— Завтракать будем сейчас, — предупредила она. Поколебавшись, добавила: — Нам надо поговорить (поморщилась: по-киношному сказала). — Перед выходом.
— О чём? — всё ещё сонно усмехаясь, спросил он.
— О том, что тревожит меня, — честно ответила Наташа. — Иди умываться.
Он повиновался, по-прежнему расслабленно-мягкий, но когда он ушёл их кухни, девушка забеспокоилась ещё больше. Этот странный его взгляд на неё, какой-то оценивающий, собственнический, ей очень не понравился.
Дождавшись, пока он доест свою порцию мяса (специально потушила для него) и допьёт кофе, Наташа убрала тарелки в раковину, решив вымыть, если только времени хватит до выхода на улицу.
— Радим, что ты сегодня делаешь?
— Свободен до вечера, — сказал он, немного подумав. — Думал, что с тобой пойду.
— Я еду к Алексеичу. Мне надо позаниматься в залах для медитаций, — спокойно сказала девушка, не замечая, что нервно наматывает на палец прядку волос, не вошедшую в хвост. Поняла, что делает, заметив взгляд Радима. Резко опустила руку.
— Тогда посижу дома, почитаю, — с лёгким недоумением сказал он.
— Радим, Алексеич предложил тебе пожить у него! — выпалила Наташа. — У него есть гостевые комнаты — это раз. Он будет заниматься с тобой индивидуально — два. Он знает, кто ты такой и что с тобой случилось, — и это главное. Что скажешь?
Он уставился на неё, совершенно ошеломлённый, едва последнее дошло до него.
— Он знает?
— Почему ты не хочешь заниматься с ним?! — уже с отчаянием спросила Наташа. — Ведь тебе достаточно будет дотронуться до него — и ты будешь знать всё о себе! Он разрушитель — понимаешь? Он разрушает — даже нехотя — любое, что посильно для его энергетики. Ты же хочешь — ты сам сказал!
— Прекрати орать, — угрюмо сказал Радим. — Ты раньше никогда таких истерик не устраивала. Что случилось? Ну?
— А ты не командуй! — взвилась девушка, с ужасом понимая, что её уже несёт, но не в силах остановиться. — Сидит тут — и командует, как будто в собственной квартире!
— Этим ты меня не уешь, — раздражённо сказал парень и по-волчьи ощерился. — Я не дурак. Скажи, что произошло! Быстро!
— Не смей так разговаривать со мной!
Он вылетел из-за стола так стремительно, что она не уследила за его движением. Вылетел и рванул к ней. Она даже не успела встать со стула, как оказалась в его железных, несмотря на худобу, объятиях. Тепло дыша ей в ухо, он тихо сказал:
— Не выпущу, пока не скажешь, в чём дело.
— Считаешь это… — Она забилась в его руках.
— Не скажешь — поцелую.
Она мгновенно съёжилась на стуле. Что… он сказал?!
Кажется, ею сейчас и правда руководила только истерика.
— Ты хочешь, чтобы я тебе сказала, в чём дело?!
— Да!
— Ты насылал на меня сегодняшний сон?
— Нет.
— Ты пробил меня — насквозь! Тебе уже не надо насылать на меня кошмаров — я вижу сны, в которых ты передаёшь мне, сам того не подозревая, свои желания!
— Я не понимаю, — жёстко сказал он в её ухо. — Объясни конкретно.
— Конкретно?! — она снова дёрнулась, с ужасом понимая, что его сильная хватка — это её будущие синяки, которые вот-вот появятся. — Конкретно?! Я боюсь тебя!! Боюсь твоей силы! Отпусти меня! — И разрыдалась, понимая, что попала в тупик, что не может рассказать ему, что происходит на самом деле, а по-другому объяснить ему ничего не может. — Я хочу, чтобы ты ушёл от меня! Я не смогу справиться с тобой, случись что! Поверь на слово, что ты просто убьёшь меня!
Объятия, в которых было больно, обмякли. Потом Радим убрал руки.
И Наташа уткнулась в ладони выплакаться вволю.
Придя в себя, одной рукой она прикрыла лицо, другой — нащупала полотенце, висевшее на спинке стула. Вытерла лицо, заикаясь и понимая, что оно здорово опухло от слёз, но мысленно махнула на это рукой.
Радим снова сидел напротив и бесстрастно смотрел на неё.
— Если прямым текстом, ты пытаешься сказать мне, чтобы я убирался из твоей квартиры.
Наташа снова скривилась от подступающих слёз и отвернулась. Этого-то как раз она не хотела. Но как сказать, если горло сразу перехватывает? Уже не тупик. Капкан. Хорошо бы связать его и в таком виде приволочь к Алексеичу, чтобы тот сам всё сделал — без её вмешательства. Дело — серьёзное. Почему она должна отдуваться в одиночестве?
— Да-ай мне минуты три, чтобы я-а успокоилась… — всхлипнула она.
— На, — бросил он.
И все три минуты, а может, и больше, девушка пыталась лихорадочно придумать, как сказать ему, как уговорить его — будучи при этом скованной тайной… Беспомощно пожала плечами. Невозможно объяснить хоть что-то, не открывая ему загадки его собственной личности.
— Я… видела во сне, как танцевала на твоё желание, — наконец она смогла выговорить. — Если ты не насылал на меня сон — значит, я восприняла твоё желание, потому что ты… — Она замолчала, не зная, как объяснить человеку, не знающему терминов, что такое пробитое энергополе. — Ты пробил мою естественную защиту, — нашла она слова. — Ты это сделал очень легко. Что будет дальше?
— Что значит пробитое поле — для тебя? — хмуро спросил он.
— Если я его не восстановлю, я буду слабеть. И любой человек, чуть сильней меня, будет вытягивать из меня энергию. Что значит, я буду подвержена не только перепадам настроения, но и любым несчастным случаям. — Она шмыгнула носом, жалея себя. — Про болезни уже не говорю.
— Если, — твёрдо сказал Радим, и Наташа подняла глаза. — Если я пойду к Алексеичу и стану, как ты того хочешь, его учеником, я смогу сюда приходить? Ведь я тогда не буду кричать? Ты ведь мне это обещаешь? Ну, что кричать по ночам не буду?
— Ещё неизвестно, захочешь ли ты приходить сюда… — вздохнула Наташа, протирая мокрые скулы — слёзы катились, словно сами по себе.
— Не уводи, — жёстко сказал парень. — Ты не ответила. Можно?
— Ключ я у тебя отбирала? — жалобно спросила Наташа. — Ну и?
— У тебя дурацкая привычка отвечать на вопрос вопросом.
— Тебе какое дело, какие у меня привычки? — уже обозлившись и на него, и на слёзы, которые делали её беспомощной, огрызнулась она. Облокотившись на стол, она смотрела в сторону, чувствуя себя в западне.
Дотянувшись через стол, он погладил её руку.
— Что бы ты ни говорила, но я уверен, что пришёл в этот город только из-за тебя. Алексеич — это побочное. Но, если ты настаиваешь, я пойду к нему. Прямо сегодня. Но с тобой. Согласна? За ручку водить?
Она глубоко вздохнула и всмотрелась в его лицо. Он снова успокоился. Быстро. И почему-то выглядит очень уверенным. А впрочем, ясно — почему. Для него жизнь продолжается. И развивается. Это она, Наташа, попала в проблемный тупик. А он быстро нашёл выход для себя… И что-то очень подозрительно всё это — что он быстро согласился на её предложение, на её давние уговоры. Почему он хочет, чтобы она его за ручку водила? Что он имеет в виду? Что ещё не знает поместья? Или он имеет в виду что-то другое? И почему он настаивает на своём убеждении, что явился в город только из-за неё?
— За нами Игорь приедет? — уже деловито спросил он. — Или мы сами будем добираться до Алексеича? И как ты теперь с такими глазами? Или очки возьмёшь?
Она уставилась на него. Издевается? Нет, смотрит участливо.
Но почему от этой его участливости стало вдруг холодно?
Странный у него взгляд. Взгляд хозяина на собаку, которая внезапно ляпнула что-то непонятное. Или это только придумывается? Радоваться же надо, что он согласился идти к Алексеичу! Почему же сердце наполняется страхом?
— Я позвоню ему, — сказала девушка, беря с подоконника мобильный и продолжая следить за парнем. А если он сейчас же откажется?
— Звони. — Радим прислонился к спинке стула, поблёскивая глазами из-под волос.
«А ещё он сказал — если не скажу, почему так давлю на него, он поцелует меня. Это была шутка? Ничего себе шуточки, когда он при этом синяков наставил…»
— Алексеич, доброе утро, — стараясь, чтобы голос звучал нормально, сказала она. — Мы сейчас подъедем к вам. Радим и я. Он согласен учиться у вас.
— Он слышит, что я говорю? — вполголоса спросил шеф.
— Нет.
— Наташенька, не переживай. Человека мы из него сделаем. Приезжайте.
И отключился.
Наташа взглянула на Радима. Тот непроницаемо поднял бровь.
— Ну вот… А ты боялась. Только учти: к нему мы вместе, на медитацию мы вместе. Ты сегодня никуда на свои дела не собиралась? Тоже будем вместе.
— Теперь я не понимаю, — внимательно взглянула на него Наташа.
— А чего не понимать… — Он взял со стола яблоко, надкусил его и с удовольствием начал поедать его. — Ты сама сказала, что сила у меня есть. И непростая, а типа как у тех, кто у твоего Алексеича занимается. Как вот в этих книжках… И сила эта не простая ещё и потому, что вон там, на подоконнике, лежат книжечки из тех, что мне особенно на сердце легли. Я даже закладок не делал в них. И знаешь, чем они мне приглянулись? У них в названиях одно слово постоянно повторяется. Колдун. Колдовской. Колдунья… И что-то мне кажется, что ко мне это отношение имеет. А раз имеет… Может, ты во мне именно этого боишься? — он бросил огрызок на тарелку с другими яблоками. — Понимаешь, Наташа… Я когда это понял, понял, что ты мне не только нужна, но ты… — Он задумчиво помолчал, явно подыскивая слова. «Чтобы не обидеть меня?» — понадеялась девушка, совершенно растерянная из-за его выводов. — Так вот… В деревнях это называется суженая. Поэтому ты теперь всегда будешь рядом со мной. Я так решил.
Радим встал и, не обращая внимания, что Наташа хватает ртом воздух, не в силах выговорить ни слова, прошёл мимо, бросив:
— Я в ванную комнату. Зубы чистить. Щётку я купил для себя. Так что не бойся насчёт этого. И не медли. Чем быстрей всё у Алексеича решится, тем легче нам будет.
И только когда он скрылся в ванной, она открыла рот сказать:
— А ты меня спросил?
Но дверь за собой он закрыл, и пришлось остаться с этим вопросом и придумывать ответы за него. Пока он хозяйничал в ванной комнате, она поняла, что, кажется, единственное спасение для неё в этой дурацкой ситуации, если она сама переедет к Алексеичу… Она резко встала со стула — так неловко, что он упал. Пытаясь схватить его за спинку, ударилась пальцами. Зашипев от боли, она всё-таки подняла стул, придвинула его к столу и развернулась идти в комнату. И на пороге столкнулась с вышедшим Радимом. Он недовольно взглянул на неё.