– Что в коробке, Оливер? Что в коробке? В коробке монстр, Оливер? Что в коробке?
– Ничего, – настаивал я, – просто скучные свидетельства о рождении, паспорта и страховки. Ничего, что могло бы тебя заинтересовать.
– Покажи мне! Покажи! Я хочу посмотреть, что в коробке! Покажи, что в коробке! – И топал ногой для убедительности. Тогда я жаловался Элис, что он мешает, и требовал, чтобы она избавила меня от его присутствия. Он часто затаивался за дверью, ожидая, когда я выйду, и, стоило мне ее открыть, кидался на меня: «Что в коробке, Оливер?»
В конце концов я сказал Элис, что не могу писать, пока Юджин с нами. Через какое-то время она согласилась на его переезд, и я нашел соответствующее заведение, которое было готово принять Юджина. Это обошлось недешево, что Элис, кажется, совсем не оценила. Она обвинила меня в «ненависти» к ее брату. Явное преувеличение: я просто не хотел его видеть, и всё.
Элис продолжала ныть в течение нескольких лет. Первые два года она приводила Юджина на Рождество, но каждый раз это вызывало новые ссоры, и я чувствовал, что в наших общих интересах положить этому конец.
В последний раз, когда она привезла его, я улучил момент, когда мы остались на кухне наедине, и рассказал ему одну необычную историю доступными ему словами и очень ясно дал знать, что с его стороны было бы неразумно когда-либо навещать нас снова. После этого он просто ходил вверх и вниз по лестнице, не снимая пальто, взад и вперед, бормоча себе что-то под нос. Элис была вне себя от беспокойства и расспрашивала, что случилось, но, к счастью, он правильно понял смысл моего рассказа и держал свой глупый слюнявый рот на замке. Потом он начал плакать, и Элис отвезла его обратно в приют. Позже, когда я указал на мудрость своего решения не делить кров с явно неуравновешенным ребенком-переростком, она ушла из дома и не возвращалась три дня. Ее первая попытка бунта. Хотя я знал, что она вернется. Никогда в этом не сомневался. Она слишком сильно любила меня. И мне больше никогда не пришлось видеть этого шута, хотя Элис упорно навещала его.
Как только Юджин убрался с моего пути, я погрузился в рутину, нарушенную лишь в девяносто третьем году Мойей, переехавшей в соседний с нами дом. Она и ее зануда муж сразу же подружились с нами. Я льщу себя надеждой, что моя известность произвела на Мойю некоторое впечатление. Похоже, что и она была довольно популярна, поскольку снялась в телевизионной мыльной опере, но я понятия не имел, кто она такая.
Очень скоро она принялась неприкрыто флиртовать со мной. Зимними днями я часто сиживал за своим столом в кабинете, кропотливо разбирая каждое предложение, оттачивая его до совершенства. Иногда я поднимал глаза и видел в соседском саду Мойю, которая развешивала белье, одетая лишь в прозрачное розовое платье и пару туфель на высоких каблуках. Должно быть, ей было холодно. Она ловила мой взгляд и убегала внутрь, изображая смущение, но на самом деле Мойя ужасная актриса, и представлялось до боли очевидным, что она пытается соблазнить меня.
Я не особо удивился. Ее муж был настолько невзрачным ничтожеством, что не могу припомнить ни одной интересной вещи, которую он когда-либо сказал или сделал. Я лишь иногда видел его, погруженного в садовые работы.
В летние месяцы Мойя демонстрировала себя во всей красе, загорая голой на раскладном шезлонге, аккуратно обращенном в сторону моего заднего окна. Неплохой вид, должен признать.
Когда у нас начался роман, она писала для меня послания на больших листах бумаги и показывала их мне из своего окна. Своего рода семафор с любовными записочками. Тогда я был этим очень тронут. Мне казалось, это так миленько. Нам удалось продолжить наш роман во время работы за границей, особенно в Нью-Йорке, где она должна была сниматься в бродвейской версии «Соларанда». Все это закончилось грандиозным и идиотским скандалом, когда Мойю уволили, после чего она чуть не застала меня в объятиях миленькой актрисочки, заменившей ее. Видели бы вы, как она себя вела – прямо как обманутая жена, но мне удалось уболтать ее, и через некоторое время мы возобновили нашу связь.
В конце концов мне все это надоело, и я снова занялся перестановкой, передвинув мебель в кабинете так, чтобы стол был отвернут в сторону от окна. Мойя оказалась этим недовольна. Но мне нужно было думать о своей жене, я не хотел, чтобы Элис понапрасну страдала.
Когда-то я пользовался пишущей машинкой, но Элис часто говорила мне, что ей почти не слышно моего «клацания», поэтому, когда появились текстовые редакторы, я перешел на них, и теперь у меня есть ультра-мега-турбо-современный компьютер, клавиатура которого настолько тихая, что снаружи непонятно, работаю я или нет. Конечно, сейчас в интернете существует целый мир доступных развлечений, и при желании можно днями разглядывать всякие диковины вроде викторианской порнографии или титановых сверл. А еще есть социальные сети, которые, наверное, проклятие для других писателей, а вот мне подходят идеально. Когда есть свободное время.
Однако, когда я работал над серией «Принц Соларанда», интернет в том виде, в каком мы знаем его сейчас, еще не существовал, и было гораздо меньше способов отвлечься, чтобы заполнить день. Я исчезал в кабинете в 9:30 утра, после завтрака, и запирал за собой дверь. Тишина, покой и одиночество. Брался за газеты и начинал с кроссвордов, от простого к более сложному. Затем читал новости, изучая каждый дюйм «Айриш таймс», «Гардиан» и «Телеграф». Я разбирался во всех политических махинациях, как правых, так и левых, что давало мне полную картину происходящего, полезную для анализа (к сожалению, как бы хорошо информирован я ни был, предвидеть приближение экономического краха мне не удалось. Я потерял по меньшей мере сто тысяч евро на неудачных вложениях – чертов тупой бухгалтер – и теперь знаю, что болгарская недвижимость ничего не стоит, но рисковал не очень сильно).
В 11 утра я выходил, пил чай с печеньем и около получаса слушал по радио передачу «Текущие события». Затем возвращался в кабинет и разбирал письма. Обычно это были приглашения на интервью, публичные чтения и литературные фестивали или письма от аспирантов, пишущих диссертации на основе моих произведений:
Уважаемый мистер Дакс,
я нашел много аллегорических намеков, наводящих на мысль, что ваши детские рассказы в некоторой степени основаны на фактах нацистских преследований евреев до и во время Второй мировой войны, и подумал, не могу ли я обеспокоить вас просьбой об интервью…
Винсент Дакс и собрание его сочинений стало темой не менее восемнадцати диссертаций, и в некоторых из них предпринимались попытки расшифровать мои тексты. Я намеренно не оказывал этим студентам никакой помощи, но они упорно продолжали искать в них потайные шифры и символы.
Элис считала, что мне стоит нанять секретаря. «У тебя же нет времени разбираться со всем этим!» – говорила она.
После обеда я читал час или два, в основном классику, хотя в последнее время у меня появился интерес к Ветхому Завету. Теперь у меня обширная библиотека. Однажды я подслушал, как Элис сказала Мойе: «Я не знаю, где он берет время, чтобы читать все эти книги!» И в самом деле, откуда я брал время?
В какой-то момент со скуки поставил себе несколько тренажеров, чтобы поддерживать себя в форме. «Ты совершенно прав, – сказала Элис, – нужно же как-то отвлекаться в течение дня!»
В 4 часа дня я начинал собственно работу: слово за словом, проверяя каждое при помощи нескольких словарей и тезаурусов, снова и снова переписывая предложения, несколько раз перерабатывая каждый раздел, пока не получалась правильная конструкция. Я позволял себе заниматься этой работой всего один час в день. Мне нужно было растянуть время.
– Ты, должно быть, совсем вымотался! – говорила Элис, когда видела меня выходящим из своего кабинета. Я соглашался и снисходительно улыбался ей. Элис чертовски усердно работала над своими иллюстрациями, и поэтому я иногда даже брал на себя готовку, за что она была мне благодарна.
Если вам кажется, что я издеваюсь над Элис, то вы ошибаетесь. Она очень старалась. Она всегда была предана мне. Это замечательное качество для жены.
13. Мойя
Я была потрясена до глубины души, когда услышала, что Оливер сделал с Элис. Все только и говорят об этом. Но ведь, насколько я знаю, он никогда не был склонен к насилию. А уж кому и должно быть известно об этом, так это мне. Если б такое случалось раньше, Элис, несомненно, рассказала мне. Я так рада, что меня не будет на суде. Не всякая реклама хороша. Оливер, конечно, никогда не поднимал на меня руки. Да, я видала его раздраженным, да, он с некоторыми причудами, а ближе к концу наших отношений бывал даже откровенно грубым, но в первые-то дни я знала его совершенно другим.
Мне всегда казалось, что Оливер достоин большего, чем Элис. Просто она не в его стиле. Наверное, звучит нелепо, если вспомнить, как долго они женаты, но любой видевший их вместе сказал бы то же самое. Ну, может, и не сказал бы, но подумал бы точно. Так или иначе, их с Элис нечасто видели вместе на вернисажах и светских мероприятиях, поэтому, думаю, Оливер был согласен со мной. Он говорил, это у нее от застенчивости. На ее месте я бы не спускала с него глаз.
Впервые я познакомилась с Райанами, когда мы переехали в дом по соседству; стало быть, около двадцати лет назад. Кейт и Джерри в то время были совсем малышами. Странно, что дом когда-то принадлежал родителям Элис, потому что он всегда казался мне территорией Оливера.
Я решила познакомиться с ними при первом же удобном случае. Оливер был известен мне под именем Винсент Дакс. Кон неохотно пошел со мной; в таких случаях он чаще всего нерешителен. Но я настояла. Оливер открыл сам. Я чуть не упала в обморок. Он ведь по-настоящему красивый мужчина. Такой тлеющей, смуглой красотой. Сказывалась многолетняя привычка ухаживать за собой. Ох, у нас так много общего.
Я уверена, что влечение между мной и Оливером возникло мгновенно. Кон так этого и не понял, как, к сожалению, не понимает и большинства других вещей. Раньше мне приходило в голову, что если бы жизнь была устроена справедливо, то Кон оказался бы с Элис, а Оливер со мной, и мы все жили бы долго и счастливо.