Джамиля развалила тело по креслу. Её смена давно закончилась, но она заявила, что отдыхает, – и напропалую кокетничала со Счастьем. Счастье отвечал на кокетство, но в данные минуты был очень занят. Старушка. Медведь. Шла эта самая тринадцатая минута. И пока она шла, Мамед-Бабаева рассказала Валере про постоянную клиентку.
Старушка же тем временем в агрегате пищала и верещала – было слышно даже Валере. Пищала в ожидании того, что на семнадцатой минуте она увидит благородного рыцаря, который прикокошит медведя, вырвет её, молодую и прекрасную страдалицу (именно такой она видит себя и ощущает, естественно), из мёртвых медвежьих лап. Ощутить себя принцессой, которую спасают, целуют, сажают на коня и увозят жениться, – на это богатая старушка не жалела денег и здоровья. Жгла адреналин. А может, она себе этим жизнь продлевает? – подумал Валера, слушая весёлый рассказ Джамили и глядя, как предупредительный Счастье приглядывается к затерянным в недрах аппарата очертаниям старушки.
– Популярный какой медведь... – протянул Валера, вспомнив, что медведя часто заказывали. С вариантами – кто сам его заламывает, от кого он по спецпросьбе убегает, поражённый медвежьей болезнью, для кого он картинно умирает за любовь, сражённый вот так вот, по-рыцарски. – Ну а если всё-таки сбой в программе – и задерёт женщину медведь? Что тогда? Летальный исход в реале?
– Типун тебе! – рявкнул Счастье, церемонно извлекая раскрасневшуюся, довольную клиентку из аппарата.
Он отправился провожать даму, пожелавшую выпить жасминового чаю. А Джамиля, постучав Валере для наглядности по голове, чтобы не каркал под руку, рассказала историю из прошлого. Когда одного дядю не сильно преклонных, но истрёпанных неправильной жизнью лет вытащили из симулятора и передали в руки врачей. А после этого, когда он слегка подлечился и снова примчался в клуб за эмоциями, Арина самолично отказала ему в посещениях. На полгода. И пока он не вылечит всё, что у него запущено, пока не отшлифует результаты лечения в санаториях, чтобы ноги его в «Разноцветных педалях» не было. Дядька возмутился, но пропал. Про него уже все забыли, когда спустя почти год он вдруг прикатил, бросил к ногам Арины пачку справок, сам упал рядом и всё повторял, что её контора ему здоровье вернула. В смысле, заставила им заняться. Арина перевела свои ноги, которые бывший больной пытался целовать, в продуктовый эквивалент, и теперь её заведению этот дядя сыры, жиры, майонез и прочее поставляет с безумной скидкой. Владельцем сыро-жиро-заводика он оказался. Посещения продолжает. По всем аппаратам прошёлся, все программы на себе обкатал. У него в «Педалях», понятно, тоже скидка. Валера его наверняка видел, просто внимания не обращал.
«Может быть...» – подумал Валера. И ещё подумал: а правду ли ему сейчас рассказали? Или это очередная информационная утка-шутка. По Арининому распоряжению. Хотя зачем – его же уже давно проверили. Значит, точно правда. Или Мамед-Бабаева не в курсе, что приказ на Валерин информационный развод отменили?.. Ух, вот и пойми их...
В зал вошла Арина. Валера вскочил.
Они отправились домой. Витя Рындин мелькнул там где-то в эпизоде прощания, но с ними не поехал.
По пути завезли пана Теодора и коллегу его. Арина пожелала им спокойной ночи. А у самого подъезда своего дома попросила Валеру:
– Сходи купи, пожалуйста, трёхлитровую банку томатного сока. В магазине за углом всегда продаётся. И «Бородинского» хлеба. Очень хочется. Приноси домой.
Она скрылась в подъезде. Валера проехал пятьсот метров до круглосуточного магазина, купил Аринин любимый сок – на всякий случай прихватил сразу две немодных стеклянных банки производства беспонтового хозяйства южного района нашей страны, отыскал московский хлеб, взял для Гнуси протёртого телёнка и уже скоро был в Арининой квартире.
У Валеры имелись ключи от всех дверей, он внёс товары в кухню, разложил, расставил.
Арина была уже в домашнем. Накрывшись кудлатой шкурой, она лежала в кресле. Валера обратил внимание, что вид у неё очень уставший. Даже замученный. Она смотрела сквозь Валеру, и Валера отметил, что сейчас в ней не было ничего командирского. Разве что голос.
– Ну, купил? Спасибо, давай.
Как потомственный стюард Валера внёс поднос с соком и дополнительными ингредиентами – он уже знал, что хозяйка любит набалтывать в стакане томатного сока соли и перца. С хлебом было что-то новенькое, но Валера нарезал целое блюдце и его.
– Спасибо, Валера, – совсем тепло сказала Арина, заказала в сок льда.
И когда Валера вернулся с ним, предложила:
– А посиди со мной.
Валера уселся в кресло напротив. Оно стояло несколько далековато, и в полутьме Валера пытался как следует разглядеть Арину. Её намерения были неясны. Она пила сок, сидела без движения, глядя в стену. Видимо, расслаблялась.
Было полтора часа ночи.
В дальнем углу просторной гостиной Гнуся спала в насиженной шапке. Где-то в другом доме под присмотром бабок-нянек спал внук огромной армии Серёжа. А на лице его матери была такая демоническая тоска, что Валера замер в оцепенении, фиксируя её в своём сознании.
Арина поднесла к глазам стакан, по стенкам которого стекала красно-серая жижа. Серая от изобилия молотого перца. Нет, гуща – сок густой. Или жижа? Ведь сок – жидкость. Валера вечно в этих понятиях путался...
Тьфу, какая жижа. Арина.
Арина тем временем говорила. И к демонической тоске добавилась усталая усмешка.
– Только сейчас поняла. А ведь я никогда не приходила домой просто пьяная и довольная. Домой, где я буду одна и где мне будет очень хорошо и привольно... Да даже и просто. Не пьяная. Но гарантированно одна. А это, наверно, здорово! Я всегда была с кем-то, представляешь, Валера? Точно! Знаешь, я что заметила – а я ведь никогда не оставалась на ночь в квартире одна. Гнуся не в счёт. Не получалось как-то. Нет, если в клубе я ночую и Серёжи со мной даже нет, то всё равно я понимаю, что вокруг люди. Кто-то в любой момент может прийти по какому-нибудь делу. Клуб есть клуб... Но одна. Пьяная и довольная...
Валера смотрел на Арину, взгляд которой был устремлён на него, но одновременно и в пространство, то есть сквозь. И понимал: она его просто не видит. Смотрит куда смотрит. Видит что-то своё. Валера не понимал близоруких, но, наверное, их восприятие мира отличалось от его. Но вот насколько серьёзно отличалось...
А волновало-то его другое: слова, или «текст», как выражались артисты из Арининых развлекательных бригад. В смысле то, что она говорила. До этого он думал, что словосочетание «волнуется сердце» – это такое же пустословие, как и множество прочего. Нет, блин, нет... Сердце замерло и переехало жить в уши. Которые слушали:
– Скажи, а ты много чего боишься? Есть у тебя СТРАХ? Я не просто так спросила. Задумалась тут как-то и поняла – я что-то глубинно упускаю, Валера. Нет у меня страха. Я не боюсь ничего. Ну, в бытовом плане – кроме крыс-мышей и всяких паразитических существ. Фу! И тех, я знаю, что разгонят. Заплати я или скомандуй. Разгонят. Убьют. Отравят. Так и выросла я без страха.
Напрягшийся и вспотевший Валера не знал, что ответить. А Арина продолжала сидеть в своей, зараза, монолитно-царственной позе – эх, такую женщину сделать своей хоть на пятнадцать минут, ой, блин, блин, не думать, только ничего не думать...
– Ну так вот... – с Валерой, долдоном, разговаривали как с доверенным лицом, а он... Слушай, мазурик, второй раз не повторят!!! Слушай! – Есть ещё у меня мелкий страшок – вероломство. Что обещает человек, клянётся жизнью своей – и забывает о клятве, когда это становится выгодно. Побаиваюсь вот этого. Но я загасила. Страшок, да, я сказала? Вот его. И чтобы не возникали прецеденты, работала в этом направлении. Деньгами. Страхом на страх – опять же. «Ты сделаешь так – и будет тебе за это так»... Ой, действует, Валера. Особенно когда законы все знаешь. Или имеешь власть над людьми, которые знают эти самые законы... Но а так, кроме фигни типа мышей, и не боюсь я ничего. А нельзя жить без страха, Валера? Нельзя ведь? Не боюсь я за своё тело. И с душой проблем нет. Вполне смогу все попытки обвинений в грехах аргументированно отклонить... Чего же это не боюсь-то я ничего, Валера? Страшно мне что-то сегодня из-за этого стало. Ага – страшно, что мне не страшно... Ну не могу я не бояться!!! Все должны – и я тоже. А вот никак. Я думала о смертях близких – что я буду тогда делать. Осознала: будет мне горе. Потеря. Но не СТРАХ!!! Не страх, Валера! Понимаешь, даже с самой пьяной дискотеки, даже с самого раздолбайского расколбаса я всегда возвращалась с гарантией. Что меня доставят. Что меня поберегут. Я, видимо, счастливая. И моя жизнь, значит, очень нужна, раз её берегут. Глобально нужна. Уж как я её ни испытывала – судьбу в смысле: даст она мне после такого разрешение на жизнь или нет?.. Давала. Нужна я, Валера.
Валера молчал. Слушал. Арина – девочка, у которой исполняются все желания, сидела себе неподвижно. И говорила:
– Но я ведь не только мозг и его воплощения, Валера! Я же и тело. Я такое же дрожащее тело. Просто нечего мне было бояться. В детстве я себе этого просто не имела права позволить. Дальше так и покатилось. Я – Арина Балованцева, сами меня бойтесь. А ведь я тело – такое маленькое несильное тело, Валера! Это я, я – которую так никто не воспринимает! Все привыкли, что я стальной монстр. Вдруг, если что случится, люди даже не озаботятся, не поймут, что мне плохо и надо помогать, а?.. Я, знаешь, сейчас подумала: а вдруг, если я останусь дома одна, мне станет страшно?! И что тогда делать?
Арина сказала это просто, без драматизма и дрожи в голосе, но Валеру пробрали мурашки. С ног до головы и обратно. Правда, быстро рассосались. Но лучше ему не стало.
И ещё он подумал: как же это не бывает она одна? Конечно, чаще всего, когда он приезжает к Арине с утреца, там носятся по квартире мамки-бабки, снаряжают Серёжу, слушают Аринины приказания. Но ведь бывают и такие утра, когда, кроме Арины, в доме никого не оказывается, даже Серёжи. Это когда Валера завтрак хозяйке подносит. Гнуся трепещет под ногами, но и только. Или... Кто-то всё-таки ночует у неё – но сматывается раньше, чем приезжает он, Валера? Наверно. Не будет же Арина жаловаться в форме вранья. Ну, не вранья, а так, преувеличивать. И всё же. В квартире не было замечено присутствия мужчины. Правда, Валера по шкафам не лазил и зубные щётки не пересчитывал – но это был и не его метод исследования. Где обитал Быков – Вал