- Боже мой, - - сказал папа. - Как было бы просто, если бы они договорились встретиться в каком-нибудь определённом месте.
После этого я поняла, что папе эти задачи даются тоже не легко.
Время шло. Приближался день маминого приезда. Мы с папой очень волновались, потому что в нашу квартиру было опасно войти. Можно было легко поскользнуться и плюхнуться в какой-нибудь таз с краской. Или совершенно неожиданно на тебя могла свалиться кухонная полка, потому что при окрашивании стен папа расшатал все гвозди. Я уж не говорю о том, что пол у нас от мела был белого цвета и всё пачкалось: стены, двери, ручки дверей, подоконники и окна. И среди всего этого ходили два разноцветных человека - это папа и я. О нашем ремонте уже знали все в моём классе, и папины сотрудники тоже знали.
Когда мы второй раз составили с папой план действий, каждая минута у нас была на заметке. Мы по расписанию вставали, делали зарядку, готовили завтрак, который потом ели вместо обеда и ужина, и занимались ремонтом. Работа сразу пошла быстрее.
- Вот что значит дисциплина! - радовался папа. - Теперь мы всё успеем. Пусть тогда мама скажет, что мы не самостоятельные люди.
Однажды в разгар работы почтальон принёс нам телеграмму.
Папа торопливо разорвал бланк и прочёл:
ВСТРЕЧАЙТЕ ДЕСЯТОГО ШЕСТЬ УТРА ПОЕЗД 22 ВАГОН 4 ЦЕЛУЮ МАМА
- Десятое завтра, а сегодня девятое. Значит, сегодня, это не завтра, - окончательно запутался папа. - Будем работать до утра, устроим аврал.
Папа тяжело вздохнул, и я тоже тяжело вздохнула, или, как говорит наш школьный врач, прочистили лёгкие, только от этого прочищения нам лучше не стало.
«Конечно, - раздумывала я, - попадёт нам от мамы по первое число. Потому что никакого впечатления, когда кругом такая грязь. А разве мы успеем вымыть полы, расставить всю мебель и убрать книги?»
- Так, так… - сказал папа. - Растерялась? Ну-ка, за дело. - Он прошёлся боевой походкой по комнате.
Сколько мы потом работали, я не знаю. Только спина у меня так разболелась, что я думала, что на всю жизнь останусь согнутая.
Я проснулась оттого, что в комнате пахло цветами. Гладиолусы и розы, которые я вчера купила для мамы, стояли на столе. В комнате было чисто, стол накрыт новой скатертью. «Вот папка молодец, - подумала я, - всё успел!»
Я побежала в его комнату. Он мирно спал, как был, в мамином халате.
- Вставай, вставай!
Он осмотрел чисто прибранную комнату, стройные ряды книг на книжных полках, потом как закричит:
- Люда, ты просто молодец!
Я ничего не ответила папе, а подумала, что, может быть, он от усталости всё напутал, и сказала:
- Это не я.
- Тогда, может быть, всё это сделал я?
- Папочка, - пробормотала я, - честное слово, это сделала не я.
- А кто же? - озабоченно спросил папа.
- Не знаю.
Вдруг папа перешёл на зловещий шёпот:
- Люда, здесь кто-то был. Проверь время.
Я набрала по телефону номер и ахнула. Было девять часов утра.
Папа на цыпочках, стараясь не шуметь, направился в кухню, я за ним. Никого.
Потом открыл дверь в мою комнату, остановился, замахал руками и попятился назад.
- Что такое? - У меня от страха зуб на зуб не попадал.
- Там, там… - только и смог ответить папа.
Я осторожно заглянула в свою комнату и увидела в углу мамин чемодан.
Несколько минут мы стояли молча, потом снова заглянули в комнату. Нет, чемодан не пропал.
- Так, так, - сказал папа, - не унывать, не унывать.
Но в это время щёлкнул замок и в дверях появилась мама. Она бросилась нас успокаивать. А папа от волнения вытер лицо платком, которым мы протирали стены, отчего у него по щеке пролегла чёрная борозда.
Мама вздохнула и сказала:
- Наконец я чувствую себя дома!
- Ну вот видишь, как всё хорошо кончилось, - сказал папа.
И я подумала про себя: «Может, мы на самом деле стали самостоятельными?!»
Во всяком случае, я теперь свободно могу вымыть пол, поджарить картошку до хрустения и добраться без приключений в школу.
ИЗ БИОГРАФИИ ВОВКИ КУРОЧКИНА
Началось всё с того, что Вера Васильчикова попала в комиссию, которой поручили составить программу концерта к родительскому дню.
Комиссия работала непрерывно, без отдыха, до самого обеда. Говорили сразу все: трещали девочки, вставляли острые слова мальчишки, а вожатый руководил спором.
Спорили долго, до хрипоты, и непонятно было, как члены комиссии понимают друг друга. Но они понимали, потому что вожатый неожиданно сказал:
- Ну вот, наконец программу утрясли.
Все облегчённо вздохнули.
Эх, жалко фотографа нет, а то бы щёлкнул нас на концерте, - заметил мальчишка, который сидел на подоконнике и болтал ногами.
- Вот бы здорово! Это идея! Молодец, Борис, хорошо придумал! - снова раздался разноголосый хор.
И тут послышался новый голос, который во всём этом споре не участвовал. Он был робкий и тоненький и принадлежал самой маленькой девочке. Когда она заговорила, то все уставились на неё.
- Я знаю одного фотографа…
- Подумаешь, я знаю целых десять, - перебил её Борис.
- Нет, вы меня неправильно поняли. Он в нашем лагере. Это Вовка Курочкин из третьего отряда.
- Это такой вот шкетик? - засмеялся Борис.
- Он вовсе не шкетик! - вдруг обиделась девочка. - Я всю его биографию знаю.
Он… он… редкий человек. Настойчивый.
- Ну ладно, - примирительно сказал вожатый, - не будем ссориться. Между прочим, Борис, ты неправ. Ты же не знаешь Курочкина, а берёшь на голос. Васильчикова, приведи Курочкина.
Борис упёрся руками в подоконник и спрыгнул на пол.
- Поживём - увидим.
Ребята разбежались, и в комнате остался один вожатый.
Стало тихо. Но скоро под окном послышались приглушённые голоса. Это были Васильчикова и Курочкин.
- Не понимаю, почему ты не хочешь идти?! Ведь ты меня ставишь в неловкое положение.
- А кто тебе велел говорить про меня?
- А зачем ты хвастался, что будешь меня каждый день фотографировать? Я даже маме про это сказала.
Курочкин промолчал. Видимо, он колебался.
Но тут в окне показалась взлохмаченная голова вожатого:
- Ну, Курочкин, принимаешь предложение?
Вовка отчаянно покраснел и сказал робко:
- Можно попробовать, но если что не получится…
- Не скромничай, не скромничай!
Вовкин аппарат был древней конструкции, сильно потрёпанный от времени. Именно поэтому Вовка и колебался, когда Вера вела его к вожатому: вдруг аппарат не сработает.
Страсть фотографа всё же взяла верх над осторожностью, и он вытащил аппарат со дна чемодана.
С этой минуты Вовка Курочкин стал героем дня.
Утром он вытаскивал фотоаппарат, и вокруг него немедленно собиралась толпа любопытных. Даже Борис, чемпион лагеря по плаванию, считавший Вовку «шкетиком», и тот вежливо здоровался с Вовкой за руку. На концерте в родительский день Вовке уступали самые хорошие места, чтобы удобнее было фотографировать. После концерта ребята гурьбой проводили его до дверей давно заброшенной сторожки, на которой висела надпись:
ФОТОЛАБОРАТОРИЯ. НЕ ВХОДИТЬ!
Вовка скрылся в сторожке со строгой надписью, а ребята остались перед дверью ждать результатов.
Прошёл час, второй, а Вовка не выходил. Он сидел в тёмной лаборатории, плакал и смотрел в замочную скважину ждал, когда все уйдут. Выйти он не мог, потому что ни один снимок у него не получился.
Наконец у дверей осталась одна Васильчикова, и Вовка отважился появиться, её-то всё равно не переждёшь.
- Выдержка маленькая, ничего не отпечатаешь, - сказал Вовка безразличным тоном и посмотрел в сторону.
Вера ничего не ответила.
Скоро уже весь лагерь знал о Вовкиной неудаче.
- Настойчивый, редкий человек, - смеялся Борис. - Сапожник он, а не фотограф!
Кто теперь таким аппаратом снимает? В музей сдать его надо.
Курочкин сделал ещё две попытки спасти положение: во время спортивных состязаний и на прополке колхозного картофеля.
На этот раз у фотолаборатории ждала только Вера. Увидев Вовкино хмурое лицо, она попросила:
- Вовка, забрось аппарат, раз у тебя такая неудача.
Но Вовка ничего не ответил и ушёл. Несколько дней он ремонтировал свой аппарат, а потом перешёл на фотографирование неживой натуры - кустов и деревьев. Он часто уходил в лес, где никто ему не мешал.
Скоро в лагерной юмористической газете «Горчичник» появился рисунок, на котором был изображён Вовка Курочкин среди лесных зверей.
Вовка только усмехался - никто ведь не знал, что он уже добился кое-каких результатов. Он продолжал свои лесные прогулки.
Однажды он наткнулся на одинокую корову. Это была удача. Вовка уже давно мечтал снова перейти к работе над живой натурой.
«Только бы не убежала!» - подумал он и торопливо установил аппарат на треноге.
Как назло, в этот самый момент корова отвернулась от объектива и показала Вовке свой коровий хвост.
Вовка схватился за треногу, рысцой перебежал на новое место и снова поставил аппарат перед коровьей мордой.
Корова скучно посмотрела на Вовку и опять отвернулась.
Теперь Вовке то и дело приходилось перебегать с аппаратом с места на место. Он заискивающе улыбался, призывно чмокал, упрашивал корову стоять спокойно. Но перед объективом всякий раз оказывался коровий хвост или, в лучшем случае, бок.
Сильно припекало солнце. Вовка взмок и устал. После очередной неудачи он решил задобрить корову - сорвал несколько пучков травы, сунул к самой морде и погладил по шелковистой шее. Корове понравилась ласка, она призывно замычала и принялась жевать пучки травы.
Курочкин же на цыпочках вернулся к аппарату.
- Спокойно, - прошептал он, - снимаю! - И корова была сфотографирована.
- Вперёд! - крикнул Вовка, схватил треногу наперевес и помчался в лагерь.
Корова испуганно шарахнулась в сторону.