обладает четырьмя тембрами, как и в симфоническом оркестре. Полагаю, что на этом надо остановиться, потому что состав русского народного оркестра, как и любого иного оркестра, должен быть стабильным и не зависеть от отдельных руководителей. Скажите, что делать руководителю оркестра им. В. Андреева после Д. Хохлова? Ведь львиная часть репертуара этого оркестра рассчитана на его «оригинальный» состав. В искусстве тоже существуют законы, нарушить которые нельзя без последствий.
Н. П. Осипов и П. И. Алексеев
Не отпускает меня эта тема, тем более что в предыдущих работах я не все успел сказать. И решил на этот раз сопоставить деяния этих двух людей как бы в одно время. Кроме того, должен сразу же предупредить читателя о том, что я не буду, во избежание недоразумений касаться здесь деятельности Н. П. Осипова как солиста-балалаечника, то есть, котлеты – отдельно, мухи – отдельно. И еще, в дальнейшем изложении я буду ссылаться на свою книгу «Очерки по истории русского народного оркестра», изданную в 2018 г. и переизданную в 2022 г.
Итак, с 1908 г. по 1919 г. П. И. Алексеев домрист (малая домра) в Великорусском оркестре В. В. Андреева. С 1913 г. по 1917 г. он совмещает работу с учебой на высших музыкальных курсах В. Б. Поллака (специальность – теория композиции). Раньше я ошибочно считал, что П. И. Алексеев был в течение нескольких лет концертмейстером оркестра, на самом же деле им был В. В. Кацан, а Алексеев, по-видимому, был помощником концертмейстера[7].
А что в это время делал Н. П. Осипов? Он учился в Училище правоведения – это факт. Тем не менее, он использует версию о том, что он учится на скрипке в Петербургской консерватории у знаменитого профессора Л. Ауэра, окончил ее с золотой медалью, о чем до сих пор можно прочитать в википедии, правда с заменой Ауэра на Крюгера. Кроме того Н. П. Осипов утверждал, что он окончил Петербургский университет как юрист. В то же время он зарекомендовал себя в роли крупье во Владимирском игорном доме в Петербурге. Почему я доверяю этому свидетельству А. Андрюхина[8]? Потому что это естественно вписывается в облик Н. П. Осипова как игрока по жизни. Я, например, совершенно не поверил, если бы сказали такое о П. И. Алексееве.
В 1919 г. П. И. Алексеев переезжает вместе с группой народников Великорусского оркестра в Москву. Он едет с ясно осознанной целью – спасти Андреевское дело, поскольку в Москве уже существует Государственный оркестр старинных инструментов под руководством Г. П. Любимова. Он понимает, что с переездом в столицу правительства культурное строительство может пойти по иному пути, тем более что Москва за 30 лет не приняла Андреевскую реформу.
Через три года туда же устремляется Н. П. Осипов, но цель у него противоположная – «карьера для него все» (А. Андрюхин). И он придумывает гениальную идею – ведь он же игрок. Он «теряет» паспорт, а в новом увеличивает свой возраст на пять лет, якобы он родился не в 1901 г., а в 1896 г. Что это ему дает? Теперь он может вполне уверенно говорить, что окончил Петербургскую консерваторию по классу скрипки у профессора Л. Ауэра и юридический факультет Петербургского факультета. В приличном обществе не принято для подтверждения своих слов показывать диплом, а общаться он будет только с людьми из приличного общества.