И чего изо всех сил надрывают свои глотки? Кто кого перекричит или перепоет — пойми этих солистов.
Давно не слышал такого концерта. С самого детства. Знаю, немало есть любителей лягушачьих трелей даже среди горожан. Особенно весной, когда из-под голышей появится робкая травка и в сумерках раздастся нежное, похожее на журавлиное кур-лу-лу!
Конечно, песнь недурна, когда она в малых «дозах». Когда же на тебя обрушивается бесконечный каскад звуков, этакий озерный рок — хоть беги!
Помнится, давным-давно близ ташкентской старогородской чайханы на Себзаре существовал обширный хауз. Летними вечерами он был полон лягушек. Трудовой люд приходил сюда отдохнуть, выпить пиалу-другую чая, поговорить о наболевшем. И тут начиналась назойливая лягушачья перебранка. Будто другого времени нет! Посетители швыряли в них и комки глины, и палками старались достать. Тщетно! Лягушки орали пуще прежнего. И тогда чайханщик, добродушнейший толстяк Исмаил-ата, нашел-таки способ избавления от настырных певцов. Принес бараньи кишки, высушил и в каждой проделал булавкой дырочку. Как только наступал вечер, чайханщик надувал кишки и раскидывал их по всему хаузу. Лягушки моментально замолкали.
Люди сначала не понимали, куда это делись горластые певцы, а узнав в чем дело, только посмеивались. Ай да чайханщик! Ай да Исмаил-ата! И надо ж догадаться!
Секрет был прост. Лягушки, очевидно, принимали шипящие кишки за своих заклятых врагов — змей. Вот и разбегались, прятались.
«Хорошо бы сейчас пару таких кишок бросить в озеро», — подумал я.
Но высыпали в небе звезды, и озерный ансамбль смолк, враз угомонился. Сделалось внезапно тихо-тихо. Только над ухом звон комара, прохладное щекотание ветерка да шелест воды… Бежит себе, листая вечную книгу жизни…
Хороша уха на вольном воздухе! Уснули уже за полночь. Пробудился перед рассветом. Справа по берегу, где-то в тростниках, залитых щедро лунным светом, выли шакалы. Жалобно, длинно, заливисто. Словно профессиональные плакальщицы. Надо сказать, неприятное ощущение. Особенно, когда ты один на один с пространством, дикой природой. Далекие предки были ближе к природе. Однако страхов, думаю, было не меньше. Иначе откуда напридумано столько страшных мифов, сказок…
Алексей проснулся вслед за мной. Открыл глаза:
— Кто это?
— Ничего, спи. Шакалы.
Утром с первыми лучами солнца отправились за красноперками на берег. Но, увы, — ни кукана, ни рыбы. Мы недоуменно смотрели друг на друга, потом по сторонам. Потом… И тут на песке увидели следы. Точь-в-точь такие же, что и позавчера, когда мы вернулись с дынного поля.
— Вот тебе и «волки», — усмехнулся я.
Значит, шакалы ночью вовсе не плакали, а радовались дармовой добыче. Конечно, рыбы было жалко, но ничего не поделаешь. Мы стали собираться в дорогу. И уже оттолкнувшись от берега, снова увидели в небе аиста. Вытянутое перистое облачко на синем фоне. Оно легко и плавно летело в сторону озера. К царству лягушек и красноперок.
«Вот она, та самая экологическая цепочка, — подумалось мне. — Не будь озера, не было бы ни лягушек, ни рыбы. А если бы не было ни того ни другого, увидели бы мы аиста?»
Еще лет тридцать тому назад трудно было представить древнюю Бухару без этих белоснежных птиц. Они почитались как символ счастья, добра, здоровья. Старые тутовники и минареты были увенчаны шапками-гнездами.
И вдруг аисты пропали. Исчезли из города? Почему? Кто их напугал? Ученые-биологи, да и просто жители были в недоумении, огорчении.
Причина выяснилась скоро. В окрестностях Бухары и за ее пределами стали осушать малярийные болота. Бесспорно, нужное дело, хотя этот способ далеко не единственный в борьбе с лихорадкой. И вот вместе с болотами исчезли лягушки, моллюски, мелкая рыбешка. Извечная пища белых аистов. Нарушилась экологическая цепочка — и птицы пропали.
Ближе к полудню по правому берегу стали встречаться целые ежевичные заросли. Заманчиво, следует, пожалуй, остановиться. К тому же плоту требовался небольшой ремонт. На одном из перекатов зацепило несколько крайних жердей, и наш «пароход» сильно кренился на левый «борт». Пришвартовались к песчаному бережку. Дружно в четыре руки подправили бревна, закрепили. Вроде бы ничего: плавсредство может служить и дальше.
Завершив ремонтные работы, Алексей нырнул с кружкой в кусты ежевики. Вскоре он вернулся с туманно-сизыми ягодами… Очень похожими на малину. Попробовал ягоду. Кисло-сладкая, терпкая… Вот бы на варенье!
Я полагал, мы тут одни. Но прислушался и увидел близ ежевичных кустов двух майнушек, стайку дроздов. Тоже, видимо, охотнички до витаминов!
Я вздремнул, пододвинув к голове рюкзак, а Алексей снова пропал. На сей раз с фотоаппаратом. Его долго не было. Наконец он появился. Как всегда, улыбающийся.
— Па! Ну и кадр я сейчас отхватил. Позавидуй!
— Что за кадр?
— Жар-птицу отснял.
— Прямо-таки и жар-птицу? — Не совсем, но очень похоже.
— Ладно, не томи. Кто попал в объектив?
— Фазан. Петух. Ежевикой лакомился. Жалко, он взметнулся против солнца. Боюсь, снимок не получится.
— Ничего, зато ты увидел королевскую птицу, большую редкость по нынешним временам.
Встреча с фазаном сигнализировала, что мы приближаемся к Акчинскому охотхозяйству. Этой птицы в последнее время, я слышал, развелось там, в благоприятных условиях, немало. Есть и кеклики. А иначе откуда бы пестрому красавцу-петуху взяться сейчас в этих местах?
Меж тем они оказались поистине «райским уголком». Здесь мы впервые увидели на ивовой ветке низко над водой гнездо синицы-ремеза. Симпатичную рукавичку из тополиного пуха, с крохотным отверстием-входом. Интересно, как ей удается построить такое оригинальное жилище? Ведь сколько труда, терпенья и ловкости вложено в постройку. Гнездышко висит над самыми струями, колеблясь от малейшего ветерка. Каким же «архитектурным чутьем» должна обладать малая птаха, чтобы пойти на такой риск и не прогадать. Помимо прочего, уровень воды в реке в зависимости от погоды понижается и повышается. А рукавичке хоть бы что!
Недаром такое большое будущее у современной науки бионики, которая многое перенимает у растений и животных.
Видели мы и водяных ужей. Выставив граненые головки поверх воды, они лихо полосовали небольшую заводь. Словно соревновались. И даже сильное течение на быстрине не могло снести их.
Один уж на наших глазах схватил рыбешку. Рыбешка барахталась, боролась за жизнь. Тогда уж выволок ее на берег. Целительный для нас и губительный для рыб кислород сделал свое дело, и уж спокойно заглотнул добычу.
Мы уже отталкивались от берега, когда над нашими головами с цвирканьем пролетел зимородок. Ярко-нарядная птица. Ее оперение по красоте не уступает экзотическим пернатым. Зимородок — заядлый рыболов. Он улетел к глинистому откосу, где находится его гнездо…
Очередной привал мы сделали неподалеку от небольшого кишлака. Приготовились к ужину, и тут выяснилось, что кончился запас соли и лепешки вконец зачерствели.
«Эх, а еще хотели утром солить рыбу!» — досадовал я.
Пришлось Алексея отправить в кишлак, а самому заняться палаткой.
Уже и звездный вечер опустился над долиной, а сына все нет и нет. Я стал было беспокоиться, но тут на пыльной тропе показались два силуэта. Приблизились. Смотрю: Алексей, а рядом с ним мужчина средних лет. В костюме, на голове тюбетейка. Лицо задумчивое, интеллигентное. Оказалось — учитель географии Аблыкской школы. Кадыр Турсунович.
Приглашаю гостя к нашему бивуаку.
— Рахмат, спасибо, — говорит он. — Ваш сын оказал неоценимую услугу. Телевизор отремонтировал. Когда бы мастер приехал из района! А теперь детишкам не скучно, смотрят мультики. Спасибо! Узнал, что путешествуете по реке. Вот решил пригласить к себе в гости, переночевать. Как говорится, милости просим, не откажите!
Ай да Алексей! Принес в пакете лепешки и пачку соли. Честным трудом заработанные.
Отказать учителю было трудно. Мы опять сложили вещи в пирамиду, накрыли палаткой и, памятуя о четвероногих разбойниках, обложили ее огромными булыжниками. Никакой здешний зверь не сдвинет!
Взяли с собой только фотоаппарат. На всякий случай, несмотря на позднее время. И, как оказалось, очень хорошо сделали. Почему? Расскажу попозже.
Кадыр Турсунович жил на самой окраине кишлака. Абрикосовый сад и огород его с помидорными грядками в несколько соток упирались прямо в тростниковые заросли.
Мы расположились во дворе на деревянном айване с резными перильцами — видно, делал усто! — под широким шатром старой урючины, с ветки которой на шнуре свешивалась яркая лампочка. Всевозможные жуки, бабочки и медведки с налету стукались о горячее стекло и падали на землю под корневища.
Дастархан был заранее накрыт заботливыми руками хозяйки. На цветастом подносе горками красовались янтарная курага, белый и черный кишмиш — из своего сада, как отметил хозяин, миндаль, фисташки, орехи — грецкие и арахис: дары Кураминских гор!
Разломили хрустящие лепешки, разлили по пиалам душистый кок-чай. И тут неподалеку от айвана возле водопроводной колонки я увидел пса. Черно-белой масти. Огромного, лохматого. Казахская овчарка. Такие обычно стерегут овечьи стада. Вопреки грозной внешности пес жалобно поскуливал.
Заметив мой удивленный взгляд, хозяин пояснил:
— Вот ведь как получилось. Тут у одного чудака пропала курица. Является ко мне и заявляет: «Это ваша собака утащила мою курицу!» «А вы-то сами видели?» — спрашиваю. «Нет, — отвечает. — Просто больше некому». «Как теперь быть?» «Надо ее проучить». «Но как?…» И тогда я посоветовал словами Ходжи Насреддина: «Очень просто! Если вас укусила собака, поймайте ее и укусите». Не понял он шутки. Разозлился. Затаил обиду. И что надумал: недавно капкан поставил. Поранил лапу моему Алопару. Встречаются же бессердечные люди!
Кадыр Турсунович — уроженец этих мест. Преподает, увлекается краеведением. Часто со школьниками ходит в туристические маршруты. Ему хорошо известна в округе каждая тропка. И река отлично известна. И горы. Ведет с ребятами наблюдения. За животным и растительным миром.