ьзовался и даже добился некоторых успехов. Четыре сотни бойцов высадились на берег, захватили небольшую возвышенность — примерно в пятистах шагах от стены — и укрепились на ней. На рассвете следующего дня подвели тараны, и трубы дали сигнал ко всеобщему штурму. Последовало несколько ожесточенных стычек, продолжавшихся до самой темноты. В стене, которая прикрывала дамбу, удалось пробить несколько брешей, но родосцы держались стойко и отбили все атаки до единой. В сумерках Деметрий отвел свои основные силы на отдых и для перегруппировки, и в это самое время родосский флот под покровом тьмы попытался подвести к вражеским боевым порядкам брандеры[40]. Первая попытка закончилась неудачей, но впоследствии неожиданные вылазки из порта стали для Деметрия постоянной головной болью. Впрочем, главные события этой осады были еще впереди. Деметрий еще несколько раз пытался прорваться в гавань; возле брешей в прикрывающей дамбу стене периодически происходили настоящие сражения, талантливо разработанные и крайне изматывающие для обеих сторон. На захваченном при первом же штурме холмике были установлены гигантские катапульты, которые обстреливали каменными ядрами городскую стену — до тех пор, пока она не подалась. Не следует забывать о том, что метательные орудия той далекой поры представляли собой весьма грозную силу как в нападении, так и в обороне. Они могли метать камни весом от семидесяти до шестисот фунтов[41]; или обстреливать врага дротиками длиной от шести до двенадцати футов [42]. Архимед при осаде Сиракуз сконструировал механизм, способный разом швырнуть в противника тысячу восемьсот фунтов камней[43]. Радиус обстрела существенно менялся в зависимости от размера машины, но для самых крупных средняя дальность стрельбы прямой наводкой составляла порядка шестисот ярдов — и тысячи ярдов для навесного огня[44].
Но вернемся к Деметрию: его отборные пехотинцы упорно карабкались на стены по приставным лестницам, но всякий раз защитники сбрасывали их с парапетов. Стало ясно, что штурм порта провалился; и еще того очевиднее — что вследствие превосходства родосского флота на морс ни о какой морской блокаде не может быть и речи. Деметрий на время отвел свой собственный флот, чтобы привести его в порядок и подготовить к очередной атаке на гавань; он хотел окончательно убедиться в том, что с этой стороны к городу не подобраться, прежде чем применить другую тактику и средства. Вторая попытка взять гавань приступом окончилась так же, как и первая — и снова благодаря шторму и родосскому боевому флоту, который в самый неожиданный момент совершил очередную вылазку и повредил множество кораблей. В общем, не оставалось ничего другого, кроме как построить Гелеполис и натравить ее на родосцев. И снова основные силы Деметрия были оттянуты от городских стен, а сам полководец впал в инженерный раж, самозабвенно командуя постройкой этого колосса осадной техники. Тем временем родосцам отчасти удалось восстановить свой обычный боевой дух; их неуловимый флот постоянно тревожил коммуникации врага, а один из рейдов принес особенно богатую добычу: роскошные подарки, картины и даже письмо к Деметрию от его жены Филы. Все это, вместе с письмом, было отправлено Птолемею Египетскому: поступок, который взъярил Деметрия сверх всякой меры. В довершение всех бед родосская пехота тоже взялась устраивать ночные вылазки и спалила несколько артиллерийских батарей. Однако мало-помалу работа по созданию Гелеполис продвигалась в нужном направлении. Ее описание у Диодора иначе как любовным не назовешь — он только что не оглаживает ладонями ее массивные борта. Машина, видимо, и впрямь внушала ужас сродни священному.
Гелеполис представляла собой движущуюся башню на дубовых колесах. Основание у нее было квадратным, а борта наклонными. Мнения относительно общих ее размеров расходятся. Диодор утверждает, что в высоту она достигала 150 футов при 75 футах ширины[45]. Много позже Виртувий вычислил, что весить она должна была 125 тонн, впрочем, в данном случае мы можем иметь дело всего лишь с абстрактной математической задачей, не более того. В ней было девять этажей, и она легко перекрывала стены Родоса. Она была битком набита катапультами, абордажными крюками и перекидными мостиками, позволявшими легко поднять пехотинцев на те самые стены, на которые они не смогли взобраться по лестницам. Двигалась она с жутким грохотом и скрежетом, но двигалась — и что еще удивительней, для того чтобы стронуть ее с места, требовались слаженные действия команды в три тысячи четыреста человек. Как большинство осадных машин того времени, снаружи она была покрыта плотной чешуей из плетеных щитов и бычьих шкур. На самом верху располагалась площадка для лучников, но предпоследний этаж предназначался для огромных баков, вода в которые подавалась с помощью насосов по шлангам, сделанным из коровьих кишок. По обе стороны к Гелеполис пристроили по черепахе с таранами, а еще — крытую галерею, под защитой которой могли работать саперы. Нетрудно представить, что почувствовали родосцы, когда увидели эту огромную осадную машину на стартовой позиции. С городской стены им наверняка было видно, как инженеры опробуют это чудище, проверяют готовность таранов и выдвижных мостиков, прежде чем придвинуть ее к выбранному участку стены. Горожане предпринимали отчаянные попытки сорвать строительные работы, но тщетно. Сил для предпринимаемых время от времени вылазок катастрофически не хватало; саперы быстро тушили горящие стрелы; кропотливо просчитанные подкопы наталкивались на не менее продуманные контрподкопы, которые сводили на нет все усилия. К Деметрию была послана делегация книдян — в качестве посредников в переговорах, это породило в городе новые надежды. Деметрий, однако, отказался от каких бы то ни было переговоров. Его ответом стала Гелеполис. Он приказал выдвинуть ее на стартовую позицию, наметанным глазом тут же подметив, что тут же обрушившийся на нее со стороны города ливень метательных снарядов практически не опасен. Что ж, решимости родосцам явно было не занимать. Боевого духа тоже. Союзники регулярно снабжали их продовольствием, в количествах вполне достаточных. Первая победа досталась им: Деметрию дважды не удалось взять город с моря, а еще одна попытка одержать верх при помощи взятки тоже провалилась. Его агенты сумели выйти на Афинагора, начальника родосской караульной службы, предложив за соучастие весьма солидную сумму; об этом предложении было тут же доложено родосцам, которые постановили: наградить Афинагора за честность золотым венком и пятью талантами серебра. Афинагор был уроженцем не Родоса, а Милета и командовал египетскими наемниками, и этот его поступок тем паче было расценен как добрый знак. Чтобы еще сильнее укрепить решимость осажденных стоять до конца, родосцы объявили, что любой гражданин, павший с оружием в руках, будет похоронен за счет города, его родителям и членам его семьи будет назначено содержание от городской казны, а дочерей, в случае их замужества, приданым обеспечит все та же казна. Сыновьям же, значилось далее в декрете городских властей, по достижении совершеннолетия на празднестве Диониса в городском театре будет вручен полный боевой комплект. Это был мудрый политический ход. Воодушевленные этими обещаниями, причем не меньше, чем поступающей со всех сторон подмогой, родосцы взобрались на стены города и приготовились защищать их до последней капли крови.
Видимо, примерно на этой стадии осады часть войска неприятеля сумела прорваться на одном из участков сквозь городские укрепления, и бойцы вернулись в лагерь и доложили, что в городе они наткнулись на художника Протогена, который в своем обнесенном стенами саду писал картину, не обращая ни малейшего внимания на оглушительный грохот атак и контратак. К Деметрию уже приходила делегация родосцев с просьбой сохранить это произведение искусства целым и невредимым. Согласно анекдоту, приведенному у Плиния, Деметрий пригласил Протогена к себе в ставку и, когда художник прибыл, спросил его, как же тот может спокойно работать над своей картиной, когда судьба его родного города висит на волоске. Художник ответил: «Я уверен, что ты воюешь с людьми, а не с искусствами». В ответе этом был весьма тонкий привкус лести; впрочем и этого хватило, чтобы завоевать расположение Деметрия, который приставил к художника личного телохранителя и приказал ни в коем случае его не трогать.
При первой же атаке великая Гелеполис сшибла целую башню и разрушила большой участок стены. В пролом, как муравьи, тут же ринулись войска, и на развалинах развернулась отчаянная рукопашная. Сражение длилось весь день, а когда спустилась ночь, Деметрий увидел, что пробиться в город его армия так и не смогла. Мало того, Гелеполис получила серьезные повреждения, и ее нужно было срочно чинить. В который раз ему приходилось останавливаться на полдороге. Диодор не доверил бумаге тех слов, которые произнес полководец, оглядывая травмированный механизм осадной башни, взбираясь на скользкую от крови кучу битого камня, оставшуюся от разрушенной им стены, в расщелинах которой лежали трупы и оружие. Конечно же в данной ситуации могли звучать лишь самые отборные ругательства. А родосцы трудились не покладая рук, используя внезапную передышку для того, чтобы хоть как-то укрепить район, примыкающий к огромному полумесяцу рухнувшей стены. Осадные машины отремонтировали и доукомплектовали. А у Деметрия наспех собранная команда оттащила Гелеполис в безопасное место, где инженеры могли работать над ней, не опасаясь свиста стрел над головой и прицельных выстрелов с городской стены, на которую по-прежнему все карабкались и карабкались защитники. Кампания явно застопорились. Прибывшее как раз в это время посольство из Афин наверняка не преминуло указать на это обстоятельство; однако и их попытки выступить в качестве посредников не нашли понимания. Обе стороны твердо стояли на своем. Гелеполис починили и медленно вывели на прежнюю позицию напротив завораживающего взгляд пролома в