– С чего бы? – усмехнулся и Таймир. – Ему те боярышни не больно-то и пригодны. Он в боярство не лезет. Ему и без того почета хватает. В ближниках государевых ходит. А боярство ему и передать-то некому. Своих боги не дали, а мне это боярство, как рогатиной в печенку. Я свою волю на ерунду не размениваю. И с управы бы сбежал, кабы не дядька. Загнется он без меня.
– Уважаю, – кивнул Батя. – Старших почитать это дело святое.
– А мы не засиделись? – напомнил о насущном Юган. – Твое слово, Батя. Ты, я, а еще кто?
– Твои ребятки тут останутся, – постановил старик после минутного раздумья. – За харчевней присмотрят. Да за твоими делами. Они нам лишь в обузу. Втроем пойдем. Не кривись, Югаша. Мне тоже не любо, этакие плюхи принимать. Да делать нечего. Против божьей воли не попрешь. Черт знает, чем вылезти может. Коль Ялька свою судьбу сызмальства узнала, так чего уж.
– Еще неизвестно: про судьбу-то, – досадливо пробухтел Таймир.
– Ага! – хмыкнул, поднимаясь с лавки, Батя. – Может, и обойдется. А то вон как тебя перекосило-то от счастья лютого. Ты, зятек, к слову сказать, в дорогу-то снарядился? Иль за вещичками отправишься?
– Все мое при мне, – заверил Таймир, холодно щурясь под насмешками.
– Вот и ладно. Юган, сбирайся. Уходим немедля. А то, как бы и вправду гостей кремлевских не дождаться. Неладно будет, коли наш полусотник на своих с мечом полезет. Нам Хранивой нужен живым да здоровым. Нынче он нам защита неслабая. Коли старшѝна нас всех из этого дерьма не вытащит, так и никто не сдюжит.
Из города уходили поврозь. Батя с Юганом пробирались каждый своей разбойной тропой в обход застав, что окружили весь Стольноград. Таймир шел пехом по лесу вдоль тракта, отдав своего коня Югану. Тот, было, заикнулся, что подберет ему коня из своих. А то уж больно его Багр на редкость красен – приметен для тех, кто знает жеребца полусотника Тайной управы. Но, Батя поддержал Таймира. Мол, боевого коня растят сызмальства, и расставаться с ним, как расставаться с жизнью. Это тебе уж не тягловая скотина, а хищник, бьющийся наравне с хозяином. Багр был скорым на ногу, выносливым и спокойным, как глыба льда. Его нет нужды понукать. Повод не рвет его тугой рот – малейшее движение колена укажет, чего от него требуют. Он идет на тихий свист хозяина, отличив его среди тысячи. Он не подпустит чужака и забьет копытами любого, кто покусится на жизнь обессиленного или раненного всадника. Словом, во всем свете ни один самый превосходный конь не заменит Багра – раздумывал Таймир, легким бегом поспешая к месту встречи.
У него и мысли не возникло, будто разбойники от него отделаются – эти свое слово сказали и от него не отступятся. Но что-то подсказывало: чем быстрей они трое уберутся подальше от столицы, тем лучше. А еще… Таймир вдруг ощутил большое удовольствие оттого, что он вырвался, наконец-то на свободу. Как оно там повернется? Придется ли ему возвращаться к прежней жизни – ведают лишь боги. Но сейчас ему казалось, что возврата к ней нет. И сердце аж заходилось от торжества его собственной воли над властностью глухой и безжалостной судьбы.
Глава 7
Глава 7
Отрыжку они обнаружили случайно – до села, где та нашла приют, еще и не добрались. Поднялись на взгорок, подпирающий лесную опушку, и с его вершины узрели откляченную задницу ведуньи, копошащейся в густой траве. Верней, ее признал Батя, изрядно притомившийся за несколько дней верхом – годы-то уж не те.
– Ты тока глянь: моя задница, – ткнул в нее плетью старик, и пополз из седла, кряхтя беременной бабой на сносях: – Пропади оно все пропадом, – бухтел он, потирая собственный зад. – Так и сдохнуть недолго.
– Рано, отец, – усмехнулся Юган, переглянувшись с державником. – Тебе вон еще Яльку замуж снаряжать. Уж пяток-то лет поживи.
– Мало, – возразил Таймир, спешившись. – На кой мне такая сикалка в женах?
За эти дни они как-то притерпелись к друг к дружке после головомойки, что устроил им Батя. Вот, как только сцепились в первый раз на ночевке, так и отходил двух говнюков плеткой, дабы не портили ему жизнь. Пригрозил прирезать, коли хоть одна собака еще гавкнет против его норова. А после и вовсе посоветовал обоим поворачивать назад, ибо толка от двух петухов можно дождаться лишь в горшке с кашей. Не сказать, чтоб между разбойником и полусотником взыграло что-то личное – они худа друг дружке не делали. Но Юган был старше на восемь лет, и оттого вздумал помыкать сопляком, каковой без седины в бороде старшинства не признавал. Впрочем, Таймир, единожды дав отпор, тотчас и угомонился. Он справедливо полагал, будто распрощается с Юганом, лишь доберется до Яльки. Но, на последнем привале Батя оглушил его, дескать, без Югана внучечка с державником никуда не пойдет. Еще и позубоскалил, мол, невесте с женихом невместно гулять в одиночку. Вот пускай Таймир прежде женится, а после тащит женку, куда ему вздумается. Жених смекнул, что Батя свою внучку без надежного человека не отпустит. Поскрипел зубами, но смирился: старик в своем праве, а дело сделать надо. Нужно выручать из-под топора дядькину голову, иначе жить после станет невмоготу.
– Ты тока глянь на нее, – криво ухмыльнулся Юган и кивнул на старушку, удерживая своего и заводного коней.
Таймир глянул и тоже не сдержал усмешки. Невесть откуда взявшаяся молодая волчица вцепилась в бабкин подол. И тянула изо всех сил, пытаясь развернуть ее в нужную сторону навстречу гостям.
– Тетеря, – буркнул Батя, взяв коня под уздцы и начав спускаться на луг, где паслась его Благоюшка. – Сама глуха, как рыба, так хотя бы внучку слушалась. Так вот и попадется, кому не надо.
Таймир, услыхав про внучку, зашарил глазами по лугу, но Яльки было не видать. Начало лета, травы в пояс еще не поднялись, спрятаться, вроде, негде. Разве ямка где какая… Разбойники дружно заржали: Отрыжка попыталась прямо так, не разгибаясь, лягнуть серую нахалку, да ткнулась носом в землю. Поднялась, потирая ушибленную коленку, выдрала из земли воткнутую для удобства клюку и замахнулась на зубастую тварину. Та шмыгнула в сторону, и Отрыжка, приноравливаясь к зуботычине, обернулась-таки, куда требовалось. Да так и застыла, вглядываясь в приближающуюся троицу. Таймир краем глаза заметил, как волчица пропала с головой за разлапистым пуком травы. Но тотчас отвлекся, насладиться ядовитой перепалкой двух обожающих друг дружку стариков.
– А ну! Давай-ка сюда! – покликал Юган.
Таймир вновь глянул туда, где скрылась волчица – над застывшей в безветрии травой торчала белобрысая макушка.
– Знатная невеста, – хмыкнул Юган. – Нахальна, но пуглива.
– Какая невеста? – всполошилась Отрыжка.
– После, – одернул ее Батя.
Ведунья заглянула ему в глаза и охнула:
– Неужто беда, батюшка?
– Беда, Благоюшка, – не скрыл он. – Пошли сбираться. Времечко жмет.
В домике на краю села, где они с Ялькой пережили этот год, Отрыжка, к удивлению державника, впервые узнала, что ее внученька уж и просватана. Таймир воспрял, ибо прежде думал, что она ту волю богов и огласила. Не тут-то было: бабка о том и понятия не имела, но приняла новость за дело решенное. Даже к нему чуток потеплела. Но против его задумки отправиться с Ялькой в Харанг воспротивилась спокойно и бесповоротно. Батя в споры не лез. Просто усадил внучечку на колени и спросил:
– Чего скажешь-то, Ялитихайри?
– Тебе это важно? – приникла к нему Ялька.
– А тебе?
– Мне никак, – честно призналась она. – Но, когда война, думаю, всем плохо.
– Без нас разберутся, – отрезала бабуля. – А Твердиславе надо бы и совесть поиметь.
– Надо бы, – подтвердил дед и понукнул Таймира повторить все, что пересказал ему дядька.
Тот постарался ничего не упустить. Припомнил даже то, что прежде выскользнуло из памяти – ведунья умела вести спрос.
– Была у меня такая мысль, – призналась та, вытащив из него все до последней крошечки. – Знавала я эту лахудру, как ее тока из Харанга привезли.
– Да ладно, – не поверил Таймир, хотя прочие и бровью не повели.
– Зазывали меня к ней рожу прыщавую исцелять. Да навряд ли государыня то нынче припомнит. Оно и на руку. Выходит, это ей мы дорогу перешли. Отчаянно. Эта, коль чего захочет, так не слезет, покуда не поимеет. Сказываешь, братца она ненавидит? – переспросила Отрыжка.
– Сама ближникам своим призналась. Дескать, мечтаю лицезреть, как сгниет, – припомнил Таймир и это.
– Как сгниет, говоришь, – задумчиво протянула она, пытая глазами столешницу, на которой что-то вырисовывала пальцем.
– Никак задумала чего, Благоюшка? – почти обрадовался Батя.
– Бабуль, а коли я того ейного братца потравлю, государыня от меня отстанет?
– Умница ты моя, – кивнула внучечке Отрыжка. – Кто знает, может, для того она тебя и схитила из дома твоего чужедальнего. У матушки родной…
– Матушка померла, – внезапно ляпнула Ялька. – Родила меня и померла.
Таймир пораженно пялился на ее внезапно окаменевшее личико и подернувшиеся дымкой глаза. Покуда все, что она оттуда берет, впустую не звенело – припомнил он слова Бати. Видать ему свезло любоваться, как девчонка это делает. Оглядев остальных, убедился: оно самое! И родные внимают Яльке со всем вниманием.
– Ялитихайри долго рожают дитя. Многое может случиться. Матушку убили, как я появилась. Меч в грудь вогнали. Но Ялитихайри так не убить. Ей голову топором отсекли. Топор большой был. Длинный такой.
– Все, хорош, – встряхнул ее Батя, осыпая макушку поцелуями. – Не все надо помнить. Не все нам в пользу зачтется.
Страшится, что девчонка воспылает мстительной злобой – догадался Таймир.
– Не бойся, деда, зачем мне кому-то мстить? Меня ж не куда попало, а сюда притащили. К тому, с кем мне назначено быть. Значит, это сами ваши боги решили, – спокойно и рассудительно успокаивала Ялька стариков. – Матушку жаль. Но, та боле одного дитя родить не могла. А знай она, что тут он, – кивнула она на державника, – сама бы меня сюда отослала. Так надо.