она, разгребая листву с землей и морщась от вони. А бабуля могла бы растолковать, как лучше иметь с ними дело, чтоб не вляпаться еще во что-нибудь. Ей не то, чтоб досадно быть оборотнем…, но человеком лучше. Люди-то вон знают, кто они такие. Их много, и они держатся друг за дружку. А оборотней не жалуют – недаром бабуля с дедом так за нее трясутся…
Ялька услыхала еле слышный треск ветки и обернулась: совсем хорошо! Положим, с носом у нее сейчас не все ладно, но уши-то с чего оглохли? А все потому, что не хрен столько думать – один лишь вред от всех этих умствований. Задумалась о всякой ерунде и не заметила, что этот гад вернулся – и чего домой не пошел? Полюбоваться тянет, как тут все здорово подохли? Ялька сжала в кулаке камушки и пялилась на Таймира, что торчал шагах в двадцати от нее.
– Не убегай! – вполне дружелюбно попросил он.
Ялька и не собиралась…, или собиралась, да как-то отупела, оттого, что так глупо попалась.
– Поговорим?!
– О чем?! – не поняла она, и вздрогнула от собственного резкого выкрика.
– Я подойду?! – спросил Таймир. – Не хочу орать! Еще услышит кто!
И она, как дура, кивнула – это уж и вовсе здорово! Он приближался медленно, нарочито расставив руки. Дескать, смотри какой я безобидный: за мечи не хватаюсь, малых девок не хватаю. Ей стало чуть-чуть смешно, и от этого она как-то задиристо встрепенулась.
– Стой! – нахально приказала, когда он был на полпути до нее. – А не то сбегу! – пригрозила Ялька. – Чего надо?
– Это твоё зверьё?
– Какое? – сглупила она, не сразу уразумев, кто это тут еще шарится, кроме нее. – Ах, эти… Мои!
– Значит, это ты меня выручила, – задумчиво кивнул он. – Зачем?
– Так надо, – ляпнула Ялька, все еще не сообразив, как с ним разговаривать.
Ей стало не по себе. Вот он был-был, да все где-то в сторонке от нее. Она привыкла к тому, что им суждено быть вместе. Да ни разу не пыталась представить себе, как это будет. Вот, скажем, о чем она будет с ним говорить?
– Кому надо? – терпеливо расспрашивал Таймир, сверля ее взглядом.
– Кому надо, тому надо! – осерчала она, но не на него, а на себя бестолковую.
– Тебе надо, – догадался этот репей. – Зачем?
Дед с бабулей иной раз посмеивались, мол, не умеешь ты врать, внучечка. Вот и не берись, дабы не прослыть посмешищем. Быть посмешищем в глазах суженого было глупо и обидно. Вот Яльке и пришло в голову выложить ему всю правду…, сколь осилит.
– Ты не должен умирать пока я не вырасту.
– И что же будет, как ты вырастешь? – по-прежнему доброжелательно поинтересовался Таймир.
– Стану твоей женой, что ж еще-то, – проворчала Ялька, косясь по сторонам.
Она вдруг припомнила, что у нее есть еще одна уловка, дабы не врать: сбежать и делу конец. Он все одно сейчас примется насмешничать над ее дурацким признанием… Но, он и не думал смеяться. Даже не улыбнулся.
– А кто ж решил, что тебе быть моей женой?
– Боги, кто ж еще, – затосковала Ялька, чуя, что этот разговор добром не кончится.
Нет, он ее не обидит – это-то видно. Но она сама точно сглупит! И вновь ляпнет что-то такое, что выдаст ее с головой. Хотя, о зверях можно и вовсе не отвечать – перетопчется. Жирно ему будет столько правды за раз!
– И кому боги о том поведали? – шагнул вперед Таймир. – Стой! Погоди, я не двинусь дале, – вскинул он руку ладонью вперед. – Все! Вот я стою на месте и не рыпаюсь. Так кому боги сказали, о нас с тобой? Твоей бабушке?
– Не, она не знает, – вздохнула Ялька, потупясь. – А прознает, так запечалится. Заболеет еще.
– Чего так? – удивился Таймир. – Иль в обиде на меня, что я ее в управу забрал?
– Не, за это она не в обиде.
– А ты почем знаешь?
– Она сама сказала.
– Где сказала? – все также спокойно расспрашивал Таймир.
– Так у вас же… – все-таки ляпнула Ялька и осеклась.
Вот это влипла, так влипла. Распустила язык курица! От обиды в ней все задрожало, кулачки сжались…
– Успокойся, – попросил Таймир так по-доброму, что у Яльки хлынули слезы.
Прежде за ней такого не водилось! И она моментально позабыла и про обиду, и про обидчика, изучая эту мокроту на вид и на вкус. Вытирала ее грязными пальцами и рассматривала, силясь понять, как это у нее получилось такое человечье дело?
– Ты никогда прежде не плакала, – догадался озадаченный Таймир. – Неужто и впрямь никогда? Батя с Благойлой, конечно, защита добрая. Но, неужто тебя никто ни разу не обижал до слез?
– Обижал, – отмахнулась Ялька, занятая своими мыслями.
– Кто?
– Ты.
– Я?! – аж поперхнулся он. – Когда это? На торжище? Тем, что побежал за тобой?
– Да нет же! – досадливо нахмурилась Ялька. – В другие разы.
– Даже многократно? – и вовсе обалдел Таймир.
Он оглянулся вокруг и, наплевав на ее предостережение, прошел чуть вперед, дабы плюхнуться на пень.
– Ялька, – окликнул державник, – а кто была та девчонка, что дед выдавал за тебя?
– Когда это? – не поняла она.
– Когда я приходил за бабушкой Благойлой.
Ялька поднапряглась, припоминая, чего она уже тут наболтала, и ее осенило:
– Ты меня подловил! Схитрил!
– Ничуть! – жарко возразил Таймир.
– Тогда… – она задумалась. – Тогда я сама тебе все выболтала.
Он развел руками без малейшей усмешки.
– Ты меня вконец запутал, – пожаловалась Ялька, присев на корточки. – Как же с тобой трудно.
– А уж с тобой-то как трудно, – посетовал Таймир. – И как же мы жить-то станем?
– Когда?
– Когда поженимся, – нарочито удивился он ее забывчивости.
– Так это еще когда будет, – махнула она рукой.
– А когда это будет?
– Когда я вырасту, – удивилась и она. – Может, тогда и я выучусь врать, как все нормальные люди. И у нас получится жить вместе.
– Не надо учиться врать, – весьма серьезно предупредил Таймир. – Иначе мы никогда не поженимся. На кой мне лживая жена?
– Ну, ты же ходишь к Драгане. А она ужас, какая врунья, – в очередной раз сплоховала Ялька, даже не заметив этого.
А державник и бровью не повел, боясь вновь спугнуть девчонку. Решить, будто она невыразимо странная, так это вообще ничего не сказать. У него было такое чувство, будто ее держали где-то взаперти вдали от людей. Но, ведь это не так. Она ж и есть внучка Бати с Отрыжкой. Стало быть, росла среди разбойников. Да еще в воровском углу, где чистосердечными дети остаются, покуда не вылезут из люльки. Она же… Да еще и звери, которых она запросто направляет на подмогу против вооруженных людей. Внучка ведуньи? Сама ведает? Может быть… Но, Таймир, не понять как, чуял: тут дело в ином. Она ж ровно вчера на свет родилась! А он лично своими глазами видал, как Ялька топтала их многогрешную землю. Да и соглядатаи постоянно доносили о ее житье-бытье с бабкой, дедом и его разбойными знакомцами. Дескать, сам Юган над ней трясется. И всех давным-давно упредил: тронет кто внучку Бати, он лично кожу сдерет со всех, кого обидчик любит, или хотя бы знает.
– Ты права, – признал Таймир. – Драгана страшная врунья. И я к ней боле ни ногой. Ты чего, не веришь?
– Какая разница? – повела плечиком Ялька, старательно отводя глаза. – Найдешь другую. А то и не станешь искать – у тебя их итак целая куча. Все говорят: скверно, когда твой муж бабник.
– Скверно, – с трудом удержался бабник, чтоб не хмыкнуть. – Так ты еще передумать можешь.
– Не могу, – так грустно выдавила Ялька, что Таймиру стало ее жалко. – Я стану твоей женой. Тут уж ничего не поделать.
– Знаешь, пока ты вырастешь, многое изменится, – доверительно пообещал он. – Ты встретишь кого-нибудь. Влюбишься…
– Как же я влюблюсь, коли меня тебе отдали? – вытаращилась на него Ялька, как на последнего придурка.
– Но, меня-то не спросили. Я, может, и сам не захочу тебя брать за себя. Ты ж тогда свободной станешь.
– Не! Не стану. Тогда я должна умереть, – простецки заявила восьмилетняя сопля с глазами, в которых таилась какая-то нездешняя тысячелетняя мудрость.
– Это, кто ж так решил? – холодно поинтересовался Таймир.
– Да боги же! – раздраженно выпалила Ялька, поднимаясь. – Сколь еще твердить-то? – мотнула она рукой, и на землю из кулачка выскользнул один из камушков.
И не зарылся куда-то в травку! А улегся на виду весь такой красный напоказ. Таймир нахмурился, разглядывая ее добычу. А после глянул исподлобья на невесту, что подобрала уворованное:
– Ну, и на кой тебе это? Батя с Благойлой, вроде, не бедствуют.
– Не бедствуют, – ответила Ялька без малейшего смущения, будто не ее застали за неприглядным делом.
Таймир не поспешил ее овиноватить, изругать – он тотчас догадался, что тут что-то не так.
– А коль не бедствуют, так на кой ты тянешь отовсюду эти камни?
– Так мне же надо! – взлетели точеные бровки на высоком чистом лбу.
– Так сильно надо?
– Ага. Мне от них тут, – стукнула она кулачком в грудь, – больно хорошо делается. Я от них будто сильней становлюсь. И уже ничего не боюсь, чего боялась. Не люблю бояться, – насупилась Ялька. – Я когда боюсь, могу дурное дело сделать. А бабуля этого не жалует. Не любит она дурное вам делать.
– Кому нам?
– Так людям же. Знаешь, я пойду. Меня деда изругает всю по-всякому. Уже утро, а я бегаю тут, как бездомная.
– Погоди! – подскочил Таймир, когда она молнией скользнула в кусты.
Он вздохнул и рванул туда же: несколько мгновений, но девчонки не было и в помине. Пропала, будто растворилась в воздухе. Он даже не дернулся на поиски – допер, что ему ничего не светит. Да и не тянуло шарить по лесу, ибо ощущал он себя, будто по башке чем тяжелым трахнутым. Охренеть и не очухаться! Свалилось на него счастье великое: невеста сопливая. Да еще какая: неуловимая воровка, заложница какой-то невнятной судьбы, и к тому же смертница. Понятно, девчонке могли задурить голову, да что-то не походит она на мелюзгу безмозглую. Вон, не просто вняла предсказанию, но и смирилась почище любого умудренного старца. Он бы Таймир нипочем не смирился с этаким поворотом! А ей ничего – и бровкой не повела, признаваясь в столь ужасном для себя исходе. Допустим, он в тот исход ни мгновения не верил, но в том ли дело? Девчонка-то поверила – ему даже жаль ее стало, что для него чувство редкое и неудобное.