— Как забыл все шесть лет после смерти семьи и деда, — подтвердил Алексеич.
Наташа хотела было встать, но не выдержала. Тревога за парня заставила спросить:
— Вы довезли его к утру. И как он там?
— Утро уже позднее было. Народ вовсю работал, — сказал, вспоминая, шеф. — Пришлось доехать по всей деревни до конца. Дом деда чуть на отшибе был. За шесть лет никто не решился даже притронуться к сгоревшему срубу. Дождь да снег постарались, конечно… Но выглядело пепелище не страшно. Всё место под иван-чаем будто утонуло. Май — месяц-то. Вроде для цветения кипрея рано, но на пожарище он цветёт так, будто середина июня уже. Сплошной сиреневый цвет. Слышал я, что кипрей любит сгоревшие места, но такого воочию никогда не видел. Он, иван-чай, будто прятал эти чёрные брёвна.
Помнишь, нам рассказывали, что Радимовка хиреет после смерти деда-колдуна? Пока по самой деревне ехали, насчитал я домов десять только на одной этой улице брошенными. Может, конечно, их и на продажу выставили. Но уже хорошо видно, что в последние годы там уже не жили. В деревнях не разбираюсь, но даже мне показалось — слишком уж тихо в Радимовке, запустение какое-то чувствуется.
Парень всю дорогу спал. К пожарищу подъехали — проснулся, вышел. Постоял перед сгоревшей избой, потом во двор зашёл. А там огонь тоже ничего не пощадил. Только в саду банька осталась. Он на скамью у той баньки сел и оглядывается.
А мы с Олегом тогда и сообразили, что ни у одного магазина не остановились, чтобы ему хоть на первое время продуктов прикупить.
Только уговорились было съездить в местное сельпо — глядим, а от соседнего дома две женщины идут. Она — совсем древняя старуха. Вторая — наверное, под семьдесят, поживей будет. На нас даже не взглянули, а сразу — шасть к баньке, тут же с Радимом заговорили. Та, древняя, мгновенно вторую за хлебом с молоком послала.
В общем, пока мы думали да смотрели, у Радима полдеревни перебывало. Чего только ни принесли: пирогов, молока, мёду, даже кастрюлю с горячим супом. Потом смотрим: дед какой-то ту же баньку растопил, повёл парня мыться.
Алексеич вздохнул.
— Прости, Наташа, но думается мне, что парень вернулся на землю, которая его просто так не отпустит. Сила его оттуда, с земли той. Мы проследим, чтобы он побыстрей документы получил, без волокиты, да легализовался в жизни. Но, положа руку на сердце, скажу тебе точно: не вернётся он сюда.
Наташа только глотала слёзы, стараясь не слишком всхлипывать…
— И вот что, Наташа… Пока отстраняю тебя от всех работ. Отдыхай. Ты слишком много пережила, чтобы требовать от тебя рабочего настроения. А вот когда успокоишься… — Он снова тяжело задумался.
Девушка встала с кровати. Отошла к двери.
— Я пойду, — нерешительно сказал она.
— Иди, Наташа, иди…
До квартиры её довезли. Примчался встревоженный новостями Игорь, ахнул на её перевязанные ноги и лично перенёс сначала в машину, а потом из машины — в дом. Одну не пустил, узнав обо всех перипетиях, которые ей пришлось испытать. И Наташа была очень благодарна ему, особенно когда добрались до квартиры.
Когда её похищали, Наум легко сорвал ей сознание, и девушка беспокоилась, не помня, закрыта ли была квартира, как бы её не ограбили. Чужая же. Снятая.
Игорь первым вошёл в дом, когда она поделилась с ним своим опасением.
— Наташа, всё нормально, — доложил он, не только добросовестно обойдя комнату и кухню, но и выглянув на балкон.
На всякий случай он посидел с нею немного, пока она снимала бинты с ног, пока отмывалась в ванной комнате. Потом велел показать свой холодильник и ушёл уже успокоенный, что с такими продуктами она не пропадёт.
После ухода бесконтактника Наташа села на диван, где спал Радим, взяла подушку, прижала к себе… С перерывами на воспоминания проревела сутки. Даже спать не могла.
Следующий день принёс пустоту. Девушка бродила по квартире, не могла остановиться, не могла посидеть, ощущая полную пустоту.
— Ты как будто и меня увёз, — лишь поздним вечером прошептала она, глядя с балкона на сияющий, равнодушный к её бедам город.
Ранним утром третьего дня она подошла к стулу, на котором до сих пор висели и лежали вещи Радима. Те, которые они вместе покупали, чтобы он мог нормально жить в её квартире. Она сгребла их охапкой и постояла, глядя на них и не видя. Потом бросила всю кучу на диван и снова некоторое время смотрела на неё.
— Я только… — медленно начала она говорить вслух. — Я только отвезу ему то, что мне не надо. Только отвезу, — повторила она, словно убеждая себя. — У него же своих вещей нет. А я всего лишь привезу. И сразу уеду.
Она ещё с минуту вглядывалась в его вещи, словно пытаясь понять, правильно ли она придумала. А потом быстро сложила их в стопку, сунула в пакет. Бросилась по комнате одеваться, собирать необходимые для небольшой поездки вещи.
— Шесть часов туда, шесть — обратно, — бормотала она, быстро влезая в джинсы и прыгая в них, застёгиваясь. — Приеду назад поздно, но ничего. Главное, чтобы автобус был на обратный путь. Надо бы на автовокзале посмотреть расписание. Я же быстро. Только вещи ему оставлю — и назад. Он, может, даже не поймёт, что я ему знакомая. Я даже говорить с ним не буду. Я — быстро. Туда — и обратно.
Она вытащила из кладовки небольшой рюкзачок, сунула туда пакет с вещами Радима, бросилась в ванную комнату, понервничала там, соображая, нужно ли отвозить ему его зубную щётку и пачку неизрасходованных бритв. Строго сказала себе:
— Мне его вещей не надо!
И эти предметы тоже перекочевали в рюкзак.
Добавила бутербродов себе на дорогу и быстро выскочила из квартиры. Только бы не передумать!..
На автовокзале долго не могла понять, как ходят автобусы. Сообразила только одно: если она и успевает в Радимовку, то назад автобуса уже не будет. Пришлось проанализировать карту, чтобы решить, как быть дальше. Нашла. Рядом с Радимовкой есть небольшой городок. Там наверняка найдутся гостиницы. Решив проблемы с ночёвкой, Наташа со спокойной душой купила билет и через полчаса ехала в жарком и душном автобусе. Теперь оставалась последняя проблема. Если Радим спросит, откуда у неё эти вещи, надо придумать, что ответить. Потому что именно её, Наташу, он не вспомнит. И лучше его не тревожить тем прошлым, которое было для него теперь за семью печатями.
«Скажу — друзья переслали, — решила Наташа. — В конце концов, он должен поверить этому. Ведь друзья могут быть в любой жизни».
И впервые за несколько дней после ухода Радима из её жизни она уснула спокойно, подложив между плечом и окном автобуса свой рюкзачок.
23
Разморённая в тепле и духоте — сидела у окна на солнечную сторону, — Наташа чувствовала себя вялой и не хотела думать о том, что будет впереди. А-а… Пусть будет, как получится. Главное — увидеть Радима и убедиться, что ему хорошо… И виновато опускала глаза: ну да, придумала отмазку — и что?
Автобус остановился у кирпичного строения, похожего на солидный сарай, по верхней арке которого шла надпись «Радимовка». Пришлось пошевелиться активней. Водитель недовольно прокричал, что задняя дверь не открывается, и пусть тот, кому надо, выходит спереди. Пролезая мимо плотно стоявших пассажиров, с сумками, с клетками, в которых орали цыплята (никогда до сих пор не думала, что надоедливый писк можно так обозвать!), с мешками и вёдрами, Наташа завидовала: люди-то, несмотря ни на что, весёлые и довольные. Пропускали её с шутками и прибаутками. В одном месте даже предложили сесть на кучу сумок, а потом перекинуть ноги — иначе было не пройти.
Вышла — и бегом в тенёк, под монументальную крышу остановки. Автобус бодро ринулся вперёд, и Наташе некоторое время пришлось прятаться за стеной придорожного строения, выжидая, пока уляжется пыль за ним. Впрочем, пряталась тоже с пользой. Суматошно рылась в рюкзачке в поисках солнцезащитных очков. А когда нашла, и вздохнуть с облегчением не успела — затрезвонил мобильный. Очень удивилась: все знают, что Алексеич дал ей выходные! Взглянув на экран, Наташа встревоженно хмыкнула. Лена. Ну-ну, что у них там произошло, если звонит ей эмпат-миротворец?
— Наташенька, здравствуй! — защебетала Лена, и девушка ещё больше насторожилась: слишком уж сладким был голосок эмпата. Не с Радимом ли что?
— Лена, говори сразу, что случилось. Я засыпаю! — Осмотрев скамейку, девушка присела, прислонившись к прохладной спинке.
— Ой, а ты где? — оживилась эмпат. — На пляже, небось? Ну, тогда не страшно. Расслабон — великое дело.
— Ле-ен!
— Всё-всё. В общем-то, ничего такого срочного, но… — Кажется, Лена собралась с духом, из-за чего Наташа затаила дыхание. — Хозяин Радима из окна выбросился. Больница. Пятый этаж. Его к терапевту водили. Он спокойный был, никто не ожидал. Прямо на стекло кинулся. Даже окна открывать не стал. Телом пробил. А стёкла там обыкновенные, не пластик. Ну и…
— Скатертью дорога, — пробормотала Наташа, выдыхая: «Фу-у…»
— Наташенька, я тебя не слишком сильно огорчила?
— Всё нормально, Лена. Я чувствую себя прекрасно.
— Да? Ну, слава Богу! Тогда пока! Отдыхай себе на песочке!
Сунув мобильник в карман рюкзачка, Наташа встала, вышла из-под крыши, и только тут до неё дошло, что остановка находится не рядом с деревней, на что она внутренне рассчитывала, собираясь в дорогу, а посреди бесконечных полей и лугов, кое-где пересечённых лесополосами. Выйдя на пустующую дорогу, она растерянно огляделась: через дорогу, далеко-далеко, виднеются дома деревни, но и за остановкой так же далеко — тоже крыши. Куда идти?
Кто-то еле слышно фыркнул рядом. Оглянувшись, Наташа с облегчением усмехнулась. Волчица! Девушка о ней и забыла в последние дни, оплакивая разлуку.
Зверь смотрел в ту сторону, откуда Наташа приехала. Девушка снова насторожилась. Что это значит? Что ей лучше вернуться?
— Ни за что! — мрачно сказала она волчице.
Та оглянулась и слегка приподняла губу, словно скалясь в насмешке. А Наташа резко подняла голову — и обрадовал