Я была ошеломлена тем, что моя давняя мечта может сбыться. И когда этот заботливый и нежный мужчина предложил любить меня и заботиться обо мне, я не смогла устоять. Потому что любовь и забота были мне нужны тогда больше всего. И получить их от человека, о котором не смела вспоминать в течение семи лет, стало воплощением мечты. Он был потрясен и огорчен, когда я призналась, что намеренно выбрала его в качестве отца, и плакал горькими слезами из-за того, что ему так и не удалось встретиться со своим сыном. И что я могла тут поделать, кроме как извиниться за обман? Постепенно, когда я рассказывала ему о событиях из короткой жизни нашего сына, мне начало становиться легче, а Пьер понял, кем был его мальчик. Я заверила Пьера, что Жан-Люк такой же красивый, как и его папа.
На этот раз, когда мне нечего было терять и кому-то доказывать, я впустила Пьера в свою жизнь, чтобы разделить с ним горе и вернуть его любовь. Мы стали старше, и постепенно он вошел в мою жизнь. Нам не посчастливилось иметь еще одного ребенка – для меня это было слишком поздно, – но у меня прекрасные отношения с двумя девочками Пьера, которые приезжают теперь каждое лето, привозят своих детей и помогают в кулинарной школе.
Вскоре мы с Пьером поженились. Нам было очевидно, что мы и так провели слишком много времени порознь. И мы решили снять замок с продажи. В свои ранние годы Пьер многому научился у дяди-мясника и теперь владел процветающим мясоперерабатывающим заводом в Лиможе. Ему удалось перенести его в нашу маленькую деревню, тем самым оживив ее и создав рабочие места, которые шато д’Эгс не мог больше обеспечивать. Мы продали (оставив себе десять акров) виноградник, фруктовый сад и оливковую рощу, с условием, что они останутся сельскохозяйственными и не будут застраиваться.
Мы начали восстановление восточного крыла, но сердце мое к нему не лежало. Для меня оно так и осталось наполненным призраками и несчастливыми воспоминаниями. Я задавала себе вопрос, разумно ли перестраивать эту часть замка. Кто будет жить в спальнях, кто станет заниматься в библиотеке? Один раз замок разрушили нацисты, другой раз пожар, и мне было трудно испытывать энтузиазм по поводу этого проекта. Как только завалы разобрали и лестницу восстановили, я решила законсервировать восточное крыло на неопределенный срок. Это не было вопросом денег, хотя мы, конечно, не могли быть слишком расточительными, но Пьер убедил меня, что, когда придет время, мы поймем, что делать.
С тем ирландским парнем Майклом мы, после моего ответа на известие о смерти Лоры, поддерживали эпизодическую переписку. Он сообщил, что открыл ресторан, что меня удивило. Не то чтобы он был бесталанен в кулинарии, но мне показалось, что он больше интересовался парикмахерским искусством. Майкл поблагодарил меня за то, что я поделилась своим кулинарным опытом, и утверждал, что никогда бы не проявил интереса к искусству приготовления еды, не будь у него такого превосходного учителя.
Иногда он писал из всяких экзотических мест, упоминая новые рецепты или ингредиенты, которые обнаружил там, а я предлагала ему возможные способы их приготовления в наших условиях.
Несколько раз он приглашал меня и моего нового мужа погостить в Дублине и посетить его ресторан, но я так и не собралась сделать это. Дело в том, что разговор неизбежно зашел бы о Лоре, и сомневаюсь, что я смогла бы продолжать делать вид, что она покинула шато д’Эгс здоровой и счастливой. В конце концов я позволила переписке зачахнуть. Казалось, не было особого смысла поддерживать ее.
Однако Майкл стал вдохновителем моего проекта. Я разбиралась в еде, поставщиках, кухне, поварском искусстве и сервировке, а также знала, что умею всему этому научить. У меня возникла одна идея, и когда я решила посоветоваться с Пьером, он почувствовал мою настоящую увлеченность. Мы проконсультировались у архитекторов и составили бизнес-план.
Вместо того чтобы восстанавливать восточное крыло, мы решили перестроить его в кулинарную школу с жилыми помещениями наверху. Новое здание должно вписываться в архитектурный стиль замка, чтобы не нарушать общую эстетику. Идея была хороша. Ведь с некоторой помощью я когда-то могла ежедневно, а то и дважды в день готовить на тридцать человек. Но насколько будет проще, если эти тридцать человек станут готовить сами? Вскоре мы поняли, что можем принимать группы не более чем в пятнадцать человек, поскольку разместить и обучить большее количество невозможно. При этом внутреннее оформление будущего здания станет сильно отличаться от первоначального. И, естественно, будут приняты все возможные меры противопожарной безопасности.
В первый раз мы открыли двери нашего заведения в семьдесят восьмом году. Хотя я по-прежнему руковожу всем сама, у нас заняты на полной ставке не менее семи сотрудников, так что, когда захочу, я могу отвлечься и отдохнуть. Теперь у нас международная репутация, несколько наград и посетители со всего мира. Я даже восстановила контакт с Майклом, чтобы провести рекламную кампанию в Ирландии, и он прислал нам много новых студентов. Мы с Пьером путешествовали и изучили несколько языков. Пятнадцать лет назад Пьер продал мясокомбинат и присоединился ко мне в Cuisine de Campagne. Мы используем наши десять акров для выращивания фруктов, зелени, овощей, а также производства местных сыров и мяса. У нас бывают хорошие и плохие годы, но обычно мы забронированы на недели вперед. И только благодаря этой школе прояснились некоторые подробности происшедшего летом 1973 года. Долгое время скрываемая история обмана и жестокого предательства. Вся правда о том, какое Оливер Райан чудовище.
20. Оливер
Примерно через четыре месяца после смерти моего отца в 2001 году я получил письмо от Филиппа. Моего брата. Мать рассказала ему, что мы братья, и он сожалел, что не знал этого ранее. И хотел встретиться. Я несколько дней раздумывал, соглашаться или нет. Что мог он предложить мне? Что мы вообще можем сказать друг другу? Любопытство, однако, взяло верх, и мы договорились встретиться в ресторане в центре города. Он очень волновался. А я нет. Внешне он совсем не похож на отца. Его светлые волосы поредели. Возраст не красил его, в отличие от меня. На самом деле, я выглядел моложе.
Когда я пришел, он сидел в высоком кресле в укромном уголке зала. Он неловко встал, и мы пожали друг другу руки. Он заказал бутерброды и чайник чая. Предложил мне чашку. Я отказался, зная, что мой отказ поставит его в неловкое положение. Чтобы притупить чувства, я попросил официанта принести мне большую порцию «Джеймсона», а потом сел напротив Филиппа.
– Рад наконец-то познакомиться с вами как следует, – начал он. – Я не видел вас с похорон… Тогда я не знал…
Я решил действовать напрямик.
– А что вы знали?
– Он сказал мне, что вы его дальний родственник. Мама потом рассказала мне правду…
Дальний родственник. Любопытно.
– Он когда-либо упоминал мою мать? – не смог удержаться я от вопроса.
– Он сказал… – Филипп заколебался, – он сказал, что она была женщиной дурной репутации.
Он сказал это извиняющимся тоном, и оно прозвучало нелепо. Ну и старомодный же термин. Библейский, можно сказать.
– Мама думала, ваша мать могла быть медсестрой, – продолжил он. – Но она так и не выяснила ничего. Он не говорил об этом. Никогда.
Медсестра? Это, конечно, звучало правдоподобней, чем версия отца Дэниела.
– Медсестра-ирландка?
– Полагаю, что да. Я, честно, не знаю. Это были другие времена. Мне очень жаль. Мне жаль, что он так вот вас бросил.
Я прервал его. Не выношу сентиментальности.
– Вы священник? – спросил я. Мне хотелось узнать, с чем связан этот выбор.
– Ну да. Мне кажется, я всегда… ну, думаю, я всегда хотел стать священником. С четырнадцати лет.
– Чтобы быть как он? – усмехнулся я. – Или чтобы сбежать от него?
Он выглядел смущенным.
– Вы не знали, что он был священником? До… моего появления?
– Да-да, я знал это, но вовсе не хотел «сбегать от него»!
– Вы не хотели сбежать от такого холодного и бессердечного ублюдка, как он?
Я почувствовал, как во мне потихоньку разгорается гнев.
– Он был совсем не таким, – сказал мой брат. – Он был замечательным отцом, заботливым, щедрым и любящим. Он любил нас.
В этот момент официант принес мой «Джеймсон». Как раз вовремя, потому что мне нужно было собраться с мыслями. Мой отец любящий? Заботливый? Я думал, что он обращался с женой и сыном так же безжалостно, как и со мной. Думал, что Филипп вырос в страхе, а Джудит боялась своего мужа.
Я осушил свой «Джеймсон» и заказал еще.
– Мне очень жаль, – сказал Филипп. Он извинялся за свое счастливое детство. Порывшись в нагрудном кармане пиджака, он протянул мне конверт.
– Вы должны взять это, – сказал он.
Мои пальцы начали подергиваться. Наконец письмо. Которое, возможно, всё объяснит. Может, извинения? Может, правда о моей матери? На конверте ничего не было написано. Я стыдился дрожи в своих руках, берущих это письмо.
Разорвав конверт, я увидел, что в нем лежит подписанный Филиппом чек. Не обратил внимания на сумму.
– Мы должны были делиться всем, – пробормотал Филипп. – Но я бы хотел… хотел бы… если еще не слишком поздно…
Я сунул чек обратно в конверт и вернул. Внутри меня вскипел дикий гнев. Хотелось кого-нибудь ударить. Мне казалось, что надежды на прощение отца были похоронены вместе с его трупом, но ошибался. Я внезапно почувствовал себя лишенным якоря, невесомым, будто мне грозила какая-то опасность. Жар бросился мне в лицо. Я снова почувствовал себя отвергнутым. Меня обманули. Почему он? Почему Филипп, а не я? Открытое, честное, невинное лицо Филиппа, казалось, напрашивалось на удар.
– За всю свою жизнь он никогда не дал мне ничего сверх того, что был обязан по закону, – я старался говорить тихо и спокойно. – Это я добился успеха. Только я. Один. Мне не нужны деньги. С чего ты взял, что твоему брату-ублюдку нужны эти твои покаянные деньги? – Я встал.