Максим Стрельченко, учился в Электростальском музыкальном колледже им. А. Н. Скрябина с 2005 г. по 2009 г. по классу скрипки, по дирижированию занимался у В. И. Тарасовой. Затем, окончил Академию им. Маймонида по классу скрипки и симфонического дирижирования.
«Я подпишусь под его словами!» – Максим Власов, учился в Электростальском музыкальном колледже им. А. Н. Скрябина с 1997 г. по 2001 г. по классу ударных инструментов. После окончания училища работал три года в студенческом симфоническом оркестре иллюстратором.
Без комментариев.
Воспоминания о первом директоре Барнаульского музыкального училища Петре Павловиче Спирине
Сразу же должен оговориться, почему я заменяю воспоминания об училище воспоминаниями об одном человеке. Во-первых, моих воспоминаний о Петре Павловиче (в дальнейшем – П.П.) вполне хватает на статью, во-вторых, я уверен, что буду единственным человеком, который на это решится.
В самом деле, ну не писать же мне о том, как, например, по общему фортепиано у меня (понятно, что не только у меня) были сначала не помню кто, а затем Д. Северов (трубач), а позднее М. С. Калинкин (дирижер-хоровик), или о том, как у нас вела анализ дирижер-хоровик, окончившая Ленинградскую консерваторию (К. К. Наливнова), которая на первом же уроке поставила перед нами ноты 1-го фортепианного концерта П. Чайковского и заявила, что он начинается с главной партии. Когда я сказал, что это тема интродукции, а главная партия начинается там, где Allegro, она, полистав ноты, немного призадумалась, а затем воскликнула: «Ой! И правда!»
Не хочется мне также писать о том, как мой педагог по специальности Д. Н. Волховицкий на вопрос члена комиссии, на одном из академических концертов, что я буду играть, ответил: «Он сам скажет». Расшифровываю ситуацию – он проводил время за игрой в шахматы в учительской, и поэтому не знал, что я выбрал себе для игры на зачете.
Но, спешу добавить, что мы не были в претензии к педагогическому коллективу, где-то интуитивно понимая, что все это обусловлено трудностями роста училища. Настанет время, в город приедут специалисты с высшим образованием – и все наладится. Я вообще считаю, что каждый должен учиться у музыки как у самого великого педагога. Многие тогда сидели не на своем месте, а среди тех немногих, кто занимал свое место вполне законно, как раз и был П. П. Спирин. Теперь перехожу непосредственно к воспоминаниям.
В 1957 году я окончил Искитимскую музыкальную школу и тут перед моими родственниками встал вопрос, куда меня определить. Было решено попробовать меня на предмет поступления в год назад образовавшееся Барнаульское музыкальное училище. Приезжаю в Барнаул вместе с дядей (братом отца, который погиб на войне), идем в училище. Там мне было устроено прослушивание. Дело в том, что об этом попросил дядя. В кабинете директора сидели: П. П. Спирин, В. П. Введенский, кто-то еще. Проверку слуха проводила Е. Ф. Зорина. Она попросила меня отвернуться и, нажав клавишу, сказала: «Это нота до, а теперь называй другие». Помнится, что она нажимала ноты в разных регистрах, белые и черные клавиши, но я все говорил точно. Когда она окончила испытание, то я, повернувшись, успел заметить, как она всем показала большой палец, поднятый вверх.
Опускаю процесс поступления в училище, во время учебы мы с П.П. лично не общались. По распределению я должен был ехать на работу в музыкальную школу г. Камень-на-Оби, но кто-то мне сказал, что П.П. (а не педагог по специальности) перераспределил меня в училище педагогом по классу баяна. Но я немного забежал вперед потому, что хотелось бы сначала обратиться к воспоминаниям общего характера.
К счастью, П.П. не был музыкантом. Он приходил на работу ежедневно в период с 6 до 7 часов утра, и уходил не скажу, что позже всех, но все-таки достаточно поздно. Он освоил нотную грамоту и был способен даже проверять задания по элементарной теории музыки. Он создал фонотеку и нотную библиотеку в первый же год, причем лично ездил на Всесоюзное радио договариваться, чтобы у нас была вся музыка, необходимая для курсов музлитературы. Для нотной библиотеки он привез из Москвы часть нотницы Музгиза (откуда-то узнал, что она перевозится в значительно меньшее помещение), благодаря чему в нашей библиотеке была масса редких партитур.
Идея учебы лучших выпускников только в Москве, а именно в ГМПИ им. Гнесиных, принадлежала П. П. Об этом он договорился с ректором ГМПИ им. Гнесиных Ю. В. Муромцевым. Договор этот не имел никакой юридической силы, но мы все давали подписку о том, что вернемся в Барнаул после учебы. На меня, правда, это не распространилось, так как я решил поступать на заочное отделение. Ровно год я преподавал специальный баян, но поскольку я в середине года перевелся на теоретический отдел училища имени Гнесиных, то с любой точки зрения я не должен был продолжать оставаться преподавателем по классу баяна. И здесь помог случай: дело в том, что в конце года уволился преподаватель по инструментовке, музыкант-любитель по профессии бухгалтер. П.П. вызвал меня и спросил: «Возьмешь инструментовку? Преподавать некому – все отказываются». В результате я стал преподавать инструментовку ровно 60 лет назад, с 1962 года.
Как я стал аранжировщиком? Во-первых, выполняя пожелание П. П. Во-вторых, мне показалось это интересным делом. Я взял «Основы оркестровки» Н. А. Римского-Корсакова, проштудировал их и через пару летних месяцев был готов к преподаванию инструментовки. Я уверен, что если бы я отказался, то лишился бы половины содеянного мной для музыки.
Да, чуть не забыл описать, как я собирался выехать в Москву. Дело в том, что по закону дипломы распределившихся на работу выпускников должны были лежать в сейфе руководителя учебного заведения. Это для того, чтобы новоиспеченный педагог не вздумал куда-нибудь удрать. И только через три года можно было отпускать его хоть на все четыре стороны, выдав диплом. Естественно, мне понадобился диплом для поступления, а тут случилось так, что мой педагог по специальности Дмитрий Николаевич Волховицкий был в августе и.о. директора, и вот он-то и встал у меня на пути. «Не поедешь в Москву, а поедешь в Новосибирск», – сказал он. Я: «Нет, в Москву…» Он: «А я говорю, что поедешь в Новосибирск». В общем, так мы стояли и препирались до тех пор, пока Дмитрий Николаевич вдруг побелел и, вытащив диплом из сейфа, со злостью бросил мне под ноги. Я спокойно взял диплом и вышел.
Почему я не подчинился Д. Н. Волховицкому? Да только потому, что П.П. не одобрил бы такого шага от меня, это нарушило бы его желание. Тем не менее, сделаю неожиданный вывод: мне повезло с педагогом по специальности, я благодарен ему за то, что он не мешал моему развитию.
Вспоминается еще один случай. П.П. кто-то сказал, что наша бухгалтерия, узнав о том, что я перевелся из ГМПИ им. Гнесиных в училище им. Гнесиных, решила, коли я учусь второй раз в музыкальном училище, лишить меня полагающихся мне льгот заочного обучения, а именно – зарплаты на время сессии, оплаты проезда и т. п. П.П. вызвал меня и спросил, правда ли все это? Я ответил утвердительно, тогда он пошел в бухгалтерию и устроил там разнос. Не знаю, что он им говорил, но, очевидно, то, что я учусь по другой специальности. В бухгалтерии же, по-видимому, считали, что я дважды учусь музыке, не разбираясь в сути дела. Выйдя от них, он сказал мне: «Ты знаешь, не удалось вернуть тебе деньги, но больше они так не будут делать. Ручаюсь!»
П.П. распорядился, чтобы была осуществлена пристройка к училищу на десять отдельных комнат, для жилья педагогов. Думаю, что сменивший его Л. С. Калинкин до этого бы не додумался.
Задумываясь над тем, какой человек нам явился в лице П.П., я полагаю, что он был, прежде всего, государственным человеком. Что я понимаю под этим словом? Я уверен, что, если бы П.П. поставили руководить, например, сельскохозяйственным техникумом, он точно так же вникал бы во все детали (конечно, до известных пределов) новой для него специальности. И коли государство поручило ему это дело, то у него не было бы сетований по поводу того, что вот, мол, поручили мне неизвестно что, а ведь тот, кто его назначил на должность директора музыкального училища, был уверен, что П.П. справится. И ведь этот кто-то оказался прав. Как сказал поэт (Н. С. Тихонов): «Гвозди б делать из этих людей: крепче б не было в мире гвоздей».
И еще. Он был, безусловно, коммунистом, причем честным коммунистом, придерживающимся всех заповедей строителя коммунизма. Я уверен, что имя, данное училищу, имени 40-летия Октября возникло с его подачи. И это было без каких-то показных лозунгов – дело прежде всего. Вначале я отметил, что нам не повезло с некоторыми преподавателями, но это уравновешивалось тем, что у нас был такой директор.
Почему-то в Барнауле никто не помнит, что городское начальство перевело в 1963 году П.П. на должность директора филармонии, я не знаю, сколько времени он пробыл на этом месте, поскольку в 1964 году уехал учиться в Москву, поступив на очное отделение ГМПИ им. Гнесиных историко-теоретико-композиторского факультета.
Последний раз с П.П. все-таки довелось увидеться. Я после работы в Ростовской, а затем в Астраханской консерватории в 1975 г. вернулся в Барнаул во вновь открывшийся Алтайский институт культуры. А в 1976 г. отмечался 20-летний юбилей училища, на который был приглашен П.П., к сожалению, я не выяснил, откуда он приехал. И вот, дождавшись окончания сутолоки, когда можно было побеседовать, предстал перед П. П. Он обрадовался моему появлению, пытался расспросить меня, очевидно обо мне, но я опередил его, высказав все, что я о нем думал. Он внимательно выслушал, не перебивая, наклонив голову, а потом сказал, перейдя на вы: «Ну это вы оставьте себе». Я действительно оставил это себе, а сейчас раскрываю перед читателем то, что я знаю об этом удивительном человеке, благодаря тому, что эту возможность мне предоставила нынешний директор училища Светлана Ивановна Прокофьева, за что ее глубоко благодарю.