Молния пить хотела, а трёхкопеечной монеты у неё не было.
— Эй, Кружочек! — крикнула она Пуговице. — Иди-ка сюда, я тебя в автомат брошу, пить охота.
— Я не Кружочек. Я — Пуговица.
— А где ж твои дырки? Как Пуговица ты не проходишь. Глянь в зеркало. Пуговица глянула — и верно: все дырки забились грязью.
— Ты, наверное, Вилка, — смеялась Молния, блистая медным зубом, — или ложка? А может, ты — самолёт?
— Я — Пуговица.
— Коррова ты! — грубо сказала Молния и толкнула Пуговицу плечом.
Стал собираться народ.
И тут откуда ни возьмись — Иголка.
— Иди-ка сюда, — поманила она Пуговицу пальцем. — Пойдём-ка к Нитке.
Пуговица совсем растерялась, и Иголка отвела её к Нитке.
Нитка сурово глянула на Пуговицу:
— Ты где пропадала?
— Да я так…
— Служила?
— Да нет, я с киселём…
— Ах, ты была свободна, — сказала Нитка и прочистила Пуговице иголкой один глазок. — Это хорошо. — И она прочистила другой глазок. — Хорошо быть свободным. — И она прочистила третий. — Но в киселе нет счастья, надо делом заниматься. — И она прочистила Пуговице последнюю дырку и тут же иголочкой её и пришила.
Пуговица огляделась. Рядом с ней были пришиты и другие пуговицы, которые всё время застёгивались. Всё вокруг было застёгнуто.
Даже небо. Днём застёгнуто оно на Солнечную пуговицу, ночью — на Лунную.
А там далеко-далеко, в глубине небесного свода, всегда мерцают над нами звёздные пуговички. Они держат на себе огромные миры, чтоб те не рассеялись в пространстве.
Серая сказка
Я — Серый.
Я — серый, как мышонок.
Как птица, как пепел, как пыль.
Я — Серый, но что бы делали без меня Яркие!
Где я? Повсюду.
Вот растаял снег, обнажилась земля — серо вокруг, скучно. Весна пока что серая. Но вот лопнула серенькая скромная почка — расцвела верба. Разве она была бы так хороша и бела, если б я не был таким серым?
Вот вылезает из серой земли тюльпан, а вот и ревень высовывает свои красные, как у чёрта, рога!
В серых сумерках плывут над лугом белые простыни тумана! В сером поднебесье восходит красное солнышко, и все видят, как прекрасно оно.
Я — Серый. И я прихожу раньше всех красок, которых ждут люди.
Серым утром они ждут солнце,
серой ночью — месяц,
серой весной — цветы,
серой осенью — снег.
Я — важный цвет, потому что всё становится красивым рядом со мной.
Я помогаю краскам и, если они не могут явиться сами, выталкиваю их из себя. Пускай все глядят.
Из серой тучи я выталкиваю радугу.
Бросьте яркую пуговицу в золу. Видите? Вот она, красивая пуговица. А что там, за ней? Это я — Серый.
Пёстрая сказка
Пёстрые бывают разными.
Есть большие Пёстрые, а есть и маленькие.
Найти их очень трудно.
Обычно они лежат среди камней на берегу моря. Маленькие Пёстрые лежат среди гальки, а уж большие — среди больших камней. Ищите в камнях, там вы их найдёте!
Чтоб отличить Пёстрого от камня, надо руку приложить. Если рука станет пёстрой, значит, это Пёстрый, а если нет — тогда это обыкновенный камень.
Пёстрые катятся по свету, как игральные кости, только бока у них пестрят разными красками. Катятся и катятся, и неизвестно, где остановятся и, главное, каким боком повернутся.
Остановятся, к примеру, возле мухомора — тогда и повернутся красно-белым боком. А если возле коровы? Тогда уж черно-белым или бело-коричневым.
Бывает, какой-нибудь Пёстрый закатится и к поросятам. Недаром некоторые поросята чёрным пестрят.
Пёстрые кошки и собаки, божьи коровки и даже змеи — всё это Пёстрый!
А видали вы форель или лосося? Вон как здорово напестрил Пёстрый: такие красивые точечки и крапинки — загляденье.
Все пёстрые бабочки, птичьи яйца раскрашены Пёстрым. И птицы тоже. Как только у птенца вырастают пёрышки — Пёстрый тут как тут.
Латыши часто говорят: «Он пёстрый, как живот у дятла».
Так вот и животу дятла Пёстрый испестрил.
Или вот один человек спрашивает другого:
— Как живёшь?
— Пёстро.
Понятно, что к этому человеку Пёстрый прибился и всё путает. Ну, например, утром надела Ильзита белое платье, пошла в лес гулять да и села на чернику. Или вот Янис начал писать да уронил кляксу, стал её стирать — вторую ляпнул от волнения. На две кляксы выкатились из его глаз три слезы.
— Как дела, Янис? — спрашиваю.
— Пёстро.
Когда на дороге прокалывается у машины шина, когда с самого утра куда-то опаздываешь, когда маленький брат хватается за угол скатерти и всё стягивает со стола на пол — тогда пёстро.
Люди говорят: пёстрая жизнь. Это значит, что были в жизни белые дни и чёрные дни, жёлтые дни зависти, синие дни надежд.
Попросите бабушку, и она вам расскажет про Пёстрых. Она часто говорит:
— Рябит в глазах, пестрит в глазах!
Она хорошо знает Пёстрых. У неё длинный и пёстрый век.
Что Луна пёстрая — это вы, наверно, давно заметили. А кто не заметил, пусть приглядится получше в круглые ночи полнолуния. На Луне ещё раньше космонавтов Пёстрый побывал.
Учёные говорят, что и Солнце пёстрое, на нём есть пятна. Каков Пёстрый, даже на Солнце пробрался!
Да кто он вообще такой? Почему он около этой собаки остановился, эту тетрадку испестрил, эту корову назвал Пеструшкой? Почему у одного мальчишки есть веснушки на носу, а у другого нет?
Этого я не знаю. Это надо учёных спросить. Я только сказку рассказываю, а учёные Пёстрых изучают.
Если вы не найдёте Пёстрого на берегу моря среди камней, сделайте так: положите вечером на стол открытую коробку с акварелью и поставьте стакан с водой. По сторонам расстелите белые листы бумаги. Утром, когда проснётесь, сразу увидите — все листы пёстро перепачканы. Пёстрый ночью играть приходил.
Вначале он берёт стакан воды и обливает все краски, каждый акварельный кирпичик. После начинает по ним бегать взад-вперёд, как по клавишам рояля, а с клавиш прыгает на бумагу.
Одни говорят — это он так играет, другие — тренируется.
Лучше всего Пёстрого знают художники. Он художников не боится, и они его тоже.
Когда художник пишет картину, Пёстрый сидит на палитре, насвистывает и краски смешивает. Пёстрый — помощник художников.
Недавно я печку перекладывал и хотел договориться, чтоб один Пёстрый, приятель художника Земзариса, пришёл ко мне глину месить. Ничего не вышло.
Земзарис спросил Пёстрого, не желает ли он пойти к Зиедонису глину месить. А Пёстрый говорит: пусть Зиедонис сам месит или позовёт Серого. Пёстрый не станет все краски смешивать в один цвет. А вот что-нибудь серое красиво разукрасить — пожалуйста.
Ну, хватит. Нельзя такие пёстрые сказки так длинно писать — в глазах начинает рябить. Когда вы эту сказку будете читать, время от времени поглядывайте в зеркало: как там глаза, не стали ли рябыми? А если они рябые или пёстрые — отдохнуть надо.
Ужасные приключения Пылёнка
Ночью подул такой сильный ветер, что Пылинке показалось — её сдует прочь. Она привязала одну ногу к консервной банке и постаралась заснуть.
Банка консервная нехорошо выла на ветру, и Пылинке стало совсем страшно. Съёжившись, раздумывала она, где спрятаться, как пережить эту жуткую ночь.
Главное — в воду не попасть.
«Только сухая пыль свободна!» — так записала Пылинка в своём дневнике.
Конечно, некоторые легкомысленные пылята думают, что дождевая капля — пустяк. Ну, упала тебе на голову — ерунда, обсохнешь.
Но вот вчера вернулся наконец домой один Пылёнок. Он пропадал два года. И вернулся — старый, помятый, седой.
— Я поседел от страха и несвободы, — сказал он, — только сухая пыль свободна! Помните об этом, пылята!
И Пылёнок рассказал про ужасные свои злоключения.
Всё началось с дождевой капли.
Капля дождевая схватила его и оглушительно шваркнула об асфальт. Она втащила его в ручей и долго вертела-крутила, несла бог знает куда.
Пылёнок прицепился к Палочке-От-Мороженого. Её тоже вертело и крутило, но помедленней. Вместе с Палочкой попали они в какие-то трубы — чёрные, страшные, всасывающие. Тут прятались такие запахи, что Пылёнок задохнулся и в себя пришёл только в большой реке.
На Палочке-От-Мороженого плыл он мимо белых пароходов. Пылёнок звал кого-нибудь на помощь, но никто его не услыхал. Бухали на пароходах якоря, громыхали лебёдки, и волны бахали — бах! бах!
Кричали чайки. Иногда они бросались в воду, хватали что-то и снова взмывали вверх.
Пылёнок ёжился и дрожал от страха. Он думал, что чайки глотают пыль.
— Успокойся, — сказала Палочка-От-Мороженого, — пыль чайкам ни к чему. Они рыбу ловят.
Потом Пылёнок и Палочка проплыли мимо высокого мигающего маяка. Здесь волны стали огромными, солёными. На берегу стоял указатель, а Палочка умела читать. Вот что там было написано:
Ничего нового, ничего особенного в море не оказалось — только солёная пена, да волны, да грохот прибоя о камни на берегу.
Стемнело, и Пылёнку захотелось спать. Чтоб не смыло его волной, он забрался под занозу, и так, на Палочке-От-Мороженого, он провёл три месяца. А на четвёртый месяц ему ужасно захотелось есть.
Пылёнок выбрался из-под занозы и увидел, что неподалёку плавает что-то оранжевое. Это была апельсиновая корка.
Как ни старались Пылёнок и Палочка подобраться к апельсиновой корке — никак не могли. Палочка была лодка, Пылёнок матрос, но не было у них ни вёсел, ни руля.
— Жалко, что нету у меня хвоста, — сокрушался Пылёнок, — хвостом можно бы и порулить…
Только когда ветер стих и успокоилось море, Пылёнок стал подгребать одной рукой, и через месяц они добрались до апельсиновой корки.
Вместе с Палочкой стали они эту корку жевать и жевали ещё месяц.
Тем временем наступила зима, пошёл снег, и Пылёнок сразу простудился. Напал на него чих. Он чихал, чихал и чихал.