Теперь они были как заговорщики, связанные общей тайной.
– Выходи оттуда, милая, – позвал Генри.
– Теперь мне остается продумать, как доставить его на место, – сказала Уинни, бросая окурок и притаптывая его ботинком. – Думаю, мне придется построить плот.
Генри широко улыбнулся, когда помог Эмме выбраться из лося.
– У меня есть большое каноэ, – сказал он.
Уинни залилась смехом так, что не смогла остановиться. Это было слишком здорово для слов.
Глава 40
– Я уже собиралась звонить в полицию, – сказала Тесс, когда они зашли на кухню. – Я заглянула в комнату Эммы, но ее там не оказалось. Пыталась дозвониться тебе по мобильному, но ты не отвечал.
Генри заметил, что Тесс плакала. Он хотел подойти и обнять ее, но вместо этого мягко подтолкнул к ней Эмму. Девочка заколебалась, уставившись в пол и опасаясь неприятностей.
– Малышка! Я так волновалась, – сказала Тесс. Она откинула волосы с глаз Эммы и поцеловала ее в лоб.
– С ней все в порядке, – тихо сказал Генри. Она здесь, и мне очень жаль.
– Я спряталась, – сказала Эмма. Она гладила маленького рыжего котенка, прилипшего к ее груди.
– Что это? – спросила Тесс и потрепала котенка по голове.
– Я поехал в старую хижину, – объяснил Генри. – Хотел посмотреть, что сделала Уинни. Извини, что не отвечал, но ты же знаешь, как плохо там работают мобильные телефоны. Я говорил с Уинни, когда Эмма выскочила из автомобиля. Они с Дэннер спрятались под покрывалом на заднем сиденье.
Тесс подняла руку и посмотрела на Эмму.
– Больше никогда так не делай. Ты знаешь, как это опасно?
Эмма кивнула, глядя на котенка.
– Она знает, – сказал Генри. – Она обещала больше никогда так не делать.
Генри стал кусать щеку изнутри и гадать. Следует ли ему рассказать Тесс о грузовом автомобиле, который он видел на обочине дороги рядом с подъездом к хижине, когда они наконец уехали. Там была темная фигура, сгорбившаяся над рулевым колесом. Автомобиль следовал за ними почти всю дорогу до дома.
Генри уверен, что это Билл Лунд. Значит, ему известно о хижине.
– Мама, я видела Фрэнсиса! – воскликнула Эмма. – Настоящего Фрэнсиса. Я забралась в него.
Тесс недоуменно повернулась к Генри:
– Уинни восстановила лося?
Тот кивнул.
– Думаешь, это хорошая мысль? – спросила Тесс.
Генри пожал плечами. Не хуже, чем соорудить грот.
– Это не я заново собрал его. То, что я думаю, не имеет значения.
Ну-ну.
Раньше Тесс интересовалась тем, что он думает. Она спрашивала его мнение, подключала его к каждому решению, от выбора еды на ужин до покупки нового «Вольво». Теперь все это казалось неуместной шуткой.
Как происходят такие вещи? Была ли это постепенная перемена, которую он не замечал, или же она однажды проснулась и решила, что все его мысли и мнения являются полным и окончательным дерьмом?
– Мама, а почему сборка Фрэнсиса была плохой идеей?
Выражение лица Тесс смягчилось, когда она повернулась к Эмме и котенку.
– Давай уложим тебя и твоего маленького друга в постель, – сказала она. – Утром мы найдем ему миски для еды и ошейник и соорудим коробку с опилками.
– А еще ему понадобится ветеринар, – сказал Генри. – У него могут быть блохи и кишечные паразиты.
Эмма вздрогнула и крепче прижала котенка к себе.
– Какая гадость, – сказала девочка.
– У кошек полно паразитов, – объяснил Генри. – Особенно у бродячих кошек.
– Не слушай отца, – посоветовала Тесс. – Он ничего не знает про кошек. И никогда не знал.
Тесс одарила его ледяным взглядом. Держите свои кошконенавистнические мысли при себе, мистер.
– Мама, там их было так много! – восторженно произнесла Эмма. – Одного кота, совсем старого, зовут Морковкой. Уинни говорит, что он всегда жил там.
Тесс посмотрела на Генри округлившимися глазами.
– Морковка? Некоторые из прежних кошек все еще там?
Генри кивнул, хотя он не мог утверждать с уверенностью. Он никогда не считал их. Это Уинни всегда давала имена кошкам. Но Тесс не меньше любила их и увлекалась их мелкими странностями и повадками.
Он всегда жил там.
Глаза Генри начали чесаться и слезиться. Ему снова придется принимать лекарства от аллергии. Черт бы побрал всех кошек на свете.
Тесс потянулась к нему и накрыла ладонью его руку. Сначала он удивился, а потом до него дошло: она подумала, что он плачет. Как будто кошки могут глубоко тронуть его. Но он не торопился развеивать это заблуждение. В конце концов, может быть, еще не все потеряно.
Он смотрел, как его жена, Эмма и котенок поднимаются по лестнице в спальню, и думал, что, возможно, все еще можно исправить. Оставался шанс, что его пригласят вернуться домой, к нормальной жизни. Возможно, ему нужно лишь привезти домой еще больше кошек, все проклятое стадо, шелудивое подношение семейному божеству. Определенно понадобится Морковка, если он вычислит этого кота.
Генри потер воспаленные глаза, выглянул в окно по направлению к амбару и увидел тень, быстро пересекающую двор.
Собака? Или койот?
Нет.
Он ясно видел бегущего человека в развевающихся одеждах. Светлые волосы блестят, залитые светом автоматически включившихся прожекторов.
– Стой! – закричал Генри и бросился к двери, но фигура уже пропала.
С сильно бьющимся сердцем Генри выбежал во двор, приблизился к опушке леса и стал прислушиваться.
– Эй!
Никого.
Он вернулся в дом, схватил трубку кухонного телефона и набрал номер Уинни. Она ответила после второго звонка.
– Ты в хижине? – спросил он.
– Уже три часа утра, Генри, – сонно ответила она. – Где еще я могу быть?
– Я только что видел…
– Что?
– Ничего, – сказал он. – Спи дальше.
Часть 4. Разоблачение – это акт сострадания и одновременно акт преображения
Глава 41
Сьюзи целует ее.
Губы к губам. Взасос. Жует и кусает. Скребет по коже острыми ногтями.
Уинни, Уинни, Уинни.
«Мы собирались остаться здесь навсегда. Ты чувствуешь это?»
Потом Сьюзи щелкает зубами, скусывая плоть с губ Уинни, откусывая их, словно ярко-красные жевательные конфетки, которые дети жуют на Хэллоуин. Уинни кричит; ее рот превращается в окровавленную дыру, а Сьюзи уже тянется за ее языком.
Уинни открывает глаза и прикасается языком к пересохшим, обкусанным, но вполне целым губам. Кошмар миновал.
– Чтоб твою мать, – воскликнула она и перекатилась на другой бок.
«Мы собирались остаться здесь навсегда. Ты чувствуешь это?»
– Сьюзи? – окликнула Уинни. Она села, прислушалась и задержала дыхание. – Ты здесь?
Но рядом никого. Только щебет первых утренних птиц и шуршание мышей в стенах. Далекая барабанная дробь дятла, добывающего завтрак.
Уинни облизала губы, настолько сухие и растрескавшиеся, что они начали тут же кровоточить. Она встала, надела свитер для защиты от ранней утренней прохлады и спустилась по приставной лестнице, чтобы сварить кофе. Хижина выглядела опрятной и ухоженной. Старые выцветшие индейские шпалеры с концентрическими узорами, похожими на буддийскую мандалу, некогда окружавшие постель, которую она делила со Сьюзи, канули в небытие. Она отвезла их на свалку вместе с десятком мусорных мешков, набитых старинными реликвиями: рваными теннисными туфлями, ржавыми банками со свининой и бобами, кальяном из пластикового медвежонка и высохшим аквариумом.
Она вспомнила крошечные лягушачьи скелеты, вонь смерти и разложения.
Метаморфоза, крошка. Это прекрасная вещь.
Да уж, блин, лучше не придумаешь.
Уинни непроизвольно поежилась. Прошла мимо стола с аккуратно расставленными стульями, которые выглядели так, словно вот-вот должно было начаться следующее заседание общества «Сердобольных Разоблачителей». Открывай текилу! Пора обдумать новую миссию!
На столе в консервной банке стояли полевые цветы, которые она собрала вокруг хижины. Свеча в пустой винной бутылке. Четыре галлонные канистры с водой. И записная книжка, которой она пользовалась как дневником, с ручкой наверху. Слева от записной книжки стоял бумажный пакет с завернутым верхом, какие выдают в бакалее. Она направилась туда, потом вдруг передумала и отступила.
«Еще рано», – подумала Уинни. Она откроет пакет потом, после кофе. После того как избавится от паутины ночных кошмаров, накопившейся в голове.
Женщина направилась на кухню и поставила воду для кипятка в алюминиевой кастрюльке на походную газовую плиту. Насыпала молотый кофе в одноразовый кофейный фильтр.
Открой пакет, Уинни. Посмотри, что там.
Уинни сдалась. Она опустила кофейный фильтр, подошла к пакету и открыла его дрожащими руками.
Хорошая девочка.
Глава 42
Он плывет к центру озера, обнимая безвольное тело Сьюзи. Он плывет на спине и смотрит на звезды, размышляя о небесах, о времени и пространстве и о том, не является ли он коровой на лугу, которая во сне представляет себя человеком.
Он целует волосы Сьюзи и отпускает ее. Он набил ее одежду камнями, так что она не всплывет.
Она уходит вниз, в самые глубокие и темные воды озера. Ее руки раскинуты, как у белой морской звезды. Там, под поверхностью, он все еще видит ее лицо.
Она открывает глаза и что-то говорит ему под водой.
Его тело мгновенно коченеет.
Он совершил ужасную ошибку.
Это вовсе не Сьюзи, а Эмма.
Единственное слово «папа» пузырьком звука всплывает на поверхность.
Он ныряет, пытаясь достать ее, но уже слишком поздно.
Генри проснулся весь в поту (в озерной воде), судорожно хватая ртом воздух. Звонил телефон. Повернувшись на другой бок, он схватил трубку и что-то прохрипел в нее.
– Генри, ты в порядке? – спросила Уинни.
– М-м-м… – пробормотал он. – Только проснулся.
– Ты можешь сегодня приехать сюда? Мне нужно тебе кое-что показать. Я нашла это сегодня утром.
– Что это? – спросил он, закрывая глаза и представляя, как тело его дочери выносит на берег.