‒ Логан... ‒ Он хочет плохих слов. Хочет, чтобы я была плохой. ‒ Это чертовски хорошо, Логан. Я кончу очень сильно.
‒ Я могу попробовать. Могу почувствовать. Кончи мне на язык.
‒ Я хочу еще, ‒ шепчу я, озвучивая свои темные желания. ‒ Твои пальцы... я хочу еще.
Он шевелит пальцем, и я громко стону.
‒ Так? Тебе нравится? Моя грязная девчонка любит, когда я касаюсь ее ануса.
Я стону от унижения и желания в равной степени. Мне правда нравится. О боже, да. Мне это очень нравится. Все это кажется таким приятным.
‒ Да, Логан. Мне это нравится. Я твоя грязная девчонка, и мне это нравится. ‒ Это звучит глупо? Как по мне, так да. Это звучало по-идиотски. Низкосортно.
Но Логан стонет прямо в мое средоточие, и его пальцы снуют во мне туда-обратно не глубокими движениями. Я хнычу и толкаюсь ему в рот, и принимаю его палец глубже, и теперь я ощущаю, как зарождается огонь. Возможно, это звучало глупым для меня, потому что я стесняюсь, несмотря на то, как это невероятно.
Что бы я ни чувствовала раньше, в любом периоде своей жизни, каждый оргазм, который я испытывала, был тенью по сравнению с этим.
Я распадаюсь на осколки.
Я кричу. Мой крик оглушает даже меня.
Невозможно описать словами интенсивность моего оргазма. Это пожар. Дикий огонь, солнечный огонь, ангельский огонь. Все звезды галактики соединяются во мне. Вулканы извергаются, землетрясения разрушают тектонические плиты моего естества.
‒ Логан! ‒ кричу я.
У меня перехватывает дыхание, меня трясет, колотит, я дрожу и не могу остановить слез. Я очень вялая, абсолютно разбитая, единственное, что могу, это дотянуться до Логана, вцепиться в него, дрожать и стараться дышать. Спустя не знаю сколько времени, когда я перестаю дрожать и трястись, восстанавливается мое дыхание. Логан все еще болезненно возбужден, упираясь в мой живот.
Я передвигаюсь и оказываюсь на нем. Конец его члена упирается в мою киску, и его глаза горячие и дикие, но выражают противоречие.
‒ Что, Логан? ‒ спрашиваю я и сажусь ему на живот, вместо того чтобы подталкивать его в себя. ‒ Что происходит? Я вижу твои глаза.
Он снимает меня с себя, и мы лежим на боку друг напротив друга.
‒ Не сейчас, Изабель.
Я моргаю.
‒ Не сейчас? ‒ У меня сжимается горло. ‒ Почему нет?
‒ Я до боли хочу. И знаю, что ты тоже. Но я считаю, нам нужно еще подождать.
‒ Почему нет? ‒ Я чувствую отчаяние.
И злость. Чрезмерную злость, дикую и непрерывную необходимость. Я чувствую себя отвергнутой, отрицаемой. Презрение. Замешательство. У меня сжимается грудь, а глаза щипят и горят.
Он вытирает мои глаза большим пальцем.
‒ Не плачь, Изабель. Пожалуйста. ‒ У него низкий, тихий, осторожный голос. ‒ Это тяжело объяснить.
‒ Ты можешь целовать меня, разрешать сосать себе, засунуть палец в... в мой... ‒ Это тяжело сказать вслух, но я должна высказать свое мнение прямо, не думая. ‒ Ты можешь засунуть свой палец в мой анус. Можешь кончить на мою грудь. Ты можешь лизать мою киску. Но не можешь заняться со мной сексом? ‒ Я горжусь, что, говоря эти слова, высказываюсь смело.
Это на меня не похоже. Точнее, это не похоже на Мадам Икс, но, вероятно, так говорит Изабель.
Он закрывает глаза, крепко их сжимает, тяжело вздыхает.
‒ Изабель...
‒ Я не понимаю, Логан. Пытаюсь, но не получается.
‒ Все до сих пор было потрясающе. Ты великолепна. Ты мечта. Ты намного... намного больше, во всех отношениях, чем кто-либо, кого я когда-либо знал. Ты поражаешь меня. ‒ Он касается моей скулы большим пальцем. ‒ Я чувствую, что иногда тону, словно ты океан, а я просто пытаюсь оставаться на плаву. И... дело в том... Я хочу утонуть в тебе. Мне нравится, как это ощущается. Потерять себя в тебе. Я чувствую, что... боже, это трудно выразить словами. Как будто ничего больше, никого другого, словно всего мира не существует. Я чувствую, что в этот момент я мог бы просто быть и заняться с тобой любовью, прикоснуться к тебе и сделать тебе хорошо, и не было бы ничего, кроме нас. Я мог бы погрузиться в тебя, и мы бы исчезли друг в друге. Это были бы только мы.
‒ Я тоже, Логан. Я тону. Утонула. Я не могу дышать без тебя. Пыталась. Я не знаю ничего другого. Я просто хочу этого. Хочу тебя. Нас. Пожалуйста, Логан, ‒ мой голос дрожит на последних двух словах.
Его взгляд нерешителен, скользит от глаз ко рту, обратно к глазам.
‒ Сейчас тут больше, чем только мы, Изабель. Я не могу игнорировать это. Хочу, но не могу. Слишком много всего произошло к настоящему моменту, и мы оба это знаем. Просто... слишком много, ‒ долго и глубоко выдыхает он, будто хочет сказать неприятную правду. ‒ Я хочу тебя, Изабель.
‒ Я твоя, Логан.
‒ Дай мне договорить, хорошо? Во-первых, ты должна понять, что я не отвергаю тебя. Я хочу тебя. Хочу этого. Нас. И, честно говоря, это самое сложное, что я только делал. Отказывать сложнее, чем все, что мне когда-либо приходилось делать, и я имею в виду именно это. Я вижу, что это причиняет тебе боль, и ненавижу это больше всего на свете.
Я вздыхаю.
‒ Ты сказал, что предпочтешь неприятную правду, чем хорошо звучающую ложь. Что ж, я тоже, Логан. ‒ Я сажусь лицом к нему, подтягивая простыню к груди. ‒ Поэтому скажи мне правду.
Он тоже садится. Накидывает простыню поверх своих бедер. Хмурит брови. Его волосы спутаны, а рот вытянут в жесткую линию.
‒ Если Калеб появится тут прямо сейчас, что ты скажешь ему?
Я замираю, воздух покидает легкие. Я горю и хочу плакать.
‒ Не знаю. Его здесь нет.
Он позволяет молчанию повиснуть на мгновение.
‒ Ты уже дважды уходила от меня к нему, Изабель. Я не использую это против тебя. Думаю, я понимаю твою позицию так хорошо, как никто другой не сможет. Но... пока я не буду уверен, что ты не уйдешь от меня к нему в третий или в четвертый раз, я просто... Я не могу дойти до конца. Я хочу тебя. Но не хочу делиться тобой.
‒ Ты не делишься мной, Логан. И... – Я делаю паузу, призывая силу из гнева. ‒ Но ты можешь делать со мной все другое, прикасаться ко мне так, как никто никогда не делал, делать со мной то, что я никогда раньше не делала. И ты не можешь заниматься со мной сексом?
Он просто смотрит на меня. В его голубых глазах отражается грусть.
‒ Да, Изабель. Я могу заставить тебя кончить с помощью пальцев и рта. Я могу прикоснуться к тебе и поцеловать... Я могу сделать все это. И если ты уйдешь от меня, я переживу. У меня будут эти воспоминания, хорошие или плохие; я никогда не забуду это время с тобой, что бы ни случилось потом. ‒ Он делает паузу, чтобы подумать. ‒ Если бы ты была просто какой-то девушкой, с которой я проводил время, у нас не было бы этого разговора. Но ты... ты что-то значишь для меня, Изабель. Если бы это было просто сексуальное влечение, я был бы внутри тебя прямо сейчас. Я так сильно этого хочу, что я, блин, могу это попробовать. Я чувствую нас, Изабель. Но я просто... без тени сомнения знаю, что если мы будем заниматься сексом, это будет не просто секс. Когда мы это сделаем, это будет означать... все. Для нас обоих. И когда мы сделаем это, я знаю, что не смогу бросить тебя, не смогу позволить тебе уйти, не переживу, если ты уйдешь от меня.
‒ Я не уйду.
Его глаза горят.
‒ Ты не можешь говорить так. У вас с Калебом есть незаконченные дела. Ты знаешь это, я знаю это, и он знает это. И ты не можешь обещать мне, что, если ты снова встретишься с ним лицом к лицу, выберешь меня вместо него.
‒ Логан... ‒ говорю я, но останавливаюсь, потому что задыхаюсь. ‒ Черт возьми, Логан.
‒ Скажи, что я не прав, Изабель. ‒ Он касается моего подбородка, и мне приходится посмотреть на него. Его глаза цвета индиго ‒ самое мучительное из того, что я когда-либо видела. Я верю, когда он говорит, что это самое трудное из того, что он когда-либо делал. Я вижу боль в его глазах. ‒ Секс значит что-то, дорогая. Должен значить. Люди делают вид, что это не так, притворяются, будто они могут трахнуть тысячу разных людей, и ничто из этого никогда ничего не значит, что они просто делают все, чтобы чувствовать себя хорошо. Но если ты обнаружишь, что этот человек резонирует с музыкой твоей души, когда ты обнаружишь, что это тот, само присутствие которого занимает все место в твоем сердце и заставляет душу петь, а тело чувствовать себя более живым, красивым и любимым, чем ты когда-либо чувствовала, понимаешь, что секс действительно что-то значит. Я виновен в его обесценивании, как и все остальные. Но я знаю еще кое-что. Если бы секс был бессмысленным, если бы это были просто гормоны, жидкости, феромоны и несколько минут удовольствия, то не было бы больно, когда тебе изменили. Но это причиняет боль, потому что это что-то значит. Когда Линн изменила мне, это сломало что-то внутри меня. Я пытался с Билли, но чем дольше все продолжалось, тем больше я осознавал, что закрывался, и что я никогда не вкладывался в нее или в саму идею нас. Это был случайный секс, просто с одним человеком в течение длительного периода времени, но он все еще был пустым, бессмысленным и ничего не заполнял во мне, не резонировал. Я думал, что мы с Линн нашли отклик друг в друге, а она доказала, что я ошибался.
‒ Мы резонируем, Логан. – В конце мой голос ломается.
‒ Я знаю, что это так. Настолько сильно, что это превращает в шутку то, что я чувствовал с Линн. Но сейчас мне известно, насколько сильно. Я знаю, как сильно это разрушит меня, когда... если что-то пойдет не так.
‒ Поэтому ты не доверяешь мне.
‒ Изабель, все не так просто. Это ненормальная ситуация.
‒ Я даже не знаю, что сказать. ‒ Мне больно. Я зла. А также я прекрасно понимаю, как он сейчас прав. И это делает меня более злой. ‒ Мне нужна минута.
Я соскальзываю с кровати, с болью понимая, что я голая, он голый, и я чувствую отзвуки его прикосновений к моей коже. Я не могу не смотреть на него, когда нахожу футболку, которую он оставил для меня. Он все еще твердый, толстый, жесткий, мучительно прямой, контур его стержня заметен через простыню. Вместо того, чтоб тянуться к нему, как хочет большая часть меня, я натягиваю футболку. Я почти стону от скольжения нежн