– Эй, парень! Забыл, как тебя зовут? – Макс поманил его рукой.
– Остап.
– Выпить хочешь?
– Не спаивайте мальчика, – укоризненно покачала головой Эка, – лучше бы покормили. Кстати, ты голодный?
Остап отрицательно затряс головой.
– Ну, все равно, иди к нам, чего один там сидишь?!
Он послушно пересел и с надеждой посмотрел на Эку, видно ожидая от нее поддержки.
– Кстати, о еде. И где наша пицца? – вспомнил вдруг Макс.
Лицо у парня страдальчески искривилось:
– Меня уволят.
– Не уволят. А если уволят – невелика потеря. Подумаешь, работа – пиццу разносить. Так и где она?
– Там, – Остап мотнул головой в сторону окна, выходящего во двор. – Я, как труп увидел, так ее в грязь и уронил.
– Кретин. За это тебя стоило бы уволить.
– Да как вы можете?! – возмутилась Эрика. – Он же совсем еще ребенок!
– Какой он ребенок! Такие дети в войну уже со штыками на врага шли. Тебе сколько, восемнадцать?
Остап, насупившись, кивнул.
– Ты не расстраивайся, все будет хорошо, причина у тебя уважительная, – погладила его по плечу Эрика.
– Да?
– Конечно. Лучше расскажи, чем ты в жизни занимаешься? Кроме того, что пиццу развозишь.
– Учусь. На втором курсе университета.
– А отделение какое?
– Экономическое.
– И кем после будешь?
– Финансистом.
– Ух ты. А подрабатываешь, чтобы учебу оплачивать?
– Нет. Я на бюджетном учусь, стипендию получаю. Правда, маленькую. А работаю, потому что деньги нужны.
– Зачем?
– Мечта у меня есть.
– Расскажешь?
– Нет. А то не исполнится.
– Ну и правильно, не рассказывай никому. Мечты обязательно должны исполняться, иначе какой смысл мечтать, – ободряюще улыбнулась Эрика.
– Керубино, – вдруг задумчиво произнес Филипп, внимательно прислушивавшийся к диалогу. – Ни дать, ни взять – Керубино. «Мальчик резвый, красивый, влюбленный…» Удобная роль для начинающего ловеласа. И вот уже красавица Эка крутится вокруг и вытирает ему слезки: женское сердце падко на жалость. Женственные мужчины, мужественные женщины… О век! О нравы!
– А мне нравится, – вяло возразил Макс, – есть такие привлекательные женские типажи, которые производят впечатление на мужчин именно «ковбойским шармом». Сюзи Кватро, к примеру. Из современных – Диана Арбенина.
– То-то я смотрю, вы из всего многообразия типажей именно Аманду выделили, с ее рюшечками и оборками, – саркастически заметила Валерия.
– О, Валерия, вы уже вернулись! Тихо ходите, практически неслышно. Насчет Аманды – вы ее просто плохо знаете. Есть женщины, неспособные нацепить на себя подростковые штаны, а есть – неуютно чувствующие себя в юбке. Прелесть же Аманды в том, что она разнообразна, – ответил вместо Макса Филипп.
– Валерия, не завидуйте, а если завидуете, то делайте это хотя бы не столь явно, – влезла в разговор Аманда. – Я понимаю, конечно, возраст – «уж зима катит в глаза».
Валерия вспыхнула.
– Да, она разнообразна, ваша Аманда. От хамства к грубости и обратно. Обширная палитра. Вот Лидия была неповторима. Она играла восхитительно, да! Жаль, я не успела ей этого сказать. Скупы мы на похвалу, скупы. От нас, тех, кто только потребляет, никому ни холодно, ни жарко – ни артисту, ни певцу, ни поэту. Вот критиковать – легко, тут мы все горазды. А сказать: «я люблю вас» или – «это прекрасно», да не между собой, сплетничая в гостиной, а самому артисту, в глаза – это вряд ли. Я не хочу сказать, что совсем против критики, я к тому, что артист открыт, а потому беззащитен и уязвим.
– А мне, в отличие от вас, двадцать пять, – как ни в чем не бывало, продолжала предыдущую мысль Аманда, – и долго еще будет двадцать пять.
– В каком смысле? Вы собираетесь умереть, чтобы навсегда остаться молодой? Пожалуйста, только не делайте этого здесь и сейчас, третью смерть в моем доме мне не пережить.
– Не беспокойтесь, я не собираюсь на тот свет. А долго выглядеть молодо буду, потому что в душе молода. Некоторые же с детства старухи.
Валерия достала очередную сигарету.
– Видишь ли, в чем дело, детка, – нарочито снисходительно начала она, – не хотелось бы тебя разочаровывать, но в твоем случае – это бесполезное преимущество.
– Почему же? Я красивая!
– Смазливая. От красоты это так же далеко, как Панаджи от Парижа.
– Как что? – не удержалась от вопроса Аманда и, тут же спохватившись, что выставила себя невежей, ощетинилась. – Впрочем, мне на ваше мнение плевать.
– А вот это зря.
– Почему же?
– Потому что, как справедливо заметил когда-то Ницше, «наши недостатки суть наши лучшие учителя».
И Валерия с невозмутимым выражением лица отправилась на кухню варить кофе.
Вконец деморализованная Аманда проводила ее растерянным взглядом и повернулась к Эрике:
– Ничего не поняла. Она чего выдала?
– Валерия имела в виду, что, исправляя наши недостатки, мы меняемся к лучшему.
– А-а, – протянула Аманда, так до конца и не поняв смысла изречения. Она повернулась к окну и принялась на запотевшем окне рисовать человечка, одновременно размышляя над словами Ницше. Нарисовав улыбающуюся рожицу, тщедушное огуречное тельце, палочки-ручки, ножки и юбочку колокольчиком, она задумчиво посмотрела на плоды рук своих, подумала немного и пририсовала аккуратненькие острые рожки, хвост с кисточкой и копытца.
Приехавшие в связи со смертью Михаила бригады милиции и «Скорой помощи» уехали, оставив после себя затоптанный пол, запах крепких сигарет и пота. Казавшаяся раньше уютной гостиная сейчас вызывала чувство тревоги и страха. Хотя с Михаилом никто не был знаком слишком близко, включая и саму Валерию, встречавшуюся с ним то ли от скуки, то ли из желания досадить кому-то, возможно, самой себе, его смерть потрясла всех даже больше, чем смерть Лидии. Может быть, потому, что все произошло на их глазах: только что был человек – и вот уже его нет. Мгновение, отделяющее от вечности.
Поесть за весь вечер никому толком так и не удалось, а кофе с печеньем если и создавал ощущение сытости, то совсем ненадолго. Идти на кухню и резать бутерброды никому даже в голову не приходило, настолько это казалось неуместным.
Лямзин проводил участкового, уходившего последним, и запер за ним дверь. Вернувшись к присутствующим, он только хотел что-то сказать, как Мара крепко уцепилась за полу его пиджака и горячо, с истерическими нотками в голосе, зашептала:
– Это Михаил из-за меня, да? Из-за того, что я сказала, будто он убил Лидию?
Глаза ее неистово горели, нос заострился и торчал на щекастом конопатом лице как киль.
– Да бог с вами. Почему вы это решили?!
– Мне так кажется. Ведь если бы не я, он бы остался жив.
– Только если именно вы отравили сигары.
– Сигары?
Она удивленно открыла рот. Лямзин воспользовался паузой, выдернул из ее цепких пальцев свой пиджак и на всякий случай отошел подальше.
– Я понимаю, все измучились и устали, но, боюсь, придется еще немного потерпеть, – обратился он к присутствующим. – Не могу вас отпустить, пока не запишу показания.
– Простите, – обратился к нему Артур, – возможно, мое предложение покажется вам неуместным, но время уже за полночь, и, мне кажется, нам всем было бы удобнее сейчас отправиться спать. А завтра с утра вы без проблем продолжите свое расследование и опрос свидетелей.
– То есть вы предлагаете переночевать всем у вас в доме? – уточнил Лямзин.
– Я бы даже сказал – погостить. Места много, а меня вы не только не стесните, но даже обяжете. Мне не хочется оставаться в опустевшем доме, думаю, и Валерия со мной согласится. Да и Лидии понравилось бы мое предложение, она любила, когда у нас много людей.
Лямзин заколебался, как вдруг Артура горячо поддержала Валерия:
– Пожалуйста, оставайтесь! Признаться, меня тоже мысль о том, что сейчас все разъедутся и дом погрузится в тишину, приводит в ужас. Артур совершенно прав, нам обоим лучше не оставаться наедине со своими мыслями, да и друг друга мы вряд ли поддержать сумеем. В утешителях хорош тот, у кого душа не болит, а присутствие людей отвлекает от тяжких мыслей.
– Я не против, – согласно кивнула Эрика.
– Остаюсь, – коротко ответил Филипп.
У Остапа к щекам прилила кровь, и он едва удержался, чтобы не закричать от восторга. Он голову сломал, как попасть в этот дом, что только ни придумывал, каких только предлогов ни сочинял. И тут – такая удача! Хозяин сам в гости позвал.
– Остап? – вопросительно посмотрел на него Артур, не дождавшись ответа. – Вы принимаете приглашение?
– Д-да, – часто затряс головой парень.
Ему показалось, что он выдал себя и его тайные планы стали понятны всем, и он испугался.
– Александра?
Девушка слегка улыбнулась и кивнула:
– Конечно. Спасибо.
Она хотела добавить, что для нее пожить чуть-чуть в таком доме – настоящее приключение, но не рискнула. Все-таки повод слишком печальный: излишний энтузиазм вряд ли поймут.
Аманда и Макс выразили свое согласие молчанием.
– Ну, хорошо, раз возражений нет, так и поступим, – обведя всех взглядом, подытожил Лямзин.
Гостиная опустела. Наверху слышались голоса – усталые гости расходились по комнатам, чтобы лечь спать. Валерия стояла в своей спальне у окна и смотрела на темный лес вдали. Потом погасила свет и тихо приоткрыла дверь в коридор. Посмотрела по сторонам, пытаясь понять, не следит ли кто за ней, затем неслышно двинулась к гостиной. Отсутствие света не мешало ей – за время жизни в доме Валерия успела изучить каждый квадратный метр и могла ходить повсюду с закрытыми глазами.
В темной гостиной она постояла, прислушиваясь, потом быстро скользнула к окну и открыла раму. Затем легла животом на подоконник и, высунувшись в окно, уставилась вниз. Рассмотреть она ничего не смогла, зато голова и спина ее тут же намокли. Стараясь не стучать, она осторожно прикрыла окно и побежала в прихожую. Там, так же на ощупь, не включая света, достала зонтик, обулась и, выйдя во двор, некоторое время что-то искала около дома. Так и не найдя, вернулась назад страшно разочарованная и злая.