Мама уверяла, что воспитала бы Оливера как собственного сына, если бы папа ей это позволил. Сказала, что это было единственное, что причинило ей боль в их браке. Эта часть жизни моего отца, которую он отказывался признавать или обсуждать. По ее словам, он страстно и иррационально ненавидел мальчика, и она никогда не могла понять почему.
Конечно, я был ошеломлен, услышав это. Как отец, всегда относившийся ко мне с такой теплотой и нежностью, мог так жестоко бросить свое дитя? Лишить меня брата? Какой бы ни была мать Оливера, как можно ненавидеть невинного ребенка? Мама не могла объяснить мне этого, как и священники, знавшие моего отца когда-то. Они либо ничего не знали об этой истории, либо слышали что-то, но не могли ничего толком добавить. Поразительно: Оливер знал, что у нас общий отец. Как же он, наверное, ревновал меня! Всё это пристальное рассматривание исподтишка и шпионство в школе наконец-то обрело смысл. Оливер Райан всего лишь хотел видеть свою семью. И если это сейчас кажется мне предательством, то что же должен был чувствовать всю свою жизнь Оливер? Ранее этим же днем я принял соболезнования от брата в связи со смертью нашего отца. Я знал, что в ближайшем будущем обязательно должен разыскать этого незнакомца. Возможно, еще не поздно принять его в семью.
Когда несколько месяцев спустя я все же нашел его, наша встреча прошла не очень гладко.
16. Оливер
Я был заинтригован загадочными словами отца Дэниела на похоронах моего отца. Возможно, оставил отец мне завещание или какое-то послание? Хотя я и сомневался, желаю ли его получить. Но отец Дэниел был всегда добр ко мне, и я хотел его увидеть. Священник достиг уже преклонного возраста, но ум его все еще оставался острым, и годы не притупили его сострадания.
Я знаю, что, если бы он был жив, нынешние обстоятельства стали бы для него большим разочарованием, но, возможно, из всех людей он единственный смог бы понять причины того, что произошло, и всю глубину моего отчаяния.
Меня провели в гостиную, знакомую в школьные годы по редким встречам с покойным родителем. Отец Дэниел совсем не изменился, но я сразу заметил, что он нервничает.
Отец Дэниел начал разговор с того, что не уверен, правильно ли поступает.
– Твой отец был… странным человеком, – заявил он, и я не стал возражать. – Я хотел бы… Я не уверен, что… – он снова заколебался, замолчав в нерешительности.
Похоже, никакого завещания не было. Меня это не огорчило. Я уже не нуждался в деньгах. Отец Дэниел объяснил, что всё имущество отец оставил Джудит и Филиппу. Я не был упомянут в завещании. Но Джудит передала отцу Дэниелу шкатулку с несколькими золотыми церковными медалями и попросила передать ее мне. Я открыл коробку, чтобы разглядеть их. На них были выгравированы распятия.
Отец Дэниел начал извиняться от имени моего отца. Я отмахнулся от извинений и принял предложенную стопку виски, чтобы помочь ему справиться со смущением.
– Он когда-нибудь упоминал при тебе… о твоей матери? – он заметно волновался, говоря это.
Я сел прямо.
– Моей… матери? – даже слова эти казались чужими на моих губах.
Он поерзал на стуле.
– Понятно, я так и думал. Это нелегко… – начал он. – И мы не обязаны… если ты не хочешь.
Я попросил минутку и вышел из комнаты, испытывая сильнейшее желание закурить. Мои руки бессознательно потянулись к пуговицам на манжетах. Я расхаживал по коридору, и меня так и подмывало просто уйти. Нужно ли мне это? Действительно ли мне нужно это знать? Конечно, нужно. Каждому мальчику, независимо от возраста, нужна мать. Если у него ее нет, он должен хотя бы что-то знать о ней. Это естественный порядок вещей. Мне тоже хотелось знать. Я помедлил, перед тем как вернуться в гостиную, спрашивая себя, покину ли ее тем же человеком. И попросил отца Дэниела рассказать мне всё.
– Мне очень жаль, – сказал он, – но я могу передать только то, что рассказали другие. У меня нет доказательств, но у меня были там друзья и это их слова.
– «Там» – это где? – я не понимал, о чем он.
– Северная Родезия, ныне Замбия, – сказал он. – Был официальный отчет, но дело замяли. Я пытался найти его весь последний месяц, чтобы передать тебе, но он исчез. Так что никаких документов нет.
Таковы «факты», которые он мне сообщил.
Мой отец был молодым миссионером, которого в начале пятидесятых отправили вместе с тремя другими священниками основывать католические школы в сельских деревнях вдоль реки Замбези. В одной особенно нищей деревушке под названием Акуму он прожил год и подружился там с местной девушкой по имени Амадика.
Ох, нет. Мой отец священник-педофил? Только не это. Ко мне-то это какое отношение имеет?
Отец Дэниел горячо настаивал на том, что Амадика являлась совершеннолетней. Ей было, возможно, двадцать с небольшим. У них были платонические отношения. По-видимому, она была очень умной и прилежной ученицей. Известно, что мой отец поощрял ее школьными призами, разрешал готовить ему и прибираться в доме.
Он использовал ее как рабыню? И это всё? Какое это имеет отношение ко мне?
Вскоре учеников стало слишком много, и было издано распоряжение, согласно которому посещать школу могут только дети младшего возраста. Мать Амадики умоляла отца позволить дочери продолжить учебу, но он отказался. Он не мог делать исключений из правил ни для кого.
По-видимому, мать Амадики послала ее соблазнить моего отца в обмен на обучение в школе. Туземцам нечем больше было подкупить своих учителей, а мать девочки надеялась, что хорошее образование обеспечит ей будущее. Похоже, отец был по-настоящему искренне верующим и глубоко порядочным человеком, но тут поддался своим естественным потребностям и переспал с девушкой. Сразу после этого он отверг ее, запретил посещать школу и прекратил их общение.
Понятно, она предложила ему себя, и он переспал с ней. А потом ему стало стыдно. Я-то тут при чем?
Когда беременность Амадики стала очевидной и она заявила, что отцом ребенка является отец Фрэнсис Райан, разразился скандал. Он упорно отрицал это, пока у девушки не родился совершенно белый ребенок.
Нет.
Не может быть. Нет.
В этот момент рассказа меня зашатало. Сначала от недоверия, потом от шока. Основываясь на словах отца, я всегда предполагал, что был плодом связи с проституткой, и потому не хотел слишком углубляться в исследования обстоятельств своего происхождения, особенно после того, как мое свидетельство о рождении оказалось явной липой, но такое… Слишком невероятно, чтобы быть правдой, подумал я. Я белый. Отец Дэниел признался, что ему тоже было трудно поверить в это, но поклялся, что именно эту историю рассказали ему другие священники. Он настаивал на том, что Амадика не проститутка, просто была вынуждена от бедности, отчаяния и по стечению обстоятельств использовать единственное, что есть в ее распоряжении, чтобы сделать свою жизнь лучше. Такое я мог понять, но не смириться.
– У вас нет доказательств! – прошептал я. – Вы же сказали, что документов нет!
– Их нет, – признался он, – но я не могу представить себе причины, зачем о таком врать. Я единственный оставшийся в живых человек, который может это рассказать.
Я ходил по комнате, переваривая сказанное, но не видел в нем никакого смысла.
– Может, я зря тебе это рассказал, но мне показалось, что ты должен знать. Всё это держалось в большом секрете.
Я не поверил ему и сказал об этом прямо и недвусмысленно. Отец Дэниел извинился за причиненное беспокойство, и я видел, что он переживает из-за того, что рассказал эту сказку.
– Ты можешь просто жить как обычно. Об этом знаем только мы с тобой.
– А что случилось потом? С ней?
Отец Дэниел продолжил рассказ, а я пытался разобраться в этой бессмысленной истории. Моей истории? Амадика сразу же отвергла ребенка. Никто в деревне никогда раньше не видел белого младенца. Она была в ужасе, и ее избегали друзья и соседи по деревне, которые считали, что бледный и болезненный ребенок навлечет проклятие на племя. По-видимому, она оставила ребенка у дверей хижины отца и покинула деревню вместе с матерью. Никто не знает, куда она делась. Никто не знал ее фамилии.
У моего отца был психический срыв. По словам других священников, он стал особенно набожен, никак не мог примириться с тем, что нарушил церковные обеты. И даже настаивал на том, что никогда не вступал в сексуальный контакт. Все его честолюбивые планы на карьеру были уничтожены. Его лишили сана, и ему пришлось вернулся в Ирландию с нежеланным ребенком. Однако благодаря старым связям в архиепископском дворце отца наняли финансовым консультантом. Но попросили держать сына как можно дальше от себя, чтобы не вызывать вопросов и не провоцировать скандал. Они предположили, что, когда ребенок вырастет – когда я вырасту, – у меня появятся физические признаки моего черного происхождения, волосы начнут виться или нос раздастся, но я обманул их ожидания, сохранив европейскую внешность. Знавшим о моем существовании говорили, что я осиротевший племянник Фрэнсиса Райана. Но потом отец встретил Джудит, женился на ней и через несколько лет отдал меня в Сент-Финиан.
Если отец Дэниел прав и все это правда, то я – ошибка природы. У меня темно-карие глаза, пигментация кожи чуть темнее, чем у среднего ирландца, но в целом выгляжу во всех отношениях как белый европеец. Поэтому я предпочел услышанному не поверить. Я не сказал никому ни слова, и когда год спустя отец Дэниел умер, позволил этой нелепой истории умереть вместе с ним. Теперь это было неважно, я всё равно ничего не мог поделать с прошлым. Кто знает, что там произошло в Африке? Небольшое частное расследование показало, что мой отец в то время действительно был в Северной Родезии и там есть деревня под названием Лакуму, но это всё, что я смог разузнать. Неважно.
Правда заключается в том, что я заслуживал лучшего отца. Я нашел такого во Франции, но, увы, он не был моим.