В свете новообретенного знания поведение Макса и прочих его знакомцев становилось и понятнее, и намного непонятнее одновременно. Теперь ясно, почему г-н Чусов так радовался просмотру фильма «Трудности перевода» и все повторял, что это один из самых величайших фильмов всех времен и народов! И при этом непонятно, почему он и вся его компашка, обладая способностью путешествовать во времени, например, просто не вернулись в прошлое и не настучали Наташе по башке еще в тот момент, когда она писала ту злосчастную рекламу, из-за которой у них, по всей видимости, столько геморроя? Зачем такие сложности, как изымание целого разворота из уже сданного в печать номера, когда так легко было все предотвратить, просто на один денек слетав в прошлое? Загадки, сплошные загадки… И самая большая — почему они не используют свои знания и способности, чтобы быть в этом времени героями, «звездами» и законодателями мод, а не теми полунищими лузерами, в качестве которых они живут здесь сейчас? Может, на самом деле все эти люди и не из будущего, а просто тихие сумасшедшие?..
Г-жа Ростова посмотрела на часы: было уже почти четыре часа. Она уже ощущала себя вполне готовой к искренней беседе с Максом. Она уже достаточно знает, чтобы дать ему понять — его происхождение для нее не тайна, так же как и все происходящее в кафе из «списка Тарасовой». И если он не объяснит ей, что происходит, по-хорошему, она все равно, так или иначе, докопается до правды. Но уже по-плохому.
Наташа вышла из кафе. На противоположной стороне улицы рабочие торопливо заклеивали плакат с рекламой лапши быстрого приготовления афишами предстоящего на следующей неделе концерта группы «Клиническая жизнь». Г-жа Ростова этому ничуть не удивилась… Она достала мобильник, набрала номер Петрова и доложила, что переговоры с рекламодателями прошли успешно. Они согласились на перенос сроков публикации. Семен Семенович выразил удовлетворение и сообщил, что типография признала, что отпечатала брак, и согласилась выплатить неустойку. «Еще бы, — хмыкнула про себя г-жа Ростова. — Они, небось, получили за этот брак от Садкового и компании такую сумму, которая с лихвой перекроет штраф». Но ее, честно говоря, больше волновало другое.
— А что на счет моей аналитической записки? — напрямик спросила г-жа Ростова. — Вы уже приняли какое-нибудь решение?
— Пока что нет, но я близок к тому, чтобы его принять, — расплывчато ответил г-н Петров. — Давайте вернемся к этому разговору на следующей неделе. — И начальник повесил трубку.
Следующий звонок Наташа сделала Максу и безапелляционно заявила, что ей просто необходимо поговорить с ним. И как можно скорее.
— Какие проблемы? — легко согласился Масик. — Поговорим. Я как раз с делами пока что развязался, можем сходить в «Якиторию», например, как ты любишь.
— Нет уж, давай дома. Разговор серьезный. Но если ты сейчас на Белорусской — а что-то подсказывает мне, что это именно так, — то зайди и купи сушей на вынос. Дома съедим.
Случаются такие странные эмоциональные выверты, когда то, что для тебя очень и очень важно и интересно, вдруг, буквально без всякой внешней причины, становится совершенно безразлично. Вначале ты очень сильно напрягаешься и переживаешь за исход какого-то дела. Причем желание того, чтобы все вышло по-твоему, просто чрезмерно. Оно настолько велико, что буквально парализует: ты боишься сделать хоть один неверный шаг на пути к цели. И именно в тот самый момент, когда нервы на пределе, а от осторожности весь организм охватывает судорогой, вдруг… все становится совершенно неважно, обыденно и довольно глупо…
И ты уже ничего не боишься. И делаешь шаг, и еще шаг, и еще — совершенно бездумно. Потому что только забыв об ответственности момента и судьбоносности каждого сказанного слова, ты и в состоянии действовать. Только должная степень вовремя проявляющегося пофигизма и дает силы сделать шаг.
Такие случаи парализующей ответственности с Наташей уже случались — и неоднократно. Если опустить всякие там традиционные страхи перед экзаменами и обратиться к более сознательному периоду жизни, то в первую очередь, конечно, стоит упомянуть страх перед первой рекламой. Когда г-жу Ростову только приняли агентом-стажером во «Все удовольствия столицы». Перед ней стояла очень простая задача: чтобы попасть в штат, за месяц найти хотя бы одного рекламодателя. Надо ли говорить, что весь этот месяц Наташенька из кожи вон лезла, чтобы продать кому-нибудь хоть восьмушку рекламной полосы? Но ничего у нее не получалось. И вот, когда испытательный срок уже был на исходе, г-жа Ростова начала понимать, что если она сейчас не достанет хоть какую-нибудь рекламу, то можно будет смело признаться не только руководству и коллегам, но и самой себе, что она совершенно не способна быть рекламным агентом. В качестве последнего шанса проявить себя Тарасова дала Наташеньке задание провести переговоры с одним агентством, устраивающим выездные праздники на территории заказчика. Г-жа Ростова до сих пор помнила, как долго она сидела перед телефоном и… мучительно боялась поднять трубку и набрать номер этого агентства, чтобы договориться о встрече. Страх провала был велик… Она боялась целый день… И весь следующий день она парализованно просидела у телефона, завороженно глядя на его кнопочки и на бумажку с записанным на ней номером. И только на третий день, когда стало очевидно, что если не позвонить и прямо сейчас же не договориться о встрече, то она уже ни за что не успеет отработать это задание в срок… И только тогда, когда тянуть уже дальше было нельзя, Наташа, как в холодную воду, бросилась в переговоры и, зажмурившись, нажала кнопку вызова на телефоне. В трубке раздались гудки, потом она услышала ровный мужской голос и… в этот момент страх отступил, и пришла очередь здорового пофигизма. Наташе вдруг стало все равно, как закончатся переговоры, и потому она провела их очень непринужденно и довольно удачно. Потом, конечно, осознание ответственности момента парализовывало ее еще не раз. Особенно когда надо было написать рекламные тексты для о-очень важных и «толстых» заказчиков — тогда Наташа могла часами, днями и сутками напролет сидеть перед чистой страницей Word'а на мониторе и не решаться набрать ни одного слова текста. Вплоть до того момента, пока не осознавала: если она сейчас не напишет хоть какой-нибудь, уже не важно какой текст, то это точно будет провал.
И вот сегодня г-жа Ростова возвращалась со своих полевых исследований домой с точно таким же парализующим ощущением судьбоносности момента. Ей было очень и очень важно разговорить Макса и узнать всю правду о том, что с ним и его товарищами происходит. Важно со всех сторон… В конце концов, Масик — пожалуй, самое радостное и светлое, что было в ее жизни. И сегодня Наташа впервые по-настоящему испугалась, что может потерять г-на Чусова, причем навсегда, — если вдруг он на самом деле из будущего и время его пребывания в наших днях ограничено. Если же Макс не из будущего, то ему явно светила психушка. И это было не менее страшно.
Вначале, конечно, Наташа пыталась спланировать, как именно она подступится к этому разговору, раздумывала над тем, как правильно начать. Но стоило Максу войти в квартиру, снять ботинки, пройти в кухню и поставить на стол перед молча курившей Наташей пакет с суши, г-жа Ростова без всякой предварительной подготовки, понимая, что если сейчас между ними начнется традиционная легкая болтовня, то до главного дело уже не дойдет, выпалила:
— Макс! Я знаю, что ты с Садковым не вчера познакомился. Я знаю, что вас связывает. Вы из будущего. Я знаю, что у вас проблемы. Я знаю, что я со своими рекламами вам почему-то сильно мешаю. Я знаю, что это вы испортили весь сегодняшний тираж нашего журнала. И обо всем этом я хотела бы откровенно поговорить. Если ваши правила предписывают в этом случае убить меня, вон лежит ножик. Возьми и зарежь меня. Но я хочу быть с тобой честной, не играть в игры и не делать вид, что я ничего не знаю. Мне бы хотелось, чтобы ты тоже был честен со мной. Все. Я все сказала. Прими решение. Я не буду тебе мешать.
Наташа взяла пепельницу и в гробовой тишине ушла в комнату, провожаемая страшным взглядом побледневшего г-на Чусова.
Думал Макс долго. Так долго, что г-жа Ростова забеспокоилась, что если он в самое ближайшее время не появится в комнате, то принесенные им суши успеют стать несвежими. Но торопить или давить на г-на Чусова Наташа не сочла возможным. Она даже постеснялась выйти в туалет, чтобы не нарушить его уединенного мыслительного процесса. Наконец Макс появился на пороге.
— Хорошо, — выдохнул он. — Я действительно из будущего.
— Очень хорошо, — тоже выдохнула с облегчением г-жа Ростова, подошла к Максу, долгим взглядом посмотрела ему в глаза и крепко обняла. — Ну что, пойдем есть суши?
Лед был растоплен.
Вскрывали пластиковые коробки с едой, разливали соевый соус по соусникам и разводили в нем васаби молча. В предвкушении большого разговора. Вопросов у Наташи было так много, что она не знала, с чего начать.
— Из какого ты года? — нарушила тишину г-жа Ростова.
— Я перешел из 2235-го, — не глядя на Наташу, ответил Макс.
— Круто. Значит, ты теоретически мог бы быть моим… — Наташа задумалась, производя в уме математические вычисления.
— Прапрапрапрапраправнуком, — подсказал ей г-н Чусов. — Я тоже почему-то сразу считать начал, кем бы я тебе пришелся, если бы… Но я не твой прапра…
— Салага! — недоверчиво покосилась на Макса г-жа Ростова. — Значит, точно не мой? Ну слава Богу. А чей?
— Ты их не знаешь! — отмахнулся Макс.
— А ты? Ты их знаешь?
— Видел некоторых, — лаконично ответил г-н Чусов. — Специально ездил в Киев, Бельцы, Ярославль, село Большое Жирово Курской области, под Батуми, деревню Залучье Тверской области, в Челябинск, в Воронеж, Мытищи…
— Не многовато будет?
— И это я еще не добрался до Хубэя, Пенджаба, Торонто и других замечательных уголков! Предков же много. Посчитай сама: родителей у тебя было двое, бабушек-дедушек — уже четыре в общей сложности, дальше — на уровне пра — уже восемь предков, на уровне прапра — уже шестнадцать человек. А ты представляешь, сколько у меня в твоем времени прапрапрапрапрапрадедов и бабок? Около двухсот пятидесяти… Я даже не о всех своих родственниках в этом времени знаю…