, – это, должно быть, особая милость Провидения, чтобы предотвратить воспламенение небес от сияния их учености!
Как бы то ни было, эти сияющие отцы несомненно заимствовали свои понятия о «духах тьмы» от еврейских каббалистов и языческих теургов с той, однако, разницей, что они исказили и превзошли по нелепости все, что когда-либо создала самая дикая фантазия индусской, греческой и римской черни. Нет ни одной концепции дэва. в персидском пандемониуме. даже наполовину столь несообразной, как инкуб де Мюссе, переделанный с представлений Августина. Тифон, символически изображаемый как осел, покажется философом по сравнению с дьяволом, которого нормандский крестьянин поймал в замочной скважине; и это определенно не Ахриман и не индусский Вритра, которые стали бы убегать в ярости и панике, когда к ним обратился бы местный Лютер со словами «Святой Сатана»!
Дьявол есть гений-покровитель богословского христианства. Настолько «святым и почитаемым является его имя» по современным понятиям, что считается неблаговоспитанностью его произнесение – кроме упоминания иногда с церковной кафедры. Точно так же в древние времена было незаконно произносить священные имена или пользоваться языком мистерий., за исключением священных монастырей. Мы едва ли знаем имена самофракийских богов и не можем назвать точное число кабиров[987]. Египтяне считали кощунством произнесение титулов богов своих тайных обрядов. Даже теперь брахман произносит слог Ом только в негласной мысли, и также раввин – Непроизносимое Имя, יהוה. Вот почему мы, не проявляющие подобного почитания, были введены в заблуждение, ошибочно называя имена ХИСИРИС и ИАВА, вследствие неправильного произношения, Озирисом и Иеговой. И можно будет ощутить, что подобный ореол обаяния как бы начинает образовываться вокруг имени того темного персонажа, о котором мы здесь говорим, и наше фамильярное обращение с этим именем, весьма возможно, шокирует своеобразную чувствительность многих, которые почтут свободное упоминание имени дьявола кощунством – грехом из грехов, который «никогда не простится»[988].
Несколько лет тому назад один знакомый автора поместил в газете статью, доказывая, что diabolos, или Сатана Нового Завета, означает олицетворение абстрактной идеи, а не личность. Ему ответил священник, который закончил свой ответ осуждающим выражением: «Боюсь, что он отрицает своего Спасителя». В своем возражении тот защищался: «О, нет! Я только отрицал дьявола». Но священник не видел в этом разницы. Согласно его взгляду на эту проблему, отрицание личного объективного существования дьявола само по себе уже было «прегрешением против Святого Духа».
Это необходимое Зло, удостоенное эпитета «Отца лжи», по уверениям духовенства, было основателем всех мировых религий древних времен и всех ересей или, вернее, неортодоксальностей более поздних периодов, так же как и Deus ex Machina современного спиритуализма. В возражениях, которые мы выдвигаем против такого мнения, мы отрицаем наличие нападения на истинную религию или искреннее благочестие. Мы только ведем полемику с человеческими догмами. Возможно, что, занимаясь этим, мы напоминаем собою Дон Кихота, так как они – только ветряные мельницы. Тем не менее не забудем, что они послужили предлогом к убийству более пятидесяти миллионов человеческих существ с тех пор, как были провозглашены слова: «ЛЮБИТЕ ВРАГОВ ВАШИХ» [Матфей, V, 44].
Теперь уже нам поздно ожидать, что христианское духовенство сведет на нет и исправит сделанное им. Ставка его слишком высока. Если бы христианская церковь отказалась от догмы антропоморфического дьявола или даже только внесла в нее изменения, это было бы подобно вырыванию основной карты из-под карточного домика. Вся постройка рухнула бы. Священники, которым мы намекали на это, отдавали себе отчет, что, после того как они откажутся от Сатаны, как личностного [антропоморфического] дьявола, догма об Иисусе Христе, как о втором божестве их троицы, потерпит ту же самую катастрофу. Каким бы невероятным или даже ужасающим это ни показалось, Римская церковь основывает свою доктрину о божественности Христа целиком на сатанизме падшего архангела. У нас есть свидетельство отца Вентуры, который провозглашает жизненную важность этой догмы для католиков.
Досточтимый отец Вентура, блестящий экс-генерал театинцев*, удостоверяет, что шевалье де Мюссе своим трактатом «Moeurs et Pratiques des Démons[989]»[990] заслужил признание человечества, а еще больше Святейшей католической и равноапостольной церкви. С таким поручителем благородный шевалье, это будет ощутимо, «говорит как человек, обладающий авторитетом». Он ясно утверждает, что за своего Спасителя мы всецело в долгу перед дьяволом и его ангелами; и что если бы не они – у нас не было бы ни Искупителя, ни христианства.
Много устремленных и серьезных душ возмущались по поводу чудовищной догмы Жана Кальвина, родича папы из Женевы, что грех является необходимой причиной величайшего блага. Тем не менее ее поддерживали посредством такой же логики, как у де Мюссе, и иллюстрировали теми же самыми догмами. Предание Иисуса, богочеловека, смерти на кресте было наиболее чудовищным преступлением на свете, но все же оно было необходимо, чтобы человечество – те, кому была предопределена вечная жизнь, – было спасено. Д’Обинье приводит цитату Мартина Лютера из канона и описывает его восклицающим в экстатическом восторге: «O beata culpa, qui talem meruisti redemptorem!» – «О, благословен грех, который заслужил такого Искупителя!» Теперь нам становится ясно, что та догма, которая показалась нам такой чудовищной, в конце концов одинаково является доктриной папы римского, Кальвина и Лютера – что эти три суть одно.
Сатана – главная опора духовенства
Как замечает Элифас Леви, Магомет и его ученики, высоко чтившие Иисуса как пророка, бывало, произносили, говоря о христианах, следующие замечательные слова:
«Иисус из Назарета действительно был истинным пророком Аллаха и великим человеком; но, увы! Однажды его ученики сошли с ума и сделали из него бога».
Макс Мюллер любезно добавляет:
«Это было ошибкой отцов раннего христианства – рассматривать языческих богов как демонов и злых духов, и мы должны позаботиться, чтобы не повторить той же самой ошибки в отношении индусских богов»[991].
Но нам представляют Сатану как поддержку и главную опору духовенства – наподобие Атласа, держащего на своих плечах христианские небеса и космос. Если он падет, тогда, по их мнению, все потеряно, и снова должен наступить хаос.
Эта догма о дьяволе и искуплении, кажется, основана на двух отрывках из Нового Завета:
«Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола» [1 Послание Иоанна, III, 8]. «И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона; и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю Вселенную» [Откровение, XII, 7].
Давайте тогда исследуем древние теогонии, чтобы удостовериться, что подразумевалось под этими замечательными выражениями.
Первый вопрос – действительно ли термин «дьявол», как он здесь используется, представляет злобное божество христиан, или же он представляет антагонистическую слепую силу – темную сторону природы. Под последней мы не должны понимать проявление какого-либо злого принципа, который является malum in se[992], но только тень Света, так сказать. Теории каббалистов объясняют ее как силу, которая антагонистична, но в то же самое время существенна для жизненности, выявления и энергичности принципа добра. Растения погибли бы в их первой стадии существования, если бы их держали выставленными под постоянным светом солнца; ночь, чередующаяся с днем, существенна для их здорового роста и развития. Доброта, подобным же образом, быстро перестала бы быть таковой, если бы не сменялась ее противоположностью. В человеческой натуре зло обозначает антагонизм материи к духовному, и каждый, соответственно, тем очищается. В космосе должно сохраниться равновесие, действие двух противоположностей создает гармонию, подобно центростремительной и центробежной силам, и они необходимы одна другой. Если одну из них приостановить, действие другой сейчас же станет разрушительным.
Это олицетворение, обозначенное именем Сатана, должно рассматриваться с трех различных точек зрения: Ветхого Завета, христианских отцов и древнего нееврейского язычества. Полагают, что он [Сатана] представлен в образе Змия в саду Эдема; тем не менее эпитет «Сатана» нигде в еврейских священных писаниях не применяется ни к той, ни к другой разновидности змей. Медному змею Моисея израильтяне поклонялись как богу[993], так как он был символом Эсмуна-Асклепия, финикийского Иао. Действительно, характер самого Сатаны представлен в «Первой книге Летописи» в действии подстрекательства царя Давида к исчислению израильского народа; но этот поступок в другом месте особо приписан самому Иегове[994]. Вывод неизбежен, что эти два, Сатана и Иегова, рассматривались как идентичные.
Другое упоминание Сатаны можно найти в «Пророчествах Захарии». Эта книга была написана в период, последовавший за еврейской колонизацией Палестины, и, следовательно, вполне можно предположить, что асидеане* принесли это олицетворение туда с Востока. Хорошо известно что эта община сектантов была глубоко проникнута маздеанскими идеями, и что они представляли Ахримана или Анра-Манью под божественными именами Сирии; Сиф или Сат-ан, бог хититов и гиксосов, и бог-оракул Бель-Зевув