[5-4]. Исторический масштаб научного достижения Троцкого невозможно полностью осознать даже в настоящее время. К сожалению, объем моей книги не позволяет раскрыть его теоретическое наследие и рассказать о деятельности Троцкого более детально. Мы уверены, что наступит такой день, когда эту традицию, которую и преследовали, и поносили, и изолировали, и раскалывали, будут изучать во всем ее многообразии.
В данной связи будет уместным упомянуть о некоторых идейных наследниках Троцкого. Характерно, что два самых талантливых представителя следующего после него поколения были оба из интеллигенции — выходцами из Восточной Европы (точнее, из пограничных районов Польши и России). Исаак Дойчер (1907—1967 гг.), родившийся вблизи Кракова, был активным членом нелегальной Коммунистической партии Польши. Дойчер порвал с Коминтерном из-за политики последнего по отношению к подъему нацизма в 1933 г. Пять лет своей жизни он отдал политической борьбе в составе существовавшей в польском рабочем движении оппозиционной троцкистской группы Пилсудского. Накануне второй мировой войны он отрицательно отнесся к решению Троцкого организовать IV Интернационал, отказавшись, таким образом, от попытки сохранить политическое единство теории и практики, что он считал в то время нереальным, и эмигрировал в Англию[5-5]. В Англии, уже после окончания войны он стал профессиональным историком и написал несколько крупных работ об Октябрьской революции, принесших ему мировую известность. Несмотря на расхождения с Троцким, их научные интересы были очень близки: перед смертью Троцкий работал над биографией Сталина, а первой работой Дойчера было продолжение биографии Сталина с того периода, на котором остановился его предшественник. Впоследствии наиболее значительной работой Дойчера предстояло стать биографии самого Троцкого[5-6]. Его наиболее заметным единомышленником и современником был другой историк, Роман Роздольский (1898—1967 гг.). Он родился во Львове и был одним из основателей Коммунистической партии Западной Украины. Работая под руководством Рязанова в качестве члена-корреспондента Института Маркса — Энгельса в Вене, он примкнул к Троцкому в его критике укрепления сталинизма в СССР и политики Коминтерна в отношении фашизма в Германии в начале 30-х годов. Возвратившись во Львов, он с 1934 по 1938 г. был членом местного троцкистского движения в Галиции, работал над исследованием, посвященным истории крепостничества в этом регионе. Во время войны он попал в плен к немцам и был брошен в нацистские концентрационные лагеря. Освободившись в 1945 г., он эмигрировал в США, где, отказавшись от непосредственной политической деятельности, посвятил себя самостоятельной научной работе (Нью-Йорк, Детройт). Там он написал одну из немногочисленных серьезных марксистских работ по национальной проблеме в Европе со времен Ленина[5-7]. Его основным произведением, однако, стало фундаментальное исследование «Предисловия Маркса к “Критике политической экономии” и его связи с “Капиталом”», опубликованное посмертно (1968 г.) в Западной Германии[5-8]. Роздольский пытался воссоздать ход экономической мысли зрелого Маркса, чтобы соединить современный марксизм с основной традицией экономической теории в рамках исторического материализма, нарушенной уходом со сцены австромарксизма в межвоенный период. Сам Троцкий не написал серьезных экономических работ в отличие от большинства теоретиков его поколения. Роздольский же, не имея специальной экономической подготовки, задумал свое исследование, руководствуясь чувством долга перед грядущими поколениями, будучи единственным оставшимся представителем восточноевропейской культуры, которая в свое время породила большевизм и австромарксизм[5-9]. Его надежды не были тщетными. Четыре года спустя Эрнест Мандель, бельгийский троцкист, активный участник движения Сопротивления, прошедший через фашистские застенки, заметная фигура в IV Интернационале после войны, опубликовал в Германии развернутое исследование «Поздний капитализм», в котором использовал многие положения Роздольского[5-10]. В работе Манделя был дан первый теоретический анализ глобального развития капиталистического способа производства после второй мировой войны, изложенный в категориях классического марксизма.
Таким образом, направление, родоначальником которого был Троцкий, представляло прямую противоположность традиции западного марксизма. Троцкизм сосредоточил усилия на политике и экономике, а не на философии. Он носил отчетливо интернациональный характер, никогда не замыкаясь на проблемах одной страны или ограничивая свой кругозор рамками национальной культуры. Работы этого направления отличали ясный и страстный порыв, а литературным достоинством работы, особенно исследования Троцкого и Дойчера, не уступали или даже превосходили другие направления. Его представители не руководили кафедрами в университетах. Их преследовали и объявляли вне закона. Троцкого убили в Мексике, Дойчер и Роздольский жили в эмиграции, не имея возможности вернуться на родину — в Польшу и Россию. Манделю запрещен въезд во Францию, ФРГ и США и до сего дня. Этот список можно продолжить. Цена, которую пришлось заплатить за попытку поддержать марксистское положение о единстве теории и практики, даже в тех случаях, когда от него в конце концов отреклись, была высока. Вместе с тем и польза для будущего социализма была огромна: сегодня это политико-теоретическое наследие имеет большое значение для возрождения революционного марксизма в международном масштабе.
Следует признать, что теоретические приобретения троцкизма страдали своими слабостями и изъянами. Тезис Троцкого о том, что опыт Русской революции послужит моделью для всех стран, остается проблематичным; его работы по Франции и Испании не обладают той глубиной, которая отличает его работы по Германии; его суждения о второй мировой войне, в отличие от анализа нацизма, следует признать ошибочными. Оптимизм Дойчера относительно перспектив внутренних реформ в СССР после смерти Сталина не имел оснований. Главные произведения Роздольского были по сути скорее констатирующими, чем аналитическими. Книга Манделя, появившаяся после долгого затишья в экономических исследованиях, имела очень характерный подзаголовок: «Попытка дать объяснение».
Итак, развитие марксистской теории не смогло «перепрыгнуть» через материальные условия своего собственного развития — реальной социальной практики пролетариата своего времени. Сочетание вынужденной изоляции от основных отрядов организованного рабочего класса во всем мире и длительного отсутствия выступлений революционных масс в ведущих центрах индустриального капитализма неминуемо наложило свой отпечаток на троцкизм в целом. Троцкизм также в конце концов подчинился диктату времени в условиях длительного исторического периода поражения рабочего класса на Западе.
Особенно отрицательно сказалось на троцкизме игнорирование им новой ситуации, что отличало его от западного марксизма. Троцкисты по-прежнему пытались обосновать необходимость и возможность социалистической революции и пролетарской демократии, несмотря на многочисленные факты, говорящие об обратном, и это неминуемо толкало их к консерватизму. Сохранение классических марксистских доктрин стало превалировать над их развитием. Убежденность в триумфе дела рабочего класса и экономическом крахе капитализма, основанная больше на воле, чем на интеллекте,— типичный порок этого течения марксизма. Следовало бы провести историческую опись достижений и неудач троцкизма. Необходимость системного критического анализа наследия Троцкого и его последователей, подобного тому, что в потенциале уже можно было бы провести по наследию западного марксизма, давно назрела. В то же время рост международной классовой борьбы с конца 60-х годов (впервые после поражения «левой оппозиции» в России) начал создавать возможность возрождения идей троцкистского толка в основных сферах дискуссий и деятельности рабочего движения. Когда они соединятся, ценность идей троцкизма пройдет испытание практикой массового пролетарского движения.
Тем временем изменения в политическом климате, происходившие с конца 60-х годов, не могли не отразиться на западном марксизме. Конец этому течению может положить объединение теории и практики в массовом революционном движении, свободном от бюрократических предрассудков. Как историческая форма западный марксизм исчезнет, как только разрыв между теорией и практикой, его породивший, будет преодолен. Первые признаки его преодоления различимы уже теперь, но процесс этот далек от завершения. Современный период все еще носит переходный характер. Крупнейшие коммунистические партии Европы, которые всегда были полем притяжения для западного марксизма, отнюдь не исчезли, и их позиции в рабочем классе своих стран не были заметно подорваны, хотя доверие интеллигенции к ним как к революционным организациям ослабело. Многих видных представителей западного марксизма, о которых мы говорили, уже нет в живых. Остальные пока что оказались неспособны отразить новую ситуацию, сложившуюся после событий во Франции в 1968 г., в сколь-нибудь весомых теоретических разработках. Представляется, что свой интеллектуальный путь они уже прошли. Среди молодого поколения, сформировавшегося под влиянием традиции западного марксизма, наметился явный сдвиг в сторону экономических и политических исследований, в отличие от предшественников, чье основное внимание было уделено философским вопросам[5-11]. Этот сдвиг, однако, зачастую сопровождался простым смещением фокуса внимания с советской модели социализма к китайской. Организационно и идеологически недостаточно подкрепленная ориентация на Китай вместо СССР в остальном способствовала сохранению скрытой политической разнородности западного марксизма. Явное или неявное смещение ориентации представителей старшего поколения теоретиков, таких как Альтюссер и Сартр, от СССР к Китаю лишь подтверждает сохранение с