ду этак в сорок шестом — сорок восьмом, у моей внучки была бы другая бабушка!»
После чаепития Громобоев удобно расположился посредине дивана, вытянул перед собой скрещенные ноги, осторожно прислонился затылком к жестковатой спинке, расслабился и зажмурился. Умиротворенная поза, казалось бы, располагала к дреме, но у Ярополка Семеновича были иные намерения: он терпеливо ждал. Горячий чай согрел нутро, ванильные сухарики тоже сыграли положительную роль, дав работу желудку, а умудренный опытом Громобоев давно заметил, что процесс пищеварения как нельзя лучше способствует повышению тонуса. Так оно и вышло — несколько минут спустя скопившаяся досада мало-помалу развеялась, голова очистилась от скверных мыслей, и Ярополк Семенович предался не лишенным приятности думам о приближавшемся шестидесятилетии со дня рождения и тридцатипятилетии своей активной деятельности в капитальном строительстве.
Сейчас его мозг занимали не проблемы подготовки официальной части юбилейных торжеств (Воронин и Шерстюк — опытнейшие люди, они наверняка об этом позаботились, своевременно оповестив тех, кого следовало). Не волновал его вид и размер поощрения за долголетний и безупречный труд (в их системе все раз-навсегда отмерено: к 50-летию — благодарность в приказе министра и материальная помощь в сумме 50 % месячного должностного оклада, а к 60-летию — Почетная грамота министерства и ЦК профсоюза вкупе с полным окладом). И не товарищеский ужин на сто персон беспокоил его. Свояк — проректор пединститута уже дал команду зарезервировать столовую профессорско-преподавательского состава на вечер 15 января; зять столковался с дирекцией форелевого хозяйства насчет рыбки в обмен на 350 погонных метров бронекабеля. Заранее приглашенный на юбилей председатель подшефного колхоза божился, что подбросит десяток молочных поросят, теленка и птицу. Тревожило его нечто куда более деликатное, имевшее непосредственное касательство к служебной этике. Не далее как позавчера вездесущий Горошкин в беседе с глазу на глаз прозрачно намекнул, что в коллективе есть мнение: на собранные у сотрудников аппарата треста деньги купить в подарок товарищу Громобоеву черно-белый телевизор «Горизонт». А зачем ему этот «Горизонт», когда у него дома цветной «Рубин», а на даче с лихвой хватает старенького «Рекорда»? Разумеется, не составит особого труда прямым ходом сдать «Горизонт» в комиссионку, но, если вдуматься, в этом при желании могут усмотреть что-то предосудительное. Как-никак это подарок, а торговать подарками вроде бы не принято. В то же самое время у Ярополка Семеновича имеется на примете крайне нужный предмет, который явился бы идеальным подарком от сослуживцев и, положа руку на сердце, доставил бы ему истинное удовольствие. А предмет этот — бензопила «Дружба». Дело в том, что в результате длительных мытарств он, Громобоев, полтора года назад оформил разрешение райисполкома на строительство индивидуальной рубленой баньки. Банька получилась на пять с плюсом, глаз не оторвешь, и пар держит так, что аж волосы трещат, но ежегодный расход дров на даче удвоился и составил тридцать кубометров. А пилить такое количество дедовским способом — вжик-вжик! — это в наше время, ей-богу, вульгарный примитив. Если же обзавестись бензопилой, то появится возможность гармонично сочетать приятное с полезным: решительно отказаться от услуг местных прощелыг, готовых содрать три шкуры с живого и мертвого, и, что способствует долголетию, в умеренных дозах приобщиться к физическому труду. Тогда распиловка дров из потогонного, монотонного и безрадостного дела перейдет в разряд необременительных занятий, а что до колки, то Ярополк Семенович с малолетства любит помахать топором. В этом, если хотите, есть элемент спортивного азарта, что-то сродни таким исконно русским народным развлечениям, как «городки» или перетягивание каната. Можно, конечно, купить «Дружбу» за свои деньги, однако во сто крат приятнее получить ее в качестве подарка. Суть здесь не в одних меркантильных соображениях, а еще и в том, что подаренная бензопила с позором заткнет рты тем злопыхателям, которые, меря других на свой аршин, наверняка пустят утку, что, мол, Громобоев воспользовался служебным положением. Пусть снова пишут в народный контроль, он им всем лихо утрет носы!
Чрезвычайно заманчивая перспектива публично посрамить недругов из дачного поселка настолько увлекла Ярополка Семеновича, что он тотчас принялся перебирать сослуживцев в поисках наделенного тактом и быстро соображающего человека, способного с полуслова уловить исподволь высказанное пожелание насчет замены телевизора «Горизонт» на бензопилу «Дружба». И — проклятье! — этот перебор ненароком привел Ярополка Семеновича к Николаеву.
Громобоев широко открыл глаза, фыркнул от негодования и хотел было возвратиться к размышлениям о преимуществах бензопилы над черно-белым телевизором, но все его попытки не увенчались желанным результатом. Промаявшись минут пять, он убедился в тщетности потуг и, чтобы хоть как-то поумерить набухавшую, словно на дрожжах, досаду, воскресил в памяти события давно минувших дней.
Впервые он увидел Николаева девять лет назад, а точнее — девять лет и пять месяцев. Дело было летом, в жару; Ярополк Семенович работал без пиджака, в полосатой нейлоновой рубахе, какие тогда были в моде, и, помнится, правил подготовленный техотделом текст его выступления на городском слете изобретателей и рационализаторов. И тут секретарша Люся — она в ту пору была совсем девочкой, сразу после школы — попросила разрешения впустить к нему в кабинет молодого специалиста, прибывшего в трест по путевке из вуза. Ярополк Семенович разрешил и, когда тот вошел, предложил ему сесть, а сам дочитал текст до конца и лишь после этого взглянул на новичка.
Перед ним, расставив локти в стороны и уперев руки в колени, сидел загорелый черноглазый крепыш, одетый в поношенные брюки и выцветшую от солнца и стирок безрукавку.
— Что же, давайте знакомиться, — ровным голосом сказал Громобоев. — Мое имя-отчество вы, вероятно, уже знаете. А вас как величать?
В ответ крепыш молча протянул паспорт, диплом, трудовую книжку и направление.
— Николаев, Игорь Павлович, 1944 года рождения, русский. И диплом с отличием… — Громобоев отложил в сторонку паспорт и задержал взгляд на трудовой книжке. — Вы что, до института где-то работали?
— Работал.
— Кем? — спросил Громобоев, не любивший копаться в трудовых книжках.
— Слесарем-монтажником и немного — сварщиком. — Николаев слегка смутился и поспешно добавил: — На прихватке… И два года прослужил в армии.
— Выходит, вы человек бывалый! — одобрительно произнес Громобоев, читая направление. — Такие нам нужны. Как вы смотрите на то, чтобы работать в проектно-сметной группе треста?
— Что я там буду делать? — В тоне вопроса Николаева прозвучало что-то похожее на недовольство.
Громобоев с удивлением поднял глаза и убедился в том, что слух не подвел его: Николаев плотно сжал губы и наклонил голову чуточку вперед, как это делают боксеры перед атакой. Он что, боксер? Во всяком случае, внешность у него боксерская — короткая стрижка, мощная шея и мускулистые руки. Или же он просто упрямец? Нет, скорее боксер.
Забегая вперед, надо признать, что Ярополк Семенович почти угадал — Николаев оказался не боксером, а борцом, мастером спорта по самбо.
— Что делать? — переспросил Громобоев. — Трудиться, Игорь Павлович, заниматься делом.
— Я прошусь на производство, — упрямо сказал Николаев.
— Трест — это от начала и до конца производство, на каком бы посту вы у нас ни работали! — веско заявил Громобоев и хрустнул пальцами. — Недавно вышестоящие инстанции поставили перед нами ответственную задачу — резко поднять уровень инженерной подготовки производства путем массового внедрения в практику сетевых методов планирования и управления. Вы, надо полагать, знакомы с ними?
— Знаком, — подтвердил Николаев, кивая лобастой головой.
— Вот я и намерен привлечь вас к решению этой задачи, Игорь Павлович.
— Почему именно меня? — с оттенком неприязни спросил Николаев.
— Сейчас поймете… — Громобоев добродушно улыбнулся, показывая тем самым, что его нисколько не задело упрямство молодого инженера. — У вас «красный» диплом, а это значит, что вы человек думающий. Раз вы работали на монтаже, то кое-какие практические навыки в технологии у вас есть, а в сочетании с добротным знанием теории — это еще один очевидный плюс. Кроме того, для разработки графиков на сложные комплексы нам требуется… как бы это выразить доходчивее?.. свежий ум, который не заражен скепсисом, неизбежно возникающим при длительном пребывании на монтажных площадках. Улавливаете мою мысль?
Николаев снова кивнул.
— Ведь на монтаже всегда чего-то недостает, — по-прежнему доброжелательно продолжал Громобоев. — То людей, то подъемно-транспортного оборудования, то металла в ассортименте, то горелок или резаков, то электродов, то, наконец, крепежа. А если, допустим, все это имеется в наличии, то вдруг выясняется, что нет фланцев или отводов. Сетевые графики должны строиться без оглядки на наши многочисленные огрехи, на основе всего передового и прогрессивного, что есть в технологии механомонтажных работ. Дело это новое, мало кому известное, и мне хотелось бы поручить его инициативному молодому инженеру с творческой жилкой. У кого, как не у нашей молодежи, так развита тяга ко всему новому?
Николаев промолчал.
— Работать будете под моим непосредственным началом, — пообещал Громобоев.
— Ярополк Семенович, мне бы… я для того и пошел в институт, чтобы добиться самостоятельной работы, — сказал Николаев, заметно волнуясь. — Чтобы самому руководить людьми. Начну с мастера, а там…
«Надежды юношей питают! — сочувственно-иронически подумал Громобоев. — Ишь чего захотел, несмышленыш. А где она у нас, твоя вожделенная самостоятельность? Какой бы высокий пост ты впоследствии ни занял, все равно будешь по рукам и ногам опутан тысячами приказов, распоряжений, нормативных актов, инструкций и ведомственных положений, коим несть числа. Мало того, всегда и везде тебя будут изводить мелочной опекой. Чего-чего, а разного рода начальства и всяких контролирующих, наблюдающих и курирующих органов хоть отбавляй. Мытарят душу изо дня в день, за исключением разве что тех случаев, когда запахнет жареным. Вот тут ты оказываешься вполне самостоятельным — один на один с персональной ответственностью. Эх, до чего жаль, что не принято говорить об этом в полный голос…»