1
Согласно записям, Клаудия проходила реабилитацию в группе «Просвещение молодежи» около пяти месяцев; в начале марта тысяча девятьсот семьдесят седьмого года ее выпустили, еще неделю она прожила в центре Армии спасения. Затем переехала к одной семейной паре, которая согласилась приютить ее после лечения, однако царившие в том доме строгие правила и ограничения слишком живо напомнили Клаудии о гавайском Братстве заблудших душ, поэтому она не вытерпела.
После двухнедельного мыканья она получила приглашение от Джулии Келли, молодой женщины, которая также лечилась в «Просвещении молодежи», – та предложила пожить у нее с мужем в трейлере в Ланкастере.
Клаудия согласилась. Поэтому однажды утром в конце марта встала до рассвета и собрала синий чемодан, взяв только одежду, а все остальное – бумаги, письма, безделушки – как всегда, оставив. Меняя место жительства, она всякий раз начинала жизнь с чистого листа, не желая держать при себе ни одной вещи, которая напоминала бы о прошлом. Каждый переезд для нее был подобен рождению.
Когда такси доставило ее к автовокзалу, было еще темно, но на шестичасовой автобус до Ланкастера Клаудия все-таки опоздала. Следующий отходил лишь через пять часов.
Она решила купить стаканчик кофе и, проходя мимо игральных автоматов в фойе, увидела высокого симпатичного парня с темными волосами и козлиной бородкой, который играл в пинбол. Незнакомец был одет в джинсы без ремня и в одну лишь джинсовую куртку, вдобавок распахнутую на голой груди, хотя погода для марта стояла холодная. Свернутую рубашку он держал под мышкой.
Незнакомец посмотрел на Клаудию. Та заметила, что он весь мокрый от пота.
– Доллар мелочью не найдется? – спросил он.
Она поискала в сумке монетки и отдала парню, обратив внимание при этом, как нервно бегают у него синие глаза с неестественно расширенными зрачками.
– И что такая красавица делает здесь в столь ранний час?
– Жду автобус до Ланкастера. А ты?
Он зевнул и вытер рукавом нос.
– Да так, дела с одним парнем. А что там в Ланкастере хорошего?
Клаудия распознала симптомы человека, которому надо закинуться дозой.
– Собираюсь пожить у знакомых.
– Если хочешь, я тебя отвезу, когда разберусь со своими делами, – предложил он. – Все лучше, чем торчать здесь до обеда.
Клаудия согласилась, и они стали вместе играть в пинбол.
За игрой выяснилось, что мужчину зовут Роберт Рэймонд Новатни, но можно называть его Бобби. Имя Клаудия ему не понравилось, поэтому он предложил звать ее Лоди.
Где-то через час в зал вошел невысокий лысый мужчина, осмотрелся и проследовал в мужской туалет. Новатни извинился и ушел вслед за ним. Через пару минут мужчина вышел, затем появился и Новатни, уже в рубашке. Судя по тому, что он заметно успокоился и глаза приобрели нормальный вид, Бобби только что принял наркотики.
– Поехали, – сказал он. – Только по дороге заскочим к одному парню, он должен мне денег.
Он подвел Клаудию к видавшему виды коричневому «Фольксвагену».
– Это машина моего брата, сам я на тачки деньги тратить не люблю.
Они подъехали к дому на восточной окраине Колумбуса. Клаудия ждала Бобби, не выходя из автомобиля. Минут через десять тот вышел, сел за руль и торжественно объявил:
– Следующая остановка – Ланкастер!
Пока они ехали на восток по тридцать третьему шоссе, Новатни болтал без умолку, показав себя человеком умным и очень начитанным. Преодолев ломку, он превратился в уверенного и сильного мужчину. Клаудия сочла его весьма интересным и решила, что, пожалуй, испытывает к нему влечение.
Бобби высадил девушку возле трейлера Келли, но, услышав изнутри собачий лай и увидав ньюфаунлендов в загоне, записал на обрывке бумаги два телефонных номера.
– Вот, Лоди, если не захочешь здесь оставаться, просто позвони по любому. И я тебя заберу.
Он развернул машину и уехал.
После обеда, осознав, что в трейлере помимо двоих детей будут спать еще и три собаки, Клаудия спросила, где можно найти телефон.
По первому номеру (брата Бобби) никто не ответил, а по второму снял трубку сосед, который согласился позвать Новатни к телефону. После долгого ожидания Клаудия наконец услышала его голос.
– Это Лоди. Забери меня отсюда.
Через два часа он приехал.
Новатни отвез Клаудию в свою квартиру на Саут-Уилсон-авеню. Он объяснил, что здесь также живет его приятель Дено Политис.
– Еще иногда бывает его подружка, Элси Мэй. Если станет тесно, Дено съедет.
Тем вечером, развешивая в шкафу одежду, Клаудия увидела на полке шприц, резиновый жгут и пустые целлофановые пакетики. Там же лежал пистолет.
Она ужасно устала за день, и физически, и душевно, но когда Бобби увлек ее в постель, противиться не стала.
Вскоре Клаудия поняла, что из-за привычки забывать всякие мелочи или терять нить разговора Бобби с Дено считают ее дурочкой и не стесняются обсуждать при ней свои дела.
Она выяснила, что Дено занимается ремонтным бизнесом – он обшивает дома сайдингом, и иногда Бобби на него работает.
Еще она узнала, что Бобби не в состоянии протянуть больше восьми часов без дозы, и поняла, отчего он не хочет тратить деньги на автомобиль.
А вот Дено наркотики не любил. Более того, он никогда не брал с собой Бобби на заказ, если тот был под кайфом. За это Клаудия прониклась к нему уважением.
Бобби все чаще переживал из-за денег. Он заявил, что у Клаудии слишком маленькое пособие, и устроил ее танцовщицей в «Латинский квартал». Там она познакомилась с Пигманом, который всякий раз, будучи в Колумбусе, приходил посмотреть на ее выступления и непременно угощал ее завтраком. Бобби сперва ревновал, но Клаудия убедила его, что их отношения чисто платонические.
Через месяц после переезда Клаудии Дено нашел себе другое жилье; примерно тогда же Клаудия узнала, что Вики Хэнкок – ее давняя партнерша по проектам Фила Гари и прежняя любовница – теперь танцует в клубе «Хитрый лис». Она договорилась о встрече, и вскоре их роман завертелся с новой силой. Бобби, разумеется, ничего не знал.
Правда, у Клаудии нашелся новый повод для переживаний: среди танцовщиц Вики быстро прослыла болтушкой. Стоило ей хоть немного выпить, как она начинала трепаться, что расскажет полиции про связи владельцев баров с преступным синдикатом. Ходили слухи, что она роет себе могилу.
Однажды во время ужина в китайском ресторанчике на Брод-стрит Вики вдруг потеряла сознание. Не понимая, что происходит, Клаудия сидела, будто в трансе. Менеджер вызвал бригаду врачей. Клаудия понимала, что должна чем-то помочь подруге, но лишь после прибытия фельдшеров, когда те вынесли девушку на улицу и собирались уже положить в машину, Клаудия словно бы очнулась и истошно заорала, что не позволит увезти Вики одну.
– Она в отключке! Откуда мне знать, вдруг вы, ублюдки, ее изнасилуете!
В конце концов Клаудию пустили в салон и позволили ей поехать в больницу вместе с ними.
После выписки Клаудия почти не виделась с Вики, вскоре та и вовсе пропала. В «Хитром лисе» никто не знал, куда она подевалась.
Месяц спустя в новостях сообщили, что полиция Дейтона в минувший четверг, десятого июня тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, наконец-то опознала обугленный женский труп. Им оказалась двадцатисемилетняя Вики Хэнкок, известная также как Патчес. Ее застрелили, запихнули в багажник собственной машины и подожгли.
Клаудия застыла на месте. Она представила красавицу Вики, нынче обугленную до костей. Бедняжку, наверное, и опознали-то лишь по зубным снимкам… Еще ей, скорее всего, сделали вскрытие и располосовали живот сверху донизу. Клаудия упала на кровать и в ужасе разрыдалась.
Ходили слухи, что Патчес сбежала из Колумбуса, потому что боялась за свою жизнь. За убийство арестовали ее приятеля, Гарри Уэйна Купера по прозвищу Кадиллак, однако все знали, что он просто взял на себя вину. Девочки-танцовщицы считали, что Вики заказал кто-то из владельцев баров. Клаудия знала, что такой показательной расправой те хотели заткнуть рот остальным танцовщицам и официанткам.
Про смерть Вики она рассказывала мне со слезами на глазах.
Я решил не упоминать о том, что, по словам Фила Гэри, в полиции Дейтона узнали об их прежней связи, и поручили допрос Фила не кому иному, как Говарду Чемпу. Поэтому тот видел ту видеозапись, что и я, – эпизод из «Нетрадиционных фантазий» про лесбийский треугольник Вики, Линды и Клаудии. Более того, Чемп запросил копию пленки для управления шерифа.
Это было за девять месяцев до того, как он арестует Клаудию.
2
Жизнь с Бобби становилась все тяжелее, и Клаудия не знала, как ей справляться. Лето выдалось очень жарким, на кондиционер не хватало денег. Все ее пособие – восемьдесят три доллара в месяц – уходило на оплату аренды (восемьдесят долларов). Остальные доходы – жалованье и чаевые – Бобби тратил на свои развлечения и наркотики.
Жизнь Клаудии свелась к череде одинаковых событий: работа в «Латинском квартале», сон по двенадцать часов в сутки из-за халдола и когентина, потом несколько часов сонного тумана. В дом частенько заглядывали друзья Бобби поболтать и выпить пива.
Однажды вечером в последнюю неделю августа Клаудию разбудили крики с заднего двора. Она подошла к окну столовой и выглянула сквозь жалюзи. В переулке двое мужчин держали молодую женщину со светлыми волосами. Они пырнули ее ножом, сели в машину и уехали.
Когда Клаудия рассказала об этом Бобби, тот велел ей не лезть не в свои дела.
– Не вздумай трепаться. Все равно ведь потом не пойдешь в суд.
Однако перед глазами у Клаудии по-прежнему стояла та картинка. Ничего не сказав Бобби, она обратилась к соседям, жившим через два дома, и попросила позвонить в полицию. Те сказали ей то же самое: «Не заморачивайся. Не твое это дело». Но когда Клаудия описала им жертву, соседка, волнуясь за пропавшую дочь, подходившую под это описание, все-таки пустила ее к телефону.
Приехали полицейские, однако соседи наотрез отказались открывать им дверь. Клаудии пришлось говорить с ними на улице.
Те ничего не нашли: ни тела, ни следов крови.
Все решили, что Клаудия бредит: мол, ей просто привиделось.
Бобби спросил, зачем она вообще принялась трепать языком.
– Ты, чертова самаритянка, когда-нибудь влипнешь по уши! Будешь болтать – кончишь как Вики Хэнкок.
Это так поразило Клаудию, что в последующие несколько дней у нее охрипло горло, и она потеряла голос. Она не могла ни есть, ни спать, поэтому через три дня после «поножовщины» попала в отделение неотложной помощи больницы университета штата Огайо, откуда была госпитализирована в Апхэм-холл.
Говорить Клаудия не могла, поэтому написала записку: «Я потеряла голос после того, как стала свидетелем убийства».
Медицинское заключение доктора Стинсона от двадцать шестого августа семьдесят седьмого года подтверждает рассказ Клаудии.
«Пациентка впервые была госпитализирована в Апхэм-холл в возрасте четырнадцати лет из-за галлюцинаций и бреда. С тех пор трижды проходила стационарное лечение с диагнозом «истерия» [sic]… По словам пациентки, за три дня до госпитализации она стала свидетелем убийства – на ее глазах в переулке возле дома зарезали женщину. Об инциденте она сообщила в полицию, но никто из соседей не выступил на ее стороне, заявив «лучше молчи, а то будут проблемы». С тех пор голос пациентки становился все более хриплым, пока в день госпитализации совсем не отнялся.
Миннесотский многоаспектный личностный опросник от двадцать девятого августа тысяча девятьсот семьдесят седьмого года отмечает крайне незначительные изменения по сравнению с предыдущими показаниями: нервный срыв с сильными эмоциональными проявлениями. Наблюдается значительное расстройство мышления с переменным уровнем восприятия реальности и паранойей. Уровень интеллекта по шкале Шипли-Хартфорда составляет сто десять с учетом концептуального фактора и сто четыре – без.
Пациентка имеет обычную внешность, ярко красит глаза и выбирает одежду, нарочито подчеркивающую ее женственность. Имеются признаки культурной депривации… Говорит очень оживленно, с частыми восклицаниями и размашистой жестикуляцией, постоянно жует резинку. О драматичных подробностях своей истории рассказывает будничным тоном. Ориентируется в реальности, мыслит связно, но часто проводит неуместные и путаные ассоциации. Простые вычисления и тесты с фотографиями президентов даются с некоторым трудом. Толкование пословиц скорее конкретное, нежели абстрактное.
Она сообщает о галлюцинациях – якобы способна видеть ауры, «окружающие каждое живое существо», отмечает искажения пространства, когда «предметы находятся ближе, чем кажутся». История с «убийством» может быть галлюцинацией. Суицидальных мыслей не наблюдается.
За время нахождения в больнице пациентка не получала никаких медикаментов. Она принимала участие в общей деятельности, наладив дружеские отношения с персоналом, и в течение трех дней голос вернулся».
Пигман навещал Клаудию и в Апхэм-холле. Он предложил ей после выписки уехать из Колумбуса: развеяться, посмотреть новые места, завести приятелей.
– Когда поправишься, я возьму тебя в рейс. Составишь мне компанию.
– Обязательно, – сказала Клаудия.
Ей было с ним хорошо. Хоть по возрасту Пигман годился Клаудии в отцы, заботился он о ней искренне и от всего сердца.
Доктор Стинсон выписал ее второго сентября семьдесят седьмого года, подтвердив свой последний диагноз: «шизофрения латентного типа».
Бобби приехал за ней на машине брата и увез домой. Он обещал, что с помощью Дено избавится от наркозависимости, найдет работу и станет для Клаудии надежной опорой.
Она ему поверила.
Клаудия забыла рассказать мне про встречу с новыми приятелями Бобби, а когда я ей напомнил, ужасно расстроилась. Один из них был светлокожим мулатом, Бобби называл его «Джокером», потому что тот беспрестанно сыпал шуточками. Клаудия в его обществе всегда испытывала неловкость, но Бобби объяснил, что Джокер вынужден сидеть на наркотиках, чтобы видеть в жизни хоть какую-то радость, так как ему диагностировали серповидноклеточную анемию. Только дурь, по словам Джокера, не давала жнецу, собирающему души, сделать над ним последний замах.
Другой приятель тоже был наркоманом. Его звали Рики[20] – бисексуал, высокий, тощий, с ярко-рыжими волосами и густой бородкой, всегда крайне мрачный на вид; Клаудия с содроганием понимала, что он без жалости убьет каждого, кто встанет между ним и дилаудидом[21].
Как-то раз в воскресенье, моя посуду, Клаудия подслушала разговор про статью на первой полосе «Колумбус диспатч» от одиннадцатого декабря семьдесят седьмого года.
Позднее, когда все ушли, она сама прочитала заметку.
«Убиты две женщины, мотив неизвестен.
Ньюарк, Огайо. Полиция расследует убийство двух женщин, чьи окоченевшие тела найдены в субботу возле кафе…
Убитые – Джойс Вермиллион (тридцать семь лет), официантка в кафе «У Форкера»… и Карел Додрилл (тридцать три года)…»
Клаудия и сама работала официанткой, поэтому по спине у нее пробежал холодок. Ей стало жутко при мысли о двух мертвых женщинах, лежавших в морозной ночи. Носясь тем вечером между столиками под ритмы рок-музыки, она смотрела в стеклянные глаза пьяных мужчин и молилась про себя, чтобы никто из них не вздумал убить и ее.
Вернувшись тем вечером домой, она встала на колени перед картиной, изображавшей Иисуса в Гефсиманском саду, которую повесила над дверью в гостиной, и принялась шептать молитву за души убитых женщин.
Тогда она еще не знала, что это лишь первые убийства из длинной череды смертей и что они перевернут всю ее жизнь.
Январь семьдесят восьмого года выдался на удивление холодным. Город накрывала одна метель за другой. Столбик термометра день ото дня полз все ниже и ниже; газеты наперебой кричали про «смертоносные бураны» и «снежную катастрофу». Наконец в четверг, двадцать шестого января, на США обрушилась самая худшая пурга за всю историю страны – «Убийственная метель» с порывами ветра до восьмидесяти миль в час и жесткостью погоды[22] до минус шестидесяти градусов.
Незадолго до Рождества Клаудия уволилась из «Латинского квартала» и устроилась официанткой в стриптиз-бар «Картинная галерея». В вечер метели она, одетая лишь в тонкое коричневое пальто, взяла такси и вернулась домой раньше обычного – сразу после полуночи. Еще на лестнице она услышала голоса, а войдя в гостиную, увидела в кресле незнакомого мужчину.
– Лоди, это мой новый приятель, мы познакомились в бильярдном баре, – сказал Бобби. – Из-за метели он не может попасть домой, вот я и предложил переночевать у нас. Он поспит на диване.
Гостем оказался низкорослый тощий мужчина в темных очках и с бегающими глазами, который старался не встречаться с ней взглядом. Лоб у него был высоким, а эспаньолка чуть погуще, чем у Бобби. Незнакомец заметно стеснялся. Клаудия по просьбе Бобби принесла им две бутылки пива и ушла на кухню готовить ужин.
До нее доносились обрывки фраз про плохую погоду, потом странные восклицания: «Я не хотел!»
Клаудия включила воду – якобы затеяла стирку, – а сама подошла ближе к двери и прислушалась.
– Он меня заставил… О господи… я и не думал…
Раздались булькающие звуки, словно кого-то тошнило.
Клаудия посидела на кухне, прислушиваясь, затем пошла спать. Она долго лежала без сна, пытаясь понять, о чем говорил мужчина, но его слова в конце концов смешались у нее в голове с собственными мыслями.
Вспомнив про убитую женщину в переулке, про последовавшую суматоху, про насмешки над «чокнутой Клаудией», она решила не рассказывать Бобби, что слышала их разговор, и не спрашивать, о чем именно шла речь.
Поэтому она выбросила все мысли из головы, приняла таблетку далмана[23] и погрузилась в глубокий сон без сновидений. Когда проснулась, гость уже ушел, а ей пришлось оттирать рвоту с нового ковра в гостиной.