– Пойду приведу его, – сказала Вэл.
– Нет, оставайся здесь, – велела Сьюзи, которая вызвалась в добровольную разведку. После возвращения она сообщила, что «парень сказался больным» и не может ехать с ними. Лишь потом они узнали, что Спенсер не был болен. Он просто проспал, потому что кто-то вытащил звонок из его будильника.
Но тогда это не имело значения. Важно было лишь то, что Спенсер не участвовал в этом с самого начала. Он не входил в круг избранных.
Сначала поездка была спокойной. Сьюзи сидела впереди, рядом с Генри, и все время переключала радиостанции, выбирая песни, которые она могла слушать.
Тесс закрыла глаза на заднем сиденье, пытаясь заснуть. Она посматривала на затылок Генри и думала о том, каково будет гладить его, проводить пальцами по его волосам. Вэл сидела рядом с ней и что-то писала в блокноте, отгородившись стеной нечесаных волос.
– Что ты пишешь, малышка? – спросила Сьюзи.
– Ничего особенного, – ответила Вэл.
Сьюзи рассмеялась.
– Что-то не верится, – сказала она.
Незадолго до того, как они пересекли границу Вермонта, Сьюзи объявила о желании пописать и попросила Генри остановиться у следующей бензоколонки. Они нашли крошечную заправку «Тексако» вдалеке от любых населенных мест. Туалет находился сзади на улице, и Сьюзи пришлось взять ключи у прыщавого юнца за стойкой.
Генри и Тесс отправились за кофе и закусками: два жестких рогалика и пакетики с жевательными конфетами «Гамми». Вэл стояла снаружи и курила; она сказала, что не хочет ничего есть и пить.
– Она кажется немного растерянной без Спенсера, да? – обратился Генри к Тесс, когда они подошли к кассе. Тесс пожала плечами. Она думала, что Вэл все время выглядит какой-то потерянной, с кем бы она ни была.
Когда они встретились у пикапа, Генри не смог найти ключи.
– Готов поклясться, что я оставил их в замке зажигания, – сказал он и пошарил в карманах. Остальные прошли по стоянке и вернулись в лавку. Ключи так и не нашлись.
– Ерунда какая-то, – жалобно сказала Тесс. – Они не могли просто раствориться в воздухе.
– Мы можем замкнуть провода в замке зажигания, – предложила Вэл.
Генри рассмеялся.
– Ну да. Кто знает, как это сделать?
Вэл посмотрела на Сьюзи:
– Я решила, что она может.
Сьюзи лишь покачала головой:
– Прошу прощения, малышка, но мои безграничные таланты все же имеют свой предел.
– У тебя есть запасные? – спросила Тесс.
– Они остались в кампусе, – ответил Генри.
Им понадобилось десять минут для сбора мелочи, чтобы позвонить по таксофону Исааку, который жил в одной комнате с Генри. Исаака не было на месте. Он был где-то в кампусе у своей подруги, чей телефон не работал из-за неуплаты по счету.
– О боже! – простонала Тесс, стоявшая рядом с Генри и слышавшая окончание разговора.
Генри оставил длинное сообщение с названием бензоколонки, городка, рядом с которым они находились, номером съезда с магистрали и точным местом хранения запасных ключей.
– Скажите первому, кто согласится, что я заплачу ему сто долларов. Что угодно, лишь бы доставил ключи, – сообщил Генри тому парню, который снял трубку.
– Мы могли бы добраться автостопом, – предположила Вэл, когда Генри закончил разговор.
– Никто не возьмет четырех человек, – сказала Сьюзи. – Я за то, чтобы остаться здесь и дождаться спасения от Исаака. Кроме того… – добавила она, посмотрев на травянистый склон за бензоколонкой, – …здесь довольно мило. У нас есть еда. Место, где можно помыться. И это, – она широким жестом обвела местность рукой с пачкой табака «Драм».
Генри, конфетки «Гамми» и травка… Тесс не могла бы просить о большем.
– Я голосую за то, чтобы остаться здесь, – сказала она и направилась к склону.
Они уселись в круг на бурой сухой траве, и Сьюзи закурила косяк. Дело было в начале ноября, но погода стояла необыкновенно теплая. Тесс соприкасалась коленями с Генри и время от времени наклонялась, чтобы взять жевательную конфетку из открытой пачки у него в ладонях. Когда они как следует накурились и стали вплетать в волосы сухие дубовые листья и свистеть в травинки между пальцами, даже не думая о появлении Исаака, Сьюзи спросила:
– Хотите услышать что-то, что навсегда изменит вашу жизнь?
Тесс затаила дыхание в ожидании откровения и покосилась на Генри, чьи влажно блестевшие глаза были прикованы к Сьюзи.
Все закивали, приблизившись друг к другу, как будто Сьюзи была огнем, согревавшим их.
– Подлинное искусство состоит не в том, чтобы оставлять следы на бумаге или холсте. Это не мастерство скульптора. Подлинное искусство – это умение разнести все на части.
Сьюзи владела той обольстительной манерой речи, с приливами и отливами, которая всегда пленяла Тесс и приковывала ее внимание.
– Подумайте об этом, – продолжала она. – Разрушение лежит в основе любого творчества. Без него не может быть никакого преображения и возрождения. Эта самая могущественная сила.
Тесс энергично кинула. Эти слова выглядели совершенно разумно. Тесс казалось, что не только концепция искусства, но и представление о мире в целом раскрывалось в речах этой девушки в черных легинсах и армейских ботинках.
Сьюзи была красива, но не отличалась красотой журнальных моделей. Ее зубы были кривоватыми, а нос маловатым для ее лица, но в том-то и заключалось ее своеобразие. То, что с самого начала привлекло их к ней в Секстоне, имело одно общее свойство: все они были чужаками и маргиналами. И кажется, никто не понимал этого лучше, чем сама Сьюзи. Она превратила свое отличие в источник силы, исходившей от нее с тихим жужжанием, в живое существо, заронявшее искру понимания в умы ее слушателей.
Когда Сьюзи закончила свою проповедь и высказала свое желание сформировать группу отверженных художников под названием «Сердобольные Разоблачители», она уже владела их умами и душами.
– Кто будет в этой группе? – спросил Генри.
Сьюзи улыбнулась, облизнула губы и обвела их взглядом.
– Все вы.
– Только мы? – спросила Тесс, и ее сердце забилось быстрее при мысли о том, что она оказалась в числе избранных.
Сьюзи кивнула.
– Нужно начинать с малого. С тех, кто предан своему делу. С людей, которым мы можем доверять. Мы собираемся предпринимать серьезные дела: крушить и ломать, разоблачать и изобличать. Группа должна состоять из людей, которые умеют хранить тайны.
– Я готов хранить тайну, – кивнул Генри.
– Я тоже, – сказа Тесс, глядя на него.
Все посмотрели на Вэл.
– Кстати, насчет Вэл, – сказала Сьюзи и наклонилась, чтобы отбросить прядь волос с налитых кровью глаз девушки, смотревшей на сухую траву, – она просто ходячая тайна. Прирожденная разоблачительница, на мой взгляд.
Вэл посмотрела на нее и застенчиво улыбнулась.
– Ну как, пупсики? Вы готовы встретить свою судьбу с открытым забралом? Как следует подогреть этот гребаный мир?
Вэл кивнула.
– Скажи это, – настояла Сьюзи. – Скажи, что ты хочешь как следует подогреть этот поганый мир!
Вэл встала, сложила ладони рупором и прокричала в долину внизу:
– Я, Валери Дельмарко, хочу как следует подогреть этот поганый мир!
Сьюзи рассмеялась.
– Вот и ладушки, – сказала она. – Теперь пора обсудить нашу первую миссию.
Глава 23
Она опустила бритву, слегка провела по поверхности кожи, – мягкое, щадящее прикосновение, – а потом без размышлений резанула лезвием по левому предплечью. Облегчение было таким сладостным, что она тихо застонала.
Порез был коротким и не слишком глубоким. Именно таким, как надо. Она подняла лезвие и нанесла еще один порез в перпендикулярном направлении. Не стоит торопиться. Она может смаковать каждую секунду. Остальные ушли купаться; она сказала им, что устала и хочет вздремнуть.
– Что это за пакость? Какого дьявола ты этим занимаешься? – Сьюзи вынырнула из-за самодельной портьеры, закрывавшей их общую постель. – Дай мне бритву!
– Сьюзи, я… Почему ты вернулась?
– Просто отдай мне эту чертову бритву. Немедленно!
Уинни молча протянула ей лезвие, и та вышла, чтобы выбросить его. Когда Сьюзи вернулась, она была в слезах.
– Я думала, мы покончили с этим дерьмом, – сказала она.
– Извини, – отозвалась Уинни, думая о том, как это похоже на Сьюзи: сказать мы вместо ты. Так уж сильно она отличалась от Спенсера, в конце концов?
– Почему? – спросила Сьюзи, но Уинни не ответила. Сьюзи взяла ее руку, изучая порезы с дотошностью врача или ученого. Она легко прикоснулась губами к порезанной коже, потом высунула язык и слизала кровь.
– Я люблю тебя, – сказала она, и Уинни потянула ее к себе, чтобы поцеловать. Она ощущала на губах Сьюзи вкус собственной крови, солоноватый и металлический, словно новенькая монета.
– Насколько я понимаю, ты режешь себя из-за Спенсера, – сказала Сьюзи немного позже, когда они сидели обнаженными в своей комнатке за холщовыми стенами. Сьюзи поднесла зажигалку к металлической чашке кальяна, который она соорудила из пластикового медвежонка, и затянулась из мундштука, приделанного к его остроконечной шапочке. – А также из-за других. Из-за всех этих уродов, которые обращались с тобой как с игрушкой для секса.
Она передала мундштук Уинни и провела пальцами по шрамам Уинни, которые начало покалывать от ее прикосновения.
– Спенсер посадил тебя в коробку. Он отобрал твою личность и пренебрегал твоими чувствами. Конечно, ты начала резать себя. Ты делала это, чтобы испытывать нечто реальное.
Отчасти Сьюзи была права, особенно в том, что касалось ощущений. Но она ошибалась в том, что винила во всем Спенсера или любого из других парней, с которыми была Уинни. Дело было не в них.
После того как Сьюзи не стало, Уинни снова начала резать себя. Не часто – лишь тогда, когда ей нужно было что-то почувствовать. После гибели Сьюзи Уинни существовала в пустоте, в безмолвном вакууме, куда не проникали ни звуки, ни прикосновения. Она ничего не чувствовала. Лишь когда она брала бритву и резала себя, образуя аккуратные короткие линии, пересекавшие старые шрамы, то вспоминала, на что была похожа любовь.