Первый путь – путь объяснения феномена физическими, хотя и оккультными причинами – является путем, принятым Пиерартской школой месмеризма. И спиритуалисты не имеют права сомневаться в правдоподобности ее объяснения. Второй путь – это план, принятый наукою и скептиками. Они категорически все отрицают. Как сказал де Мюссе, нет лучшего или более верного пути, и ни один не предъявляет науке и философии меньше требований.
Призрак [умершего] деревенского пастуха близ Кодома, в Баварии, показывался нескольким обитателям той местности, и вследствие их испуга или по какой-то другой причине все они умерли в течение следующей недели. Приведенные в отчаяние крестьяне вырыли труп и пригвоздили его к земле колом. В ту же ночь он показался опять, наводя ужас на людей, и некоторых из них задушил. Тогда сельские власти передали труп палачу, который отнес его в соседнее поле и сжег.
«Этот труп, – говорит Мюссе, цитируя его преосвященство Калмета, – выл как сумасшедший, брыкался и рвался словно живой. Когда его протыкали заостренными кольями, он испускал пронзительные крики и выблевал массы темно-красной крови. Появление его призрака прекратилось только после того, как тело превратилось в пепел».[813]
Служители правосудия посещали места таких происшествий, могилы раскапывались и трупы вынимались из могил, и почти во всех случаях наблюдалось, что тело подозреваемого в вампиризме мертвеца выглядело здоровым и розовым, а плоть ничуть не разложившейся. Видели, как предметы, принадлежащие таким умершим, передвигались по дому без чьего-либо прикосновения. Но законные власти в основном отказывались прибегать к сжиганию или обезглавливанию [таких трупов], пока не были выполнены строжайшим образом все процедурные требования судопроизводства. Вызывались и выслушивались свидетели; показания тщательно взвешивались. После этого осматривались выкопанные трупы, и если на них обнаруживались несомненные характерные признаки вампиризма, их передавали палачу.
«Но, – продолжает аргументировать его преосвященство Калмет,[814] – главное затруднение состоит в том, чтобы узнать, как эти вампиры могут уходить из своих могил и снова туда возвращаться, без малейшего нарушения пластов могильной земли; как это происходит, что их видят в их обычной одежде; как они могут появляться, ходить и есть? А если все это только воображение со стороны тех, кто думает, что им досаждают вампиры, то чем объяснить, что при вскрытии могил обвиняемых призраков обнаруживают, что у трупов нет и признаков разложения, они свежи, полны крови и соков? Как объяснить причину того, что их ноги запачканы и покрыты грязью на следующий день после той ночи, когда они появлялись и пугали своих соседей, тогда как ничего подобного не обнаруживается у других трупов, погребенных на том же кладбище?[815] И почему так получается, что, раз их сожгли, они уже никогда больше не возвращаются? И почему в этой стране явления эти настолько часты, что невозможно уже разубедить людей, ибо, вместо разубеждения, опыт заставляет верить в них».[816]
В природе существует неизвестный феномен, и поэтому в нашем веке безверия физиология и психология отрицают его. Этим феноменом является состояние полусмерти. Фактически тело мертво. Когда это происходит с людьми, у которых материя не главенствует над духом, то, оставшись в одиночестве, их астральная душа постепенными усилиями освобождается и, когда последнее связующее звено разорвано, отделяется навсегда от своего земного тела. Равносильная совершенно противоположная магнетическая полярность силою оттолкнет эфирного человека от разлагающейся органической массы. Вся трудность заключается в том, что 1. Окончательным моментом разрыва между этими двумя [эфирным и физическим телами] считают момент, когда наука объявляет тело мертвым; и 2. Что та же самая наука не верит, что у человека есть душа или дух.
Пиерарт старается доказать, что во всех случаях опасно хоронить умерших слишком скоро после смерти, даже если на теле проявлялись явные признаки разложения.
«Бедные мертвые каталептики, – говорит этот доктор, – они погребены как вполне умершие, в холодных и сухих местах, где болезнетворные причины не могут проявить своей разрушительной деятельности на их телах, при этом их (астральный) дух окутывается флюидическим (эфирным) телом и побуждается к оставлению пределов своей могилы и к совершению деяний, присущих физической жизни, в особенности – к питанию, результаты которого посредством таинственной связи между душою и телом, которую духовная наука когда-нибудь выяснит, препровождаются материальному телу, все еще лежащему в своей могиле, и последнее таким образом получает возможность продлить свое жизненное существование».[817]
Этих духов в их эфемерных телах часто видят выходящими с кладбища; про них известно, что они льнули к своим живым соседям и сосали их кровь. Судебными исследованиями установлено, что в результате этого происходило истощение их жертв, часто оканчивающееся смертью.
Таким образом, следуя набожному совету его преосвященства Калмета, мы должны или продолжать отрицать, или, если человеческие, в том числе судебные, свидетельства чего-нибудь стоят, принять единственное возможное объяснение.
«Что души умерших облекаются в воздушные или эфирные носители, с исчерпывающей полнотой и ясностью доказано такими высокочтимыми людьми, как доктор К. и доктор Мор, – говорит Гланвил, – и они также доказали, что это было учение величайших философов и древнейших патриархов».[818]
Жорес, немецкий философ, выражается в том же смысле, что
«Бог никогда не создавал человека в виде мертвого трупа, но как животное, полное жизни. Создав его таким, и находя его готовым принять бессмертное дыхание, Он дунул ему в лицо, и таким образом человек стал вдвойне произведением Его рук. В самый центр жизни было совершено это таинственное вдувание первому человеку (расе?); и с тех пор в нем объединены животная душа, происходящая из земли, и дух, излучаемый с небес».[819]
Де Мюссе в компании с другими римско-католическими писателями восклицает: «Это утверждение совсем антикатолическое!»
Предположим, что это так; ну и что из этого? Оно может быть архиантикатолическим и все же логичным, и может принести разрешение многих психологических загадок. Солнце науки и философии светит для всех; и если католики, которые едва ли составляют одну седьмую часть населения земного шара, не удовлетворены, то, может быть, многие миллионы представителей других религий, численно превосходящие католиков, удовлетворятся.
А теперь, прежде чем расстаться с этим отвратительным феноменом – вампиризмом, мы приведем еще один пример в качестве иллюстрации, без какого-либо другого ручательства, кроме уверения, что случай этот был нам рассказан, по-видимому, заслуживающими доверия свидетелями.
В начале нынешнего [девятнадцатого] века в России произошел один из наиболее страшных случаев вампиризма, какие когда-либо отмечались. Губернатором в области Ч. состоял человек лет шестидесяти, злобный, жестокий и ревнивый тиран. Облеченный деспотической властью, он пользовался ею без удержу, как подсказывали ему его звериные инстинкты. И он влюбился в хорошенькую дочь подчиненного ему чиновника. Хотя девушка была помолвлена с молодым человеком, которого она любила, тиран принудил ее отца дать согласие на брак, и бедная жертва, несмотря на свое отчаяние, стала его женой. Тут проявился вовсю его ревнивый характер. Он бил ее, держал неделями запертой в ее комнате и запрещал ей видеться с кем-либо иначе, как в его присутствии. Наконец он заболел и умер. Но когда он почувствовал, что его конец приближается, он заставил ее поклясться, что она больше замуж не выйдет; и со страшными клятвами он пригрозил ей, что если она выйдет замуж, нарушив клятву, то он вернется к ней из могилы и убьет ее. Его похоронили на кладбище за рекою, и молодая вдова никаких дальнейших неприятностей не испытывала до тех пор, пока природа не превозмогла ее страхи и она, вняв мольбам своего прежнего любимого, возобновила с ним помолвку.
Ночью после обычного отпразднования помолвки, когда все уже легли спать, старая помещичья усадьба была разбужена отчаянными криками, доносившимися из ее комнаты. Вломились в дверь и нашли несчастную женщину лежащей в крови в глубоком обмороке. В это же самое время было слышно, как со двора с грохотом выезжала карета. На теле женщины обнаружили черные и синие кровоподтеки, как бы от щипков; из небольшого прокола на шее сочились капли крови. Когда сознание к ней вернулось, она сообщила, что ее покойный муж вдруг вошел в ее комнату, точно с такой внешностью, как при жизни, за исключением того, что был страшно бледен; что он упрекал ее за непостоянство, а затем избил и исщипал ее жесточайшим образом. Ее рассказу не поверили; но на следующее утро стража, поставленная на конце моста, соединяющего оба берега реки, донесла, что как раз перед наступлением полночи черная карета с шестеркою лошадей бешено пронеслась мимо них по направлению к городу, не ответив на окрик стражи.
Новый губернатор, который не поверил этому рассказу о призраке, тем не менее принял меры предосторожности, удвоив стражу в конце моста. Однако ночь за ночью повторялось то же самое, причем солдаты, несущие стражу, заявляли, что шлагбаум на их заставе у моста сам поднимается, несмотря на их усилия остановить его. В то же самое время каждую ночь карета с грохотом въезжала во двор старого дома; сторожа, включая семью вдовы и слуг, впадали в глубокий сон; и каждое утро молодую жертву находили в ссадинах, источающей кровь и в обмороке, как и прежде. Весь город пришел в оцепенение. Врачи не могли дать никаких объяснений, священники приходили, чтобы проводить ночи в молитве, но, как только приближалась полночь, всех охватывала ужасная летаргия. Наконец, приехал сам областной архиепископ и совершил обряд изгнания, но на следующее утро состояние вдовы оказалось хуже, чем когда-либо. Она уже была на пороге смерти.