Разоблачение Оливера Райана — страница 35 из 36

Ребенок Лоры. Мое дитя.

Аннализ признается, что не знает, как отнестись к тому, что ее предполагаемый отец жестокий преступник и плагиатор.

В ее свидетельстве о рождении в качестве матери значится Лора. Ей удалось выяснить, что Лора мертва и причиной ее смерти было самоубийство. Аннализ предполагает, что ее рождение могло ускорить смерть матери. Она нашла фотографии Лоры на сайте ее школы, и хотя форма и цвет глаз похожи, в одном важнейшем аспекте они с матерью коренным образом отличаются. Тогда она решила попробовать найти своего отца. Его имя не указано в свидетельстве о рождении, но Аннализ связалась с социальным работником по усыновлению, занимавшимся этим случаем. По его словам, Лора утверждала, будто отцом был ирландский студент по имени Оливер Райан, но ей не позволили указать мое имя в свидетельстве о рождении. Аннализ быстро выяснила, что Оливер Райан более известен как бесчестный проходимец Винсент Дакс. Она изучила мои фотографии с обложек книг, посмотрела на «Ютьюбе» видеозаписи выступлений на телевидении и отметила поразительное сходство между нами в мимике и манере говорить, которое невозможно отрицать. И всё же, говорит она, «что-то не так», потому что Аннализ принадлежит к смешанной расе, хотя очевидно, что «вы и моя мать – белые европейцы».

Мои руки снова начали дрожать, и я положил письмо на стол, чтобы остановить пляшущие перед глазами строчки. Моя дочь очень упорна в своем стремлении к истине.

Недавно я воспользовалась услугой генетического анализа, чтобы определить принадлежность своей ДНК. Похоже, моя этническая принадлежность является по меньшей мере на 25 % африканской (южнее Сахары). Это указывает на то, что один из моих родителей принадлежит к смешанной расе, то есть кто-то из моих бабушек или дедушек чернокожие. Мне удалось выяснить, что оба родителя Лоры чистокровные ирландцы, но я смогла найти очень мало информации о Вашем происхождении. Я заметила, что цвет Вашей кожи темнее, чем у среднестатистического ирландца, хотя черты Вашего лица, несомненно, «белые». Исследования в области геномной теории развиваются быстрыми темпами благодаря новым данным, полученным в результате картирования ДНК, и наука теперь говорит нам, что цвет кожи определяется не одним геном. Определяет его совокупность их (полигенное наследование). Таким образом, существует множество факторов, которые влияют на цвет кожи человека, помимо цвета кожи родителей. Так что всё еще не исключено, что Вы мой отец, если у вас есть какие-либо отдаленные африканские корни.

Она предложила навестить меня, чтобы сделать анализ ДНК. Она заверила меня, что это простая, неинвазивная процедура. Она приезжает в Дублин и надеется, что я соглашусь встретиться с ней.

Просмотрев видеозапись с Вами много раз, я думаю, что, скорее всего, мы действительно родственники. Не знаю, будете ли Вы рады мне и каковы Ваши взгляды на расовую гармонию, но, пожалуйста, имейте в виду, что, начав поиски своих родителей, я тоже ни на секунду не думала, что могу обнаружить одного из них в тюрьме. Замечательные приемные родители, которые вырастили меня, пришли бы в ужас от подобных новостей, поэтому у меня нет никакого желания сообщать им что-либо. И я не хотела бы предавать это огласке, окажись оно правдой.

Я отложил письмо в сторону. Вышел из комнаты и побрел во двор. Охранник улыбнулся и кивнул.

– Ну, как у нас сегодня дела, Оливер? Холодновато, да?

– У вас не найдется сигареты?

– Да не вопрос.

Он протянул сигарету, заботливо прикурил ее и попытался завязать разговор, но я известен своей нелюдимостью, и потому он вскоре отошел, оставив меня в обычном одиночестве.

Отец Дэниел оказался прав. История о моем отце и туземной девушке – правда. Что с ней стало и какой она была? Мне представилась она, одетая в одежды их племени, уходящая из своей деревни и жизни в африканский закат, думая, что мое рождение – это проклятие. Иногда, под настроение, я скучаю по ней и даже плачу. А порой задаюсь вопросом, а тосковала ли и она когда-нибудь из-за меня? Я думаю о своем отце и представляю, каким унижением стало для него мое рождение – живого свидетельства его лжи, и даже чувствую некоторую жалость к нему.

Потом думаю о Лоре и о том, в какое смятение впала она, увидев своего ребенка. Кто поверил бы, что я его отец? Уж точно не я. Вот почему она не могла прислать мне фотографию и потому никогда не смогла бы привезти ребенка домой. Нет, в те дни еще нет. Как могла она объяснить происхождение африканских черт у малыша? Должно быть, Лора усомнилась, в своем ли она уме… В те времена среди ирландского среднего класса царил общепринятый расизм. Его никто не замечал просто потому, что некому было с ним сталкиваться. В Ирландии семьдесят четвертого года я мог бы пересчитать по пальцам одной руки количество чернокожих, которых когда-либо видел. Ребенок Лоры вызвал бы скандал в ее семье. Кроме того, одно дело быть матерью-одиночкой, но совсем другое – матерью-одиночкой с чернокожим ребенком, происхождение которого невозможно объяснить. Я сделал это с Лорой. Я заставил ее думать, что она сумасшедшая. Я убил ее.


Сегодня моя дочь Аннализ пришла навестить меня. Она красива, как и ее мать, как, наверное, и моя мать и как, странным образом, я. Это какая-то генетическая случайность, что я родился белым, но эта девушка несомненно моя дочь. Наша с Лорой. У меня всё еще были, хоть и слабые, сомнения вплоть до того момента, как я увидел ее. Те же ясные голубые глаза и ощущение жизнерадостности и целеустремленности, как у Лоры, когда я впервые встретил ее. Но цвет кожи унаследован от бабушки через меня.

Поначалу всем было неловко, но я использовал свои старые навыки обаяния, чтобы успокоить ее, пока атмосфера не станет чуть доброжелательней. Я спросил о ее сыне, моем внуке, и она показала мне фотографию маленького мальчика, лет двух, сидящего между ней и ее мужем. На его лице озорная улыбка, и он очевидно счастлив. Я рад за него. Я спросил ее, счастлива ли она, она быстро улыбнулась и опустила свои голубые глаза.

Она сидела напротив, и я наблюдал, как она нервно застегивает и расстегивает манжеты своей дорогой шелковой блузки, и мне больше не хотелось отрицать очевидное.

Однако мне следовало это сделать.

Я признался, что хорошо знал Лору, что мы встречались в колледже и провели вместе лето в Бордо. Но отрицал, что знал о ее беременности, и не мог объяснить, почему она назвала меня отцом ее ребенка. Рассказал, что летом 1973 года на винограднике было несколько южноафриканских рабочих, и намекнул, что Лора, должно быть, состояла в связи с одним из них. Упомянул их как хороших, сильных и жизнерадостных парней, но сожалел, что не могу вспомнить их имен.

Я сказал, что нет смысла делать тест ДНК. Рассказал всё о своих родителях, Мэри (урожденной Мерфи) и Фрэнсисе Райане, священнике на момент моего рождения. Подозреваю, что Аннализ, должно быть, уже знала об этой подробности. Я даже вспомнил для нее свое самое раннее воспоминание: я сижу на коленях у отца в большом саду, а мои смеющиеся родители сидят на скамейке и обнимают друг друга. Это – единственные люди в моем мире. У моей мамы рыжие волосы; она носит очки, и губы ее накрашены. Мой улыбающийся отец – в костюме с высокой талией. Скамейка стоит под деревом. Отяжелевшая от цветов ветвь дерева нависает над головой отца. Мама берет меня на руки и сажает на качели. Поперек сиденья защитная планка. Она легонько качает меня, и я смеюсь, потому что мне нравится прикосновение подвижного воздуха. Я хочу, чтобы она качнула меня сильнее, но она боится. Отец берет это на себя, и она возвращается к скамейке и сидит там. Отец качает меня все выше, и выше, и я в восторге. Через какое-то время я начинаю подтормаживать ногами. Чувствую гравий и вижу поднимающееся облако пыли. Подбегаю к маме и прыгаю к ней на колени. Она крепко прижимает меня к себе, и я знаю, что отец смотрит на нас с гордостью. Мне тепло и безопасно.

Я рассказал Аннализ о том, что моя мать покинула нас через несколько лет и отец снова женился на женщине, которая не хотела иметь со мной ничего общего. Притворился расстроенным. Сказал, что мне не хочется говорить об этом. Аннализ отнеслась к этому с сочувствием и не стала настаивать на подробностях. Добавил также, что меня воспитывали в школе-интернате.

– Боюсь, никакой тайны тут нет, и ваше путешествие было напрасным.

Я пожелал ей удачи в дальнейших поисках.

Мне кажется, она почувствовала облегчение. Была счастлива узнать, что ее отец, по крайней мере, не этот монстр, сидящий перед ней. Мы обменялись рукопожатием. Рука Аннализ в моей руке была теплой.

Я разрушил достаточно жизней. Лучше ей ничего не знать. Вот, наконец, тайна, хранить которую честь для меня. Защитить эту молодую женщину – акт бескорыстного великодушия. Я пытаюсь стать хорошим человеком.

Благодарности

Марианне Ганн О’Коннор, литературному агенту, полностью заслуживающей свою безупречную репутацию, – за ее невероятную поддержку. Вики Сатлоу – за ее целеустремленность. Патрисии Диви, моему редактору, – за ее деликатную помощь и усилия, которые сделали эту историю такой, какой вы ее сейчас прочитали. Майклу Маклафлину, Клионе Льюис, Патрисии Маквей, Брайану Уокеру и всей команде издательства «Пенгуин» (Ирландия); Кейт Тейлор, Лизе Симмондс и Холли Кейт Донмолл в «Пенгуин» (Великобритания), а также редактору-копирайтеру Кэролайн Претти – за кропотливую редакторскую, корректурную и издательскую работу. Элисон Грум и Лесли Ходжсон – за превосходный дизайн обложки.

Искренняя благодарность за экспертную помощь:

Марку Шрайверу, доктору философии, профессору антропологии и генетики в Университете штата Пенсильвания; Дэвиду Макхью, доктору философии, адъюнкт-профессору генетики в Университетском колледже Дублина; и Киарану Гаффни, сотруднику (в отставке) Центральной психиатрической больницы.

Личная благодарность:

Элисон Уолш и Клодах Лайнам – за дельные советы.