Эш позволил себе выражение растущего недоумения.
— Что за тяжкие грехи ты совершил вчера, раз ждешь наказания? — И далее громче: — Неужели я что-то пропустил?
— Ничего, что бы могло оправдать это! — Пальцы, сжатые в кулак, приготовились к бою. — Скажите мне ради всего святого, где моя книга, Эш? Я работал над ней два года. Хотите, чтобы я пал на колени и молил вернуть ее? Хорошо, я согласен, если только…
— Оххх. — Эш постарался выразить в этом звуке облегчение, словно только сейчас понял, о чем идет речь. — Твоя книга. Коттри, можете посвятить моего брата в местонахождение его книги?
Мистер Коттри скользнул взглядом по молодому человеку и невозмутимо ответил:
— Полагаю, она у мистера Фарадея, мистер Тернер.
— У Фарадея? Почему же она у мистера Фарадея?
Эш подал Коттри знак.
— Мистер Фарадей делает с нее копию, — ответил тот.
Гневное выражение Марка сменилось довольным смущением. Он посмотрел на Эша, затем перевел взгляд на клерка, но лица обоих оставались доброжелательно-растерянными.
— Итак. — Кулаки Марка разжались. — Зачем он делает копию?
Эш чуть подался вперед.
— Для того чтобы я мог ее прочитать. Это же очевидно.
Он любил подтрунивать над младшим братом. Челюсть Марка отвисла от удивления. Но в следующее мгновение глаза засияли тем блеском, который Эш и мечтал увидеть.
— Но… вы! Я бы придушил вас сейчас же, если бы не хотел обнять. И все же вы самый вредный ангел.
— Однажды, Марк, ты, несомненно, обнаружишь, что я не столь жесток, чтобы посвятить себя цели разрушить твои честолюбивые замыслы. Я бы хотел помочь тебе. Даже в том, что считаю нецелесообразным. Ты хочешь, чтобы я прочитал твою работу? Значит, я ее прочитаю. Тебе стоит только попросить. — Эш еще не знал, как сможет выполнить эту просьбу, но он, несомненно, найдет способ.
Марк тяжело вздохнул.
— Но это лишь черновик, Эш. Мне нужно многое исправить, предстоит долгая работа. Вы скажете мне, если какие-то места будут казаться бессмысленными, правда? — Марк склонил голову набок. — Когда Фарадей закончит?
— Коттри?
— Когда я видел его последний раз час назад, он закончил десятую страницу. Он работает медленно, сэр. Местами сдавленно посмеивается.
— Над целомудрием?
— Получается так.
Лицо Марка вспыхнуло, он опустил голову и покраснел, как школьник, удостоенный внезапной похвалы. Он даже не осознал, что пообещал ему сейчас Эш. С таким же успехом он мог предложить брату отправиться на Юпитер. Но если бы Марк захлопал от радости в ладоши и пожелал провести каникулы на далекой планете… Что ж, Эш и в этом случае что-то бы придумал.
Глава 8
Мерцание пламени свечи в комнате отца Маргарет нимало не помогало рассеять темноту сумерек. Девушка смотрела на отца, нетерпеливо постукивая ногой. Он сел и сложил руки на груди, даже не взглянув на дочь. Словно ее и не было рядом.
— Горничные сказали, при их появлении вы строите гримасы. — Маргарет уперлась рукой в бок, стараясь выглядеть грозно. Однако это лишь придавало фигуре сутулость. Очень сложно призвать к порядку человека втрое старше себя, тем более когда ему уже нечего терять.
— Фи. — Реакция отца была сдержанной даже по сравнению с невыразительным жестом. Он устремил взгляд в потолок и принялся разглядывать позолоченную лепнину.
— Чудовищные гримасы. Вы их путаете.
— Значит, они слишком трусливы. Мне нужны слуги, а не зайцы. — Он повернулся к Маргарет с таким видом, словно в том, что хозяина поместья расстроила прислуга, была ее вина.
— К чему эти капризы по любому поводу? Вы не понимаете, что уже стали причиной множества неприятностей?
Мышцы лица герцога напряглись, подчеркивая глубокие складки, будто он готовился к яростной схватке.
— О нет, — глухо произнес он, складывая руки на высохшей груди. — Я усложняю тебе жизнь, Анна?
Маргарет нервным движением вскинула руку, словно собиралась пригладить волосы отца, но вместо этого отвернулась к столику, заполненному склянками с лекарствами. Их было штук шесть или семь, и именно в ее обязанности входило следить, чтобы отец принимал их в положенное время. Видимо, сегодня ей придется выдержать настоящий бой. Маргарет взяла первую и вырвала пробку, пожалуй, с большей ненавистью, чем бутылочка того заслуживала. От резкого движения жидкость брызнула на руку, обдавая Маргарет едкими парами, которые обжигали глаза и, казалось, проникали в мозг. Девушка закашлялась и чихнула.
— Не называйте меня Анной, сдавленно произнесла она, надеясь, что в голосе не будет печальных ноток. — Ко мне никто так не обращается. — Она налила в ложку темно-зеленую микстуру.
— Я назвал тебя Анной и буду называть, как захочу. А если сочту нужным подобрать какое-нибудь отвратительное имя, например…
Маргарет изо всех сил сжала ложку и медленно повернулась к кровати.
— Маргарет. Когда-то вы называли меня Маргарет.
— Только потому, что Анной звали твою мать. А поскольку сейчас она мертва, не вижу причин не… фу!
Он сердито посмотрел на дочь, когда та поднесла ложку ко рту. Затем, ощутив вкус лекарства, недовольно наморщил нос в знак молчаливого протеста. Маргарет чуть наклонила ложку — отец с презрением оттолкнул ее губами и выплюнул микстуру. Зеленая тягучая жидкость брызнула ей в лицо и потекла по щекам.
Дрожащими руками Маргарет взяла салфетку. Она не могла заставить его силой. Не могла. Отец стар. И он ее отец. Она постаралась скрыть отвращение и посмотрела прямо в глаза герцогу. Его губы растянулись в улыбке, пожалуй, чуть шире, чем обычно. Вытянув руки, он с самодовольным видом вновь сложил их на груди.
— Почти так ты вела себя в пять лет, — спокойно сказал герцог, внутри у Маргарет все закипело.
— Знаете, что бывает с пятилетними детьми, когда они не принимают лекарства?
Отец холодно улыбнулся:
— Попробую угадать. Им очень строго говорят, что надо слушаться тех, кто тратит время, чтобы ухаживать за ними?
Маргарет вновь взяла склянку с лекарством.
— Нет. Их заставляют выпить еще ложку.
Ей потребовалось около часа, чтобы семь раз повторить процедуру и заставить наконец отца проглотить микстуру. Всего год назад она никогда не решилась бы настаивать, требуя подчиниться ее воле. Он уничтожил бы ее одним движением. Но сейчас, когда он попытался отмахнуться от нее, она даже не обратила внимания. Самым трудным было заставить отца проглотить лекарство. В последний раз Маргарет запрокинула его голову, зажала нос и терла горло, пока не почувствовала, как жидкость стекает в глотку.
— Вот так, — бодро сказала она, закупоривая бутылку. — Не сложнее, чем лечить кошку. Вы можете собой гордиться.
Герцог смерил дочь таким уничтожающим взглядом, что Маргарет невольно отступила.
— Я не хочу больше никаких лекарств, — заныл отец слабым голосом, который лишь отдаленно напоминал тот, которым он обладал в прошлом. — Ты мне больше не нужна. Ты уволена. Уволена, как и все остальные слуги.
— Вы не можете меня уволить. Я ваша дочь, а не прислуга.
— Хм. — Он хмуро взглянул на Маргарет и расправил смятую рубашку. — Тогда я отказываюсь от тебя. Я имею на это право.
— Поздравляю, — сухо сказала Маргарет. — Я очень расстроена. — Она подошла к тазу с водой, чтобы умыться. Зеленые капли, застывшие на ресницах, исчезали, растворенные чистой водой.
И в этот момент раздался осторожный стук в дверь. Маргарет вздрогнула от неожиданности и повернулась, но дверь уже отворилась — Толлин, один из лакеев, что дежурил у комнаты отца ночами, отшатнулся в сторону.
На пороге появился Эш. Он был одет к ужину, белоснежный воротник тонкой льняной рубашки подчеркивал ширину плеч. Маргарет показалось, что ее лицо вновь стало липким и покраснело. Но ведь она смыла всю зеленую микстуру. Или нет?
— Мисс Лоуэлл, — начал он весьма официально. Не Маргарет; только не в обществе отца и прислуги. — Мне надо кое-что осудить с Парфордом. Как вы полагаете, сейчас подходящее время?
Был уже почти вечер. Отец капризничал — впрочем, с каждым днем он вел себя все хуже. Словно в подтверждение своей вспыльчивости, герцог резко вскинул голову. Тревожный и весьма выразительный сигнал. Лучше уже не будет никогда.
— Разумеется, — кивнула Маргарет. — Он с удовольствием уделит вам время. Желаю удачи. Если вам удастся добиться от него приличного поведения хотя бы в течение пяти секунд, получите мою признательность и восхищение.
— Хм. — Эш внимательно посмотрел ей в глаза. — И смогу заслужить достойную похвалу?
Маргарет оставила вопрос без ответа, лишь сделала приглашающий жест рукой. Он поспешно прошел мимо нее и оглядел комнату. Здесь мало что изменилось. Столик по-прежнему заполнен пузырьками с лекарствами. У кровати, как и раньше, стояла тумбочка. Готовясь к вечеру, герцог положил на нее фамильный знак Парфордов — золотое кольцо, увенчанное сапфиром. Синий камень был вставлен в печатку — точную копию герба рода. Будучи ребенком, Маргарет довелось однажды поиграть с перстнем. Тогда он казался ей массивным и тяжелым.
Эш взял его и повертел в руках. В его пальцах оно выглядело маленьким, почти крошечным. Он попытался надеть кольцо — оно застряло на суставе.
— Ха! — вскрикнул отец. — Несколько месяцев назад отправил его к ювелиру, из-за болезни пальцы стали меньше. — Он протянул высохшую руку и растопырил худые, словно веточки, пальцы. — Вы не сможете его носить. По крайней мере, пока я не умер.
Лицо Эша скривилось в болезненной гримасе, но он молча отложил перстень.
— Как ни странно, — сказал он, — я пришел поговорить с вами именно об этом.
— О моей смерти? Как приятно, что вы беспокоитесь об этом. На последнем издыхании мне бы хотелось лежать в постели рядом с двумя обнаженными женщинами.
Маргарет никогда не испытывала такую признательность к Эшу, как сейчас, когда он поднял руку в предупредительном жесте.