Глава 24
– Где тебя носило?
Это была ловушка. Тесс расхаживала по темной маленькой комнате Генри с южной стороны амбара, словно паук в засаде. Как только он распахнул дверь, она включила свет в надежде на то, что если застигнуть его врасплох, то он будет честен с ней. Тесс считала, что заслуживает хотя бы этого.
– Я ездил.
– Ты насквозь мокрый, Генри. С тебя капает на пол.
– Я ездил искупаться.
Она рассмеялась.
– Искупаться? Просто замечательно. Здорово, ничего не скажешь.
Он посмотрел на лужицу, собравшуюся на линолеумном полу. Он выглядел таким виноватым и ребячливым, что ей было почти жаль его. Потом Тесс посмотрела на часы, мигающие на микроволновке: половина четвертого утра. Куда он мог запропаститься в такое время?
– Ты с кем-то встречался, Генри?
– О боже!
– Встречался?
– Нет.
Она что, ревнует? Господи, это уже слишком. «Пора кончать с этим», – подумала она.
Тесс вспомнила прикосновение его руки к своей пояснице вчера вечером. Толчок возбуждения, который она испытала, желание повернуться к нему. Вот идиотка!
– Наверное, тебе это было нужно, – сказала она и заметила, что непроизвольно приняла боксерскую стойку: туловище повернуто левым плечом к нему, подбородок опущен, сжатые кулаки по бокам. – Возможно, это нужно нам обоим. Пора двигаться дальше. Нельзя больше жить так: это плохо и для нас, и для Эммы. Думаю, тебе пора найти какое-то другое место для жилья.
– Другое? – повторил Генри, стоя в маленькой луже, словно тающий снеговик.
Она вспомнила, как впервые положила глаз на него: им было по девятнадцать лет, и они неуклюже стояли у стола с закусками в студенческой столовой в Секстоне. Тесс накладывала хумус на крекеры, а он возился с соломинкой, торчавшей из картонной кофейной кружки.
Его волосы были стрижены ежиком, как у морского пехотинца, а руки – бронзовыми от загара, как у человека, который все лето работал под открытым небом. Он носил холщовые плотницкие штаны и черную футболку с большими белыми буквами «Спроси меня» на груди. Тесс тянуло именно к таким парням: хорошо ухоженным, нормально выглядевшим. Но беда заключалась в том, что эти нормально выглядевшие парни с короткой стрижкой и гладкой золотистой кожей в конце концов неизбежно разочаровывали ее. Они оказывались тупыми, еще более тупыми, а иногда и просто слабоумными. Иногда ей хотелось тянуться к вычурным парням с пирсингом и пурпурными волосами, которые с ног до головы одевались в черное, – к парням, с которыми ей было о чем поговорить, – но по какой-то причине, как бы она ни старалась, у нее ничего не выходило.
Тесс подошла к Генри, решившись испытать свою удачу.
– Хочу кое-что спросить, – сказала она.
– Да? – взгляд его карих глаз встретился с ее взглядом.
«Ну точно, слабоумный», – подумала она, уже сожалея, что обратилась к нему.
– Насчет вашей футболки.
– Ах да, – сказал он и повернулся спиной, чтобы она смогла прочитать продолжение: «Насчет лакокрасочной компании Уилсона».
Тесс вздохнула.
– А я-то хотела, чтобы вы рассказали о смысле жизни и происхождении вселенной.
Генри пожал плечами и сконфуженно улыбнулся.
– Я мог бы что-нибудь придумать, – сообщил он. – Или рассказать о сне, который я видел вчера ночью.
– Хорошо, – она подступила ближе, внимательно слушая его.
– Я был коровой на лугу, знаете, просто жевал травку и клевер. Тихо и мирно.
Тесс кивнула, ожидая продолжения.
– А потом я проснулся, – добавил он, шаркая носком ботинка по линолеумному полу.
– И это все? – спросила Тесс. На этот раз она превзошла себя в игре «тупой, еще тупее». Она быстро огляделась по сторонам в поисках любого удобного предлога, чтобы уйти подальше.
– Я проснулся и подумал: а что, если все наоборот? – продолжал Генри. – Что, если это я корова, которая пасется на лугу и видит сон, что она человек, проживающий всю жизнь за один длинный цикл коровьего цикла REM-сна[13]? Вот так путешествие!
Тесс снова внимательно посмотрела на Генри.
– Декарт, – сказала она.
– Кто-кто?
– Ваши слова напоминают Декарта, французского философа. Мы проходили его на первом курсе; он изобрел целую теорию о разделении души и тела. Позвольте догадаться, вы ведь не ходите на курсы философии?
Генри с улыбкой покачал головой:
– Нет, я художник. Вернее, скульптор.
Тесс рассмеялась. Она не могла поверить в свою удачу.
Тесс смотрела на лужицу, которая растекалась под ногами у Генри.
– Знаешь, чего мне больше хочется понять, Генри? Чего я никак не могу усвоить? – она вспомнила слова в дневнике Сьюзи: Она умеет доводить себя до предела. Тесс вспомнила ответ Генри: Нет, я художник. Вернее, скульптор. – Как мы стали такими людьми, какими меньше всего хотели стать?
Тесс плакала и одновременно ненавидела себя за это.
Достаточно. Возьми себя в руки.
Генри подошел к ней, хлюпая туфлями. Она попятилась от него.
– Не надо, – сказала Тесс. Это ей далось нелегко. Он повернулся, опустил голову и направился к двери, ведущей из маленькой кухни в его студию. Генри оставил за собой влажный след, словно слизняк; его туфли при ходьбе издавали непристойные хлюпающие звуки.
Часть 3. Вселенная была создана из хаоса, и единственной истинной творческой силой является хаос
Глава 25
– Папа! – закричала Эмма на следующее утро, когда он зашел на кухню, как будто его не было дома несколько недель и просто чудо, что он вообще вернулся.
Генри обнял дочь, вдохнув ее запах. Клубничный шампунь и хлорированная вода.
Он мог бы питаться этим запахом. Навеки остаться на маленьком необитаемом острове, если бы у него была бутылочка этого запаха для ежедневного приема.
Довольно скоро, подумал он, Эмма станет слишком взрослой. Она больше не будет восторженно вскрикивать «Папа!» каждый раз, когда он входит в комнату, не будет бросаться в его объятия и позволять ему зарываться лицом в ее волосы.
– У тебя протекают ботинки, – сказала Эмма.
– Да, это верно, – сказал он и отпустил ее, потом потянулся за чашкой и налил себе кофе. Он поставил ботинки рядом с кроватью, как делал всегда, почему-то забыв, что вчера ночью они побывали в озере вместе с ним. Лучше бы он забыл всю эту кошмарную ночь.
Поплавай со мной, Генри.
Возможно, если бы он внушил себе, что ничего не случилось, и проигнорировал мокрые ботинки, то воспоминание бы рассеялось, как дурной сон. Даже та часть, где Тесс сказала ему, что пора найти себе новое жилье.
Куда он может уйти? Его место здесь, рядом с семьей. Ради всего святого, это же его дом!
Тесс положила на тарелку Эммы жареные вафли, добавила резаную клубнику и увенчала блюдо взбитыми сливками из баллончика.
– Это тебе, милая, – сказала она и поцеловала Эмму в макушку. – Все так, как ты любишь.
Потом Тесс вернулась к столешнице, взяла часть газеты и сунула в руки Генри. Он опустил глаза. Это был раздел тематических объявлений: она обвела кружком список квартир, сдаваемых в аренду.
– Вчера вечером мама сделала какао для меня и Дэннер, – сказала Эмма, отрываясь от вафель. Вокруг ее рта остались следы от взбитых сливок.
– Как мило, – он сложил газету и сунул под мышку.
– Дэннер загадала ей загадку.
– Правда? – он смешал кофе с молоком.
– Ну да, – Эмма вытерла рот салфеткой и отложила вилку. – Дэннер любит загадки и хорошо разбирается в них. Хочешь услышать эту, папа?
– Конечно.
– Ты находишься в бетонной комнате без окон и дверей. Только четыре стены. Еще есть большое зеркало и стеклорез. Как ты выберешься наружу?
Генри почувствовал, как натянулась кожа на лице. Разумеется, он знал ответ, но сделал вид, что никогда не слышал его. Он бросил отчаянный взгляд на Тесс, словно ожидая, что она бросит ему спасательный круг, но она пожала плечами.
Значит, вот оно как.
– Как? – спросил Генри у Эммы. Немного кофе выплеснулось на пол из его чашки. Возможно, это другая загадка, которую она слышала в школе.
Но нет.
– Ты берешь стеклорез и аккуратно разрезаешь зеркало пополам. Потом ставишь половинки друг напротив друга, ложишься на пол и видишь зеркальный коридор. Ты заползаешь в этот коридор и вылезаешь наружу.
Эмма улыбнулась, довольная своей загадкой. Генри поставил чашку на стол и положил руки на стол, чтобы сохранить равновесие.
– Это Дэннер тебе рассказала?
– Она рассказала маме. Загадка была особая, только для мамы.
– Повезло маме, – сказал Генри и вгрызся в щеку изнутри.
– Сегодня утром у меня назначена встреча, – сказала Тесс, словно не замечая необъяснимую связь между Эммой и загадкой Сьюзи.
Генри лишь тупо кивнул. Ему хотелось схватить жену за горло и потребовать у нее рационального объяснения загадки Дэннер. Ему хотелось сказать: «Я же тебе говорил». Потом он вспомнил о частном сыщике.
– Как насчет Билла Лунда? – спросил Генри.
– Сюда на лето приехала одна женщина; она уже купила три моих картины и хочет, чтобы я написала еще одну для нее. Она снимает дом на Каунти-роуд и очень хочет, чтобы я встретилась с ней сегодня утром.
Генри молча посмотрел на жену, вцепившись в столешницу.
– Ты сможешь сам поговорить с этим Биллом? И присмотреть за Эммой, пока меня не будет дома? – слегка раздраженно спросила Тесс.
– Да, конечно, – почти шепотом ответил он. – Я в любом случае хотел взять отгул.
– Я скоро вернусь, – сказала Тесс.
Он кивнул, но ему хотелось встать на колени и начать умолять, чтобы она осталась. Не оставляла его с ними.
Потому что когда он посмотрел на свою дочь, деловито поглощающую сладкие вафли, то впервые увидел туманную фигуру на стуле рядом с ней. Смуглую девочку без глаз и носа, но с красивым округлым ртом, откуда вырывается гадкое хихиканье, которое, похоже, слышит только он.