наоборот, гордился бы своим одиночеством, считая, что никто ему не ровня). Но у него была как раз нежная кожа, и эта кожа покрывалась испариной под такой грубой маской.
Мы говорили Гришиной маме, что «крутым» бизнесменом (как Папа) ему лучше не быть, это его еще больше невротизирует и искалечит. Что поделаешь, если душа у него другая?! Она смотрела на нас, как на динозавров, а потом наконец терпение ее лопнуло, и она воскликнула:
— Да какая душа?! О чем вы говорите? В наше время деньги нужны, а не душа!
Вот только взгляд у нее при этом был какой–то затравленный и напряженный. У людей, уверенных в своей правоте, совсем другие глаза…
Только не впадайте в противоположную крайность, не будьте «мальчиком наоборот». Не надо в противовес сегодняшней накачке внушать ребенку, что деньги — мусор, что думать о деньгах и связанных с ними удовольствиях позорно. Это ведь тоже неправда. На самом–то деле очень хорошо, когда человек свободен от мыслей о куске хлеба и может купить то, что ему понравится.
И уж совсем недопустимо формировать в ребенке комплекс бедного человека, сто раз на дню повторяя:
— Мы не можем себе этого позволить. Мы нищие и т.п.
Не можете купить одно — постарайтесь купить другое, что сможете. А о невозможности скажите шутливо. Не лишайте ребенка надежды когда–нибудь получить то, что он хочет (даже если вы знаете, что этого никогда не произойдет). Всегда же можно сказать:
— Ты знаешь, сынок, сейчас мы на мели. Потерпи немножко. Глядишь — что–нибудь и придумаем.
В бедности не должно быть пафоса. Это, как и богатство, не предмет гордости. Сейчас, когда расслоение в обществе становится все заметнее, есть большой соблазн «из воспитательных соображений» объявить себя нищими и противопоставлять «честную бедность» богатству, нажитому неправедным путем. Тем более что мы, выросшие на этой земле, вообще склонны впадать в крайности.
И вот сидит за столом семья. Все одеты–обуты. Отдельная квартира. Холодильник, телевизор, магнитофон. В выходные уезжают на участок. Справляют дни рождения. Ходят в гости с подарками. И не устают твердить:
— Что у нас есть?! Ничего! Ничего мы не нажили за свою жизнь! Не умеем мы… Мы не из таких… Нищие мы, нищие… Нищими родились, нищими и умрем.
И как только люди Бога не боятся гневить такими причитаниями? Разве настоящая нищета ТАКАЯ? Разве не видели они по телевизору эфиопских детей с раздутыми от голода животами? Разве не знают, что настоящие бедняки живут в картонных будках, с земляным полом, без ванны, туалета и даже электричества, спят вповалку на одном матрасе, едят жидкую похлебку из чего попало. И ложась вечером спать, далеко не всегда уверены, что завтра им удастся поесть даже эту бурду… Вообще очень полезно почаще вспоминать, что между двумя крайними степенями того или другого качества (богатство — нищета, щедрость — жадность, счастье — горе) существует множество градаций.
Ребенку же навязчивая манифестация нищеты наносит непоправимый вред. У такого ребенка формируется психология жалкого, всеми униженного и обиженного «маленького человека». А ведь такой человек только в фильмах Чаплина да в романах Диккенса кажется трогательным. В жизни он страшен. Он с детства усвоил, что в мире все для богатых и сильных, а он жалкая букашка, с которой можно сделать все, что угодно. Поэтому кровь его, отравлена завистью, ненавистью и страхом. Такой Человек несчастлив сам и за это считает себя вправе делать несчастными окружающих.
А бывает и другой вариант. Ребенок с более сильной волей может не выдержать такого психологического гнета, такой беспросветности и взбунтоваться. Но это будет не тот нормальный подростковый негативизм, который принято называть «трудностями переходного возраста», а разрушительный, искажающий личность бунт Сына против Отца. Бунт по типу «гибель богов». Ибо родители для ребенка — боги. А боги не могут себе позволить быть бессильными и несостоятельными. (Именно поэтому нельзя говорить ребенку: «Мы Н И КО Г ДА не разбогатеем»). Богов в Крайнем случае может посещать временное бессилие. Иначе их низвергают и назначают новых или ЗАНИМАЮТ ИХ МЕСТО.
— Ага, вы нищие?! Вы слабые? Ну и считайте свои проклятые копейки! У меня будет другая жизнь! Я докажу… Я добьюсь… Я далеко откачусь от яблони. Так далеко, что все забудут, НА КАКОЙ ЯБЛОНЕ Я ВЫРОС.
И он доказывает. Он добивается. Но даже построив хрустальный дворец и «откатившись» за тридевять земель, он никогда не будет счастлив. Потому что нарушение иерархии «родитель–ребенок» приводит к тягчайшим деформациям личности.
— Но ведь совершенно нормально мечтать о том, что ребенок добьется большего, осуществит то, чего мы не смогли!
— Для вас, РОДИТЕЛЕЙ, нормально. НО для него, Р Е Б Е Н К А, вы должны навсегда остаться нерушимым идеалом. Идеалом доброй силы и всегда откуда–то берущихся возможностей. Это чувство может быть совершенно иррациональным (к примеру, сын — академик или директор крупного концерна, а родители — два старых, немощных пенсионера). Но мы же писали, что ratio, разум — это лишь часть айсберга. Все наши глубинные чувства с трудом выдерживают проверку рассудком, а значит, иррациональны.
А вот отношение к деньгам лучше, чтобы было РАЦИОНАЛЬНЫМ и ФУНКЦИОНАЛЬНЫМ. Без плюшкинской скупости и ноздревской гульбы. Есть деньги — хорошо, нет — тоже не беда. Деньги — это, действительно не главное. В нашей традиции. Как говаривал мистер Твистер:
— Ты не в Чикаго, моя дорогая.
Да, в Америке другое отношение к деньгам. (Мы так часто упоминаем Америку вовсе не потому, что у нас нет других примеров для сравнения. Мы это делаем вполне сознательно, ибо любимый русский миф о «рае на земле», отождествлявшийся вчера с коммунизмом, сегодня нашел новое воплощение — Америку. Но миф, овладевающий массами, приводит к национальным катастрофам, считал Юнг.)
Объяснившись, продолжим. Один из основополагающих принципов американской жизни: как можно больше зарабатывать, чтобы потом на заработанные деньги как можно больше качественно наслаждаться, получать разнообразнее удовольствия. Прямо как в популярной некогда песне:
— Мы славно поработали и славно отдохнем.
Но по признанию самих американцев, это бешеное зарабатывание денег так изматывает, что сил получать наслаждения уже не остается. Одновременно происходит искусственная — на наш взгляд — эскалация потребностей. Разве нужно человеку так часто менять одежду, машины, дома? Это ведь тоже иррационально. Но самое интересное другое…
Как вы думаете, какой вопрос является запретным в современной американской культуре? О чем никогда не говорят эти, казалось бы, совершенно свободные люди? Они все обсуждают без малейшего стеснения: секс, работу желудка, религиозные переживания, интимную жизнь политических деятелей, свои мысли и ощущения в связи со смертью близких… Но есть один вопрос, который задавать нельзя. Неприлично! Об этом даже частенько предупреждают наших туристов, чтобы они случайно не опростоволосились. У американца не принято спрашивать, сколько он зарабатывает. Эта тема табуирована. Да–да, старые и даже древнейшие табу отменены, зато появилось новое. А что табуируется? Вспомните! Правильно. То, что жизненно важно, внушает священный трепет, сакрально, священно.
Будем надеяться, что в России национально–культурный архетип достаточно силен, и деньги так и не станут «священной коровой».
Основания для надежды нам дает в том числе и такое наблюдение. Даже те дети, которые пугают родителей своими ненасытными требованиями купить им и то, и другое, и третье, на самом деле, как правило, не страдают истинной алчностью. В действительности они жаждут тепла, любви, признания, сочувствия и, не получая их в достаточной мере (хотя родителям может казаться, что дети их заласканы), требуют «материальной компенсации».
Если ваш ребенок часто бьется в истерике по поводу новых кроссовок или дорогой игрушки, прежде всего проанализируйте — только честно — свою семейную ситуацию. Может быть, вы (или второй родитель) слишком часто принижаете его, то и дело ставите кого–то в пример, раздражаетесь? А может, у вас есть другой ребенок, которого вы — невольно, конечно, — любите больше?
Всякое в жизни бывает. Бывают, наверно, и дети с какой–то врожденной страстью к обогащению. Но в нашей достаточно обширной практике мы с такими еще не сталкивались. Обычно если психологический «рецепт» выписан правильно и душевное самочувствие ребенка налаживается, то и симптомы «золотой лихорадки» проходят сами собой.
НЕ ПО ХОРОШЕМУ МИЛ …
Тему, которую мы хотели бы сейчас затронуть, нам подсказала одна мама, хотя сама она не подозревает о своей вдохновляющей роли.
Это случилось недавно. Она привела к нам на консультацию своего двенадцатилетнего сына. Мы задали традиционный вопрос:
— Что вас беспокоит?
Она принялась перечислять:
— Замкнутый, очень стеснительный, глаза на мокром месте… И все так близко к сердцу принимает! Мы с моей мамой частенько ругаемся — знаете, старый человек, — так он места себе не находит. «Мама, — говорит, — зачем ты бабушку обижаешь? Она ведь совсем беспомощная, неужели тебе ее не жалко?»
Женщина замолчала, но мы чувствовали, что ей еще хочется чем–то поделиться. И помогли вопросом:
— Больше ничего?
И тут она, до этого говорившая достаточно спокойно, сделалась пунцовой и сбивчиво затараторила:
— Ой, вы знаете… Даже не знаю, как вам сказать… Главное — все хуже и хуже… Уж я и так, и сяк, и угрозами, и уговорами… Ничего не помогает… Даже обостряется… Может, переходный возраст?
Мы (уже нетерпеливо, в два голоса):
— Да что? Что? Скажите толком, не стесняйтесь! (Мы призвали ее не стесняться, потому что заподозрили у ее сына какой–то тайный порок, о котором она не в силах говорить даже со специалистами.)
И наконец, потупившись, она еле слышно пролепетала:
— Ну, в общем, у него… патриотизм…
Вымолвив с таким трудом это страшное слово, мама немного успокоилась и добавила: