– А нам есть до него дело? – поинтересовался чуток помрачневший Юган.
– Тебе, может, и нету, – лениво протянул армунг. – А вот твоему дружку тот гость не чужой.
– Хранивой, – тотчас догадался Таймир.
– Он самый. Не подскажешь, чего это вашей Тайной управе тут у меня занадобилось? Не успел ты заявиться, как и дядька твой подтянулся. Будто нарочно.
– Не нарочно, – со всей твердостью заявил Таймир. – Не мог он знать, каким путем мы домой возвернемся. Да и когда это у нас выйдет, тоже.
– Домой, говоришь? – насмешливо сощурился Свантар, знаком удаляя из-за своего стола насторожившихся ближников.
Трое его сыновей да парочка приспешников нехотя подымались с грубых деревянных кресел, занавешенных шкурами. Недобро косясь на гостей, они с ворчанием отваливали от стола.
– Топали сюда из Харанга. Лардàвига, небось, они и завалили, – с нарочитой ленцой процедил оставшийся за столом Брур – младший братец хозяина.
Он перерос старшего на целую голову. И слыл первым воином своего клана, но в главари никогда не лез. Видать, трезво оценивал силу своей башки против мудрости Свантара.
– Кто бы Харангу этак не угодил, трепаться он не станет – со всем возможным вежеством склонил голову Таймир.
– А мы не шибко и любопытствуем, – пренебрежительно отмахнулся армунг. – Завалили эту мразь, и то дело. Нам оно на руку. Мы в долгу у этих… угодников Харанга, – хмыкнул он. – А вот чего сюда твой дядька приперся?
Таймир не успел ответить, как почуял Яльку. Да так внезапно, что насторожился. Свантар, заметив его огрех, досадливо насупил мохнатые седые брови. Но тут двери вновь распахнулись. Давешние парни ввели невысокого человека, со всем тщанием укутанного в долгополый плащ. Наголовник натянут по самые усы, но Таймир мигом узнал дядьку. И едва тот дошагал до стола армунга, отвесил родичу поясной поклон. Хранивой скинул наголовник, мрачно оглядел племяша и покривился:
– Занесла тебя нелегкая.
– Куда путь лежал, туда и шли, – проворчал Юган, но с достоинством пожал локоть протянутой ему руки старшины: – Сам-то тут, за каким чертом?
Дядька ответить не успел – события разворачивались непонятно, но явно стремительно. Уходящие прочь парни не поспели прикрыть за собой двери, как промеж сходящихся створок пролезла волчица. Да еще какая: оскал на всю морду, шерсть вздыблена. Рык такой, что боле пристал матерому волку-переростку. Она стремглав пронеслась к столу армунга и взлетела прямиком на него. А потом уставилась ощеренной мордой чуть ли не в самое лицо Хранивоя и угрожающе зарокотала.
– После переговорим, – внушительно выдал ей державник строгим отеческим тоном.
Свантар недоуменно приподнял брови. Его братец Брур так и вовсе выпучился на этакую нелепость, позабыв захлопнуть рот. А взбешенная Ялька, ничтоже сумняшеся, обернулась на глазах у всех и гневно прошипела:
– Они мертвы!
Юган с Таймиром разом поняли, что стряслось. И так же разом кинулись ее хватать, покуда она тут чего-нибудь не сотворила. Куда там! Поди поймай оборотенку, коли ей оно не по нраву. Ялька вывернулась, отпрыгнув дале по столу. Повалились два кувшина с пивом, отлетело прочь блюдо с жареным мясом. Прежде подавшийся вперед Свантар, отшатнулся, влипнув в спинку кресла. А Брур и вовсе подскочил, ровно ужаленный, хотя бежать не кинулся. Да и его рука, метнувшись к мечу, скоренько опомнилась. Где как, а на севере супротив волка-оборотня ни у кого рука не поднимется. Да еще против волчицы.
– Мать-волчица! – завопил кто-то сбоку.
И мерный пьяный гул пошел затухать под затрещины, передаваемые по цепочке до самых отдаленных застольных сидельцев. Тут же загрохотали отодвигаемые да рушившиеся на пол лавки. Свантары трезвели на глазах, стягиваясь в тяжко дышащую стену вокруг стола своего армунга. А тот уже поднялся, не сводя глаз с набычившейся девчонки, что угрюмо разглядывала сверху вниз учиненную ею бучу.
– Довольна? – сурово попрекнул ее Хранивой. – Давай-ка, слезай! Устроила тут… Драть тебя некому, – пробурчал он, в растерянности брякнув лишнее.
– Некому! – тотчас завопила оборотенка.
И перекинулась волчицей. Свантары дружно взревели и принялись хвататься за пустые ножны – на хмельной пир оружие брал лишь армунг. Но воодушевленные северяне обошлись и вздернутыми к небу кулаками, что колыхались в нестройном свете факелов густым частоколом. Они притоптывали и выталкивали из глоток некую воинственную дребедень, в какой и слов-то не разобрать. Так, один пустой крик души без смысла и намерения описать свои чувства. На кой, коли на всех чувство одно: мать-волчица, грозная богиня вернулась к своим давно заброшенным деткам. И с этого знаменательного дня арму Свантара Бешеного попрет одна лишь голая удача. А все прочие армунги прогнуться под них прелой травой, попавшей под пяту воина.
Впрочем, сама Ялька плевать хотела на все эти нежности. Она вдруг как-то беспомощно осела на хвост посреди самолично устроенного на столе хламника. Да тихохонько заскулила. Сердце Таймира оборвалось и ухнуло вниз. Он подлетел к своей малявке, перехватил ее поперек тела и прижал к себе. Мохнатая макушка с поджатыми ушами ткнулась в его подбородок. И тут уж Ялька взвыла так, что все боевитое брожение вокруг них будто бы подавилось на полувздохе.
– Старики? – неверяще уставился на Хранивоя Юган.
Старшѝна досадливо поморщился, дескать, нашел место трепаться. Юган согласно, хотя и через силу кивнул. Глянул на затихшую в объятьях суженого Яльку. Таймир поудобней пристроил ее в перекрестье рук. Придерживал широкой ладонью ткнувшуюся в нее скулящую мордень. А подбородком поглаживал макушку и хребет разнесчастной малышки, мир которой рухнул в одночасье. Неспроста Юган упреждал, будто Ялитихайри ее семья заменяет все на свете. Горе Яльки прямо-таки шибало в нос и в голову, заставляя и самого Таймира звереть на глазах. Он уставился на дядьку тяжелым немилостивым взглядом. И ни капли прежней их приязни в его глазах не промелькнуло.
– Охолони, – постарался сдержаться Хранивой, сердце которого резанула страшная боль. – Не место. И не время.
– Не время, – с едва прикрытой угрозой подтвердил Юган.
Он шагнул к Таймиру, положил руку на подрагивающую волчью спину и тихо пробормотал:
– Ну, будет. Будет тебе. Скрепи сердечко, милая. Не трави душу. И не размякай. Нам бы теперь тока до дому скорей добраться. А там уж…
– До дому? – весомо переспросил Свантар, обходя стол. – Уж не намерен ли ты…
– Намерен! – огрызнулся через плечо Юган. – Во всем, что касается моей племяшки, я намерен поступать по-своему.
– Твоей племяшки? – удивился армунг, подходя к их скорбной троице. – Вон оно как.
– Да уж не вашей богини, – недовольно проскрипел Хранивой.
Он подобрал на столе опрокинутую кружку, плеснул в нее из устоявшего неподалеку кувшина и смачно выхлебал все до капли. Потом утер рот и вперился взглядом в армунга:
– Силой ты ее не удержишь. Даже не мечтай. И до тебя пытались, да сами же и нарвались. А уж нынче ее и вовсе лучше не трогать без нужды. Нынче на нее один укорот остался, – старшѝна многозначительно покосился на племяша.
Свантар – недаром мудёр да осторожен – понимающе оглядел Таймира и поиграл бровями. Не ведая истории этих диковинных гостей в подробностях, почуял: державник прав. Оно, конечно, лестно удержать при себе оборотня – многое сулит такой подарок судьбы. Да, видать, не всякий подарок на пользу – может и отрыгнуться. Ссорится с Тайной управой Антании тоже как-то нерадостно. Особо, если толку от пленения оборотня не будет. Девка-то, по всему видать, с норовом. А к этим своим попечителям накрепко сердечком привязана. Досадно не иметь ее в друзьях. Но уж во врагах и вовсе губительно. И не оттого, что загрызет – куда ей справиться с матерым воином. Но дурную славу ее пленителю обеспечит. И без особых стараний. Прочие армунги – коли узнают о бесчинствах Свантара Бешеного – с превеликой радостью навалятся всем скопом освобождать богиню из его проклятых лап.
Ялька, меж тем, затихла, пригревшись в заботливых руках суженого. Старый армунг внезапно тронул того за плечо и негромко предложил:
– Шел бы ты, парень, в мой дом. Не ведаю, что там у вас стряслось. Но, твоей подруге больно уж несладко. Горевать лучше в тиши и покое.
– Ты их чего ж, отпустишь? – встрял посмурневший и охищневший ликом Брур. – С ней? С Валкарой?
– Заткнись, – со спокойной веской угрозой посоветовал Свантар. – И не мешайся туда, где ничего не смыслишь.
Братец раззявил, было, пасть возражать. Да, наткнувшись на острый взгляд старшого, осекся. Вовремя опомнился и лишь грозно засопел, зло зыркая на антанцев, что уходили вслед за холопом из воинского дома. А после едва дождался, покуда разочарованные мужики не догуляют подпорченную гулянку до полнейшего пьяного бессилия. И покуда бабы с холопами не растащат их по домам. Пасмурное утро застало дружных братцев за разоренным пустым столом. Шуганув зевающих во всю пасть слуг, Брур взялся за брата. Вцепился в него со всем пылом голодного хищника, почуявшего след добычи:
– Коли Валкара будет с нами, от арма Долгогривого Кнура и памяти не останется. Против него и наших мужиков не понадобится расточать понапрасну. У него ж всей силы, что три десятка из племени диких сынов Валкары. Он лебезит перед ним, гнется. Лучшая добыча им. Лучшие бабы им же. Прочие-то его воины слова доброго не стоят. А дикие, сам знаешь, никакой власти сроду не кланялись. И хозяина над собой никакого не потерпят. Едино своему обычаю и подчиняются. Лишь друг за дружку и держатся. Прознай они, будто к нам Валкара снизошла, самолично явятся на поклон. Сами напрашиваться станут под твою руку. А Долгогривого сами же и прикончат, коль тот вякнет чего. Да и без вяканья прикончат.
Он смочил пивом непривыкшую к долгому трепу глотку. Рыгнул и продолжил увещевать настырно молчавшего армунга:
– Гундосый Хрокен был бы не прочь перейти под твою руку. С ним еще по весне переговорено было. Его Кнур добротно обидел – до смерти не забыть. А у Хрокена в арме Долгогривого пахотной земли боле всех прочих брандов. Да и три стада обширных. У безухого Спурна тоже поместье доброе. И ему обрыдло терпеть закидоны Кнура. Тот в угоду сынам Валкары хватает у брандов все без разбора – видано ли такое? Западные соседи тоже огорчатся этаким поганством. Они на те западные луга Долгогривого облизываться умаялись. Их лишь дикие в узде и держали. А не станет их, тотчас три армунга встанут на твою сторону. С тобой рядом примутся растаскивать земли Долгогривого. Коли не жадничать, мы с ними миром разойдемся. И для того мира они пуще тебя стараться станут. У них-то диких нету. Как их к себе Кнур-то заманил, по сию пору не пойму. Да и никто не ведает. А у тебя разом три десятка сынов Валкары объявятся. Или того больше, едва остальные о богине прознают.