Оливер проводил лето, работая за границей, чтобы оплатить обучение, и, думаю, за это время избавился от детских травм и обрел уверенность в себе. Однажды летом он отправился с группой из колледжа работать на винограднике. Кажется, там произошла какая-то связанная с пожаром трагедия, но подробностей я не знаю, так как примерно в это время мы потеряли с ним связь.
В декабре 1982 года я получил приглашение на свадьбу Оливера с девушкой по имени Элис, которая иллюстрировала написанную им книгу, что очень меня обрадовало. Я был счастлив, что он нашел и любовь, и помощника. Но в то время мать лежала в больнице, и я не смог приехать на свадьбу. Мне было очень жаль. Как хотелось бы отпраздновать этот счастливый день вместе с ним!
Через несколько месяцев мне пришло приглашение на презентацию первой книги Оливера. Сначала я был сбит с толку, так как имя автора в приглашении было Винсент Дакс, но когда позвонил, чтобы выяснить, в чем дело, издатель сообщил мне, что это Оливер.
Там было всего десять или двенадцать человек; отец Дэниел из школы, двое-трое друзей Оливера по колледжу, с которыми я встречался пару раз, конечно, его агент, люди из издательства и его новая жена, оказавшаяся очень милой, теплой и любезной. Помню, она настаивала на том, что, хоть она и проиллюстрировала книгу, это был вечер Оливера и его успеха.
Оливер был на взводе, и я сразу понял почему. Похоже, он ждал отца. Запуганный мальчик наших школьных времен, отчаянно пытающийся произвести впечатление на своего сурового родителя, еще не полностью исчез. Весь вечер, пока люди поздравляли его, а он читал отрывки из книги, глаза Оливера постоянно косили в сторону двери. В конце концов я прямо спросил его об этом. Он бросил на меня взгляд, означавший, что это не мое дело и оно не подлежит обсуждению. Позже мы пропустили несколько стаканчиков у Нири, и Оливер немного расслабился. Я спросил, почему он взял псевдоним. Он смутился, и я догадался, что, скорее всего, на этом настоял его отец.
С тех пор я видел Оливера всего несколько раз, но заметил, что всякий раз он казался всё более непринужденным, легко поддерживал разговор и всё пренебрежительней относился к нашему общему детству. Наконец он перестал отвечать на мои звонки и на приглашения.
Иногда Оливер появлялся на телевидении в литературных обозрениях или выступал в качестве эксперта по радио, и мне представлялось странным, что в прошлом мы были по-настоящему близки.
Когда я вырос, встретил Шейлу и у нас родился маленький Чарли, я часто думал о том, каким должно быть отцовство. Мой собственный отец убил себя работой и почти не присутствовал в нашей жизни; отец Шейлы был местным врачом-терапевтом в Иништиге и, судя по всему, более озабочен своей практикой, чем семьей. У других отцы были драчливыми алкоголиками или лентяями, неспособными обеспечить свою семью. Никто не идеален. Я сделал для Чарли всё, что мог, и теперь он прекрасный молодой человек, которым можно только гордиться. Однако некоторые мужчины не должны быть отцами. Они просто не созданы для этого.
10. Оливер
Мои первые воспоминания смутны. Темная комната дома в готическом стиле. Бо́льшую часть дня я проводил в одиночестве, но иногда кормить меня приходила пожилая дама. Она была добра ко мне. Кажется, ее звали Флер, или, может, это просто имя, которое я ей дал. Помню, мне сказали, что сегодня мне следует быть осторожным и не испачкаться, потому что меня собирается навестить отец. Но я случайно пролил на рубашку немного кетчупа, и мне не разрешили увидеться с ним. Флер была француженкой, и, возможно, я заговорил по-французски раньше, чем на английском. Она научила меня немного читать на обоих языках. Иногда она обнимала меня и называла своим pauvre petit cœur (бедным маленьким сердечком). Помню, как ко мне в комнату зашел отец и Флер занервничала. Он уставился на меня, а затем грубо потянул к себе и начал рассматривать мои волосы и зубы. Что он искал? Тогда я заплакал, а он накричал на женщину и вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью.
Флер сказала мне, что отец женится на леди по имени Джудит. Однажды я видел ее с верхней площадки лестницы. Она была белокурой и очень красивой. Помню, мне тоже хотелось стать белокурым, как она. Она меня не видела, и я никогда с ней не разговаривал. Мне не разрешили присутствовать на свадьбе.
Следующее воспоминание – Флер собирает мне чемодан. Она притворялась веселой, но глаза ее были влажными. Сказала, что мне предстоит большое приключение и что у меня будет много товарищей по играм. Я был радостно взволнован, но у ворот интерната понял, что Флер не пойдет туда со мной, схватил ее за ноги и умолял не оставлять, но ласковый священник взял меня на руки и отвлек игрушечным грузовиком, а когда я повернулся, чтобы показать его Флер, ее уже не было.
Я оказался одним из самых младших мальчиков в школе, но освоился там быстро. Во-первых, не привык к избытку внимания, и постоянная суматоха вокруг зачаровала меня. Во-вторых, не тосковал по дому, в отличие от других мальчиков, потому что, как теперь знаю, человек тоскует не по дому, а по людям в нем. Я немножко скучал по Флер, но не очень сильно. Я не был самым популярным в классе, но старался изо всех сил стать первым в учебе. Другие мальчики рассказывали мне о своей жизни с мамами, папами, братьями и сестрами, и я начал понимать, что отцы бывают суровыми и единственный способ ублажить их – это получать хорошие оценки.
Но как бы усердно я ни учился и какими хорошими ни были бы мои оценки, мне не удалось завоевать одобрение отца.
Мне не разрешали возвращаться домой на каникулы, и всё лето я болтался в школе со священниками. Раз в два года мой отец навещал их, и мы оттирали школу до последнего пятнышка. Они трепетали перед ним не меньше меня, потому что это была епархиальная школа, а мой отец контролировал ее финансирование. Именно он решал, сколько денег получит то или иное учебное заведение. Я сидел у директорского стола, а мой отец стоял позади меня, отказываясь присесть или выпить чаю. Я старался держаться как можно незаметней, но не мог контролировать свои пальцы, застегивающие и расстегивающие пуговицы на манжетах. Отец Дэниел докладывал, что у меня всё хорошо, даже когда это было не так. Отец просил показать мои табели успеваемости и справлялся о моем здоровье, а потом уходил, не прикасаясь ко мне и не глядя в мою сторону. Отцу Дэниелу было неудобно передо мной, и он пытался подшучивать над этой отчужденностью.
– Какой он у тебя занятой! Правда?
Именно отец Дэниел рассказал мне, что у меня есть младший брат Филипп, родившийся через год после того, как мой отец с Джудит поженились. Блондин, как и его мама. Он поступил на дневное начальное отделение в школу, в которой я учился в интернате для старшеклассников. В каком-то смысле он рос на моих глазах, потому что я мог видеть дом отца из верхнего окна и у меня был фактически в вечном пользовании бинокль Стэнли, с помощью которого я шпионил за новой семьей отца. Наблюдал, как мой брат приходил и уходил из дома; смотрел, как Джудит возится в саду; смотрел, как они вместе стоят у ворот и любуются новой машиной отца. Я завидовал Джудит и Филиппу.
Школьные спортивные состязания стали особым видом пытки. В первые несколько лет, когда думал, что отец может вдруг появиться на них, я старался изо всех сил и за несколько недель начинал вставать пораньше и тренироваться дополнительно. Если отца не интересуют мои достижения в учебе, может, он впечатлится успехами в спорте? Поначалу я каждый год выигрывал медали и призы, но отец так и не появился.
В школу приезжали семьи других мальчиков, разодетые матери, от которых так сильно пахло духами, что слезились глаза, в сопровождении отцов в их до блеска отполированных автомобилях. Капризные и шумные братья и сестры, визжащие и истерично орущие младенцы, закутанные в пастельных цветов пеленки. Нарочитые объятия, ласковое взъерошивание волос и мужские рукопожатия. А после спортивных мероприятий на лужайках устраивался грандиозный пикник, где семейства сидели на траве, сбившись в кучки. В такие дни отец Дэниел делал всё возможное, чтобы отвлечь меня, придумывая задания «особенной важности». Даже когда я не завоевывал никаких медалей, он удостаивал меня особого упоминания.
Я никогда не терял надежды, что однажды отец вспомнит обо мне. В моих фантазиях он внезапно понимал, что ошибался на мой счет и что я не был плохим мальчиком. Он приходил в школу, забирал меня домой и говорил, что я замечательный сын.
И в предпоследнем классе Сент-Финиана я очутился на седьмом небе от радости, наконец-то увидев, как мой отец приехал на черном «мерседесе» вместе с Джудит. Вообще-то они могли бы прийти и пешком, но, думаю, машина была статусной вещью и ее следовало демонстрировать. Они припарковались на автостоянке у школы, и я побежал к ним по дорожке. Сердце мое колотилось в отчаянной надежде, что фантазии могут стать реальностью. Эта радость сменилась горьким разочарованием, когда я увидел, как с заднего сиденья вылезает Филипп, и понял, что отец здесь из-за него. Бег мой замедлился, и я остановился посреди дорожки, не зная, возвращаться или нет, но было уже поздно. Отец поднял глаза и увидел меня. Он быстро кивнул мне и поднял руку, и я на секунду подумал, что он подзывает меня. Но тут он посмотрел на Джудит, которая выглядела испуганной, и то, что могло оказаться взмахом приветствия, оказалось жестом отстранения, и стало понятно, что мне не рады в их компании. Остаток дня я симулировал болезнь и прятался в лазарете, пока праздники не кончились.
В следующем году я не участвовал ни в одном из праздничных мероприятий, сославшись на подготовку к экзаменам. Я просидел в библиотеке целый день, пытаясь отвлечься от музыки, аплодисментов и смеха. Потом пришел Стэнли с тортом, который его мама испекла специально для меня. У меня закружилась голова, и я затеял с ним шутливую драку, раздирая торт и швыряясь пригоршнями джема и бисквита в него, в стены, в светильники и портреты бывших учителей. Мы смеялись, пока не закололо в боку, но мое ликование имело другую природу. Граничило с истерикой.