В индусской мифологии Васаки, Великий Дракон, изверг на Дургу из своего рта ядовитую жидкость, которая растекалась по земле, но ее супруг Шива заставил землю раскрыть свой рот и проглотить ее.
Таким образом, мистическая драма небесной девы, преследуемой Драконом, стремящимся пожрать ее дитя, была не только изображена созвездиями неба, как об этом упоминалось, но была также представлена в секретном культе храмов. Это была мистерия бога Сол, и [сцена из нее была] вырезана на одном черном изображении Изиды[1023]. Божественного Мальчика преследовал жестокий Тифон[1024]. В одной египетской легенде говорится о Драконе, преследующем Сизиду (Изиду), когда та старается защитить своего сына[1025]. Овидий описывает Диону (супругу первоначального пелазгийского Зевса и мать Венеры) как убегающую от Тифона на Евфрат[1026], таким образом устанавливая, что этот миф принадлежит всем тем странам, где праздновались мистерии. Виргилий воспевает победу:
«Привет, возлюбленное дитя богов, благородный сын Юпитера!
Прими великие почести; настало время;
Змий умрет!»[1027]
Альберт Магнус, сам будучи алхимиком и исследователем оккультных наук, так же как и епископом Римско-католической церкви, в своем энтузиазме к астрологии заявил, что зодиакальный знак Небесной Девы поднимается на горизонте 25 декабря, в момент, которому церковь приписывает рождение Спасителя[1028].
Этот знак и миф о матери и ребенке были известны за тысячелетия до христианской эры. Драма мистерий Деметры представляет Персефону, ее дочь, унесенной Плутоном или Гадесом в мир мертвых; и когда мать наконец находит ее там, она оказывается королевой царства Тьмы. Этот миф церковь превратила в легенду о святой Анне[1029], разыскивающей свою дочь Марию, которая была увезена Иосифом в Египет. Персефона изображается с двумя колосьями пшеницы в руке; точно так же изображается и Мария на старинных картинах; таковою же была Небесная Дева Созвездия. Альбумазар Аравийский указывает на тождественность этих нескольких мифов следующими словами:
«В первом декане Девы встает девица, по-арабски называемая Адереноса [Адха-нари?], то есть чистая беспорочная дева[1030], прекрасная собою, с очаровательным лицом, скромным нравом, с распущенными волосами, держащая в руках два пшеничных колоса, сидящая на разукрашенном троне, нянчающая мальчика и прямо кормящая его в месте, называемом Иудея; мальчика, я говорю, некоторыми народами называемого Иисусом, что значит Исса, кого они также называют Христом по-гречески»[1031].
В то время греческие, азиатские и египетские идеи подверглись значительному преобразованию. Мистерии Диониса-Сабезия были заменены обрядами Митры, чьи «пещеры» вытеснили святилища прежнего бога от Вавилонии до Британии. Серапис, или Сри-Апа из Понта, узурпировал место Озириса. Царь Восточного Индустана, Ашока, принял религию Сиддхартхи [Будды] и посылал миссионеров в Грецию, Азию, Сирию и Египет провозглашать евангелие мудрости. Ессеи Иудеи и Аравии, терапевты[1032] Египта, пифагорейцы[1033] Греции и Magna Graecia* были, очевидно, приверженцами новой веры. Легенды о Гаутаме вытеснили мифы о Горе, Анубисе, Адонисе, Атисе и Вакхе. Те снова были вплетены в мистерии и в Евангелия, и им мы обязаны той литературой, которая известна как литература евангелистов и «Апокрифический Новый Завет». Они хранились эбионитами, назареями и другими сектами как священные книги, которые они могли «показывать только мудрым», и так они просуществовали до тех пор, пока растущее влияние римской церковной власти не стало способным вырвать их у тех, кто их хранил.
В то время, когда верховный жрец Хилкия якобы нашел «Книгу Закона», индусские «Пураны» (священные писания) уже были известны ассирийцам. Последние в течение многих веков властвовали от Геллеспонта до Инда и, вероятно, вытеснили арийцев из Бактрии в Пенджаб.
«Книга Закона», похоже, была одной из «пуран».
«Ученые брахманы, – говорит сэр Уильям Джонс, – утверждают, что необходимы пять условий, чтобы создать действительную “пурану”:
1. Анализ сотворения материи в целом.
2. Анализ сотворения или производства второстепенных материальных и духовных существ.
3. Краткое хронологическое изложение великих периодов времени.
4. Краткое генеалогическое изложение главных семейств, царствовавших над страной.
5. Наконец, жизнеописание какого-либо великого человека в отдельности».
Достаточно очевидно то, что, кто бы ни написал «Пятикнижие», он имел перед собой этот план, также и писавшие Новый Завет были очень хорошо знакомы с буддийским ритуальным культом, легендами и доктринами через буддийских миссионеров, которых в те дни много было в Палестине и в Греции.
Но «нет дьявола – нет и Христа». Это основная догма церкви. Мы должны пристально изучить их обоих нераздельно. Существует таинственная связь между этими двумя, более тесная, чем, возможно, подозревают; доходящая до тождественности. Если мы соберем вместе мифических сынов Божиих, которые все рассматривались как «первородные», то обнаружится, что все они совпадают и сливаются воедино в этом двойственном характере. Адам Кадмон раздваивается, превращаясь из духовной идейной мудрости в творящую, которая выявляет материю. Адам из праха является и сыном Бога и Сатаной, а последний, согласно «Иову», также является сыном Бога[1034].
Геркулес также был «Первородным». Он также является Бэлом, Ваалом и Балом, и поэтому Шивой – Разрушителем. Еврипид величает Вакха «Вакхом, сыном Божиим». Как ребенка, Вакха, подобно Иисусу «Апокрифических Евангелий», очень боялись. Он описан как благожелательный к человечеству; однако он был безжалостен в наказании каждого, кто не отдавал должного уважения его культу. Пентей, сын Кадма и Гермионы, был казнен за отсутствие благочестия, подобно сыну раввина Ханнона.
Книга Иова и Книга Мертвых
Аллегория о Иове, которую мы уже приводили, если ее правильно понять, даст ключ ко всему этому вопросу о дьяволе, его природе, назначении, а также подтвердит наши утверждения. Пусть ни один набожный человек не возражает на это обозначение аллегории. Миф являлся излюбленным и всемирным методом наставления во времена глубокой древности. Павел, обращаясь к коринфянам, заявил, что все повествование о Моисее и израильтянах было символическим[1035], и в своем «Послании к Галатам» утверждал, что история об Аврааме, его двух женах и их сыновьях – аллегория[1036]. В самом деле, это есть теория, переходящая в несомненность, что исторические книги Ветхого Завета имеют тот же характер. Мы не совершаем какой-либо недопустимой вольности с «Книгой Иова», когда даем ей то же самое определение, какое Павел дал повествованиям об Аврааме и Моисее.
Но нам, может быть, следует объяснить древнее пользование аллегорией и символизмом. Истина, заключающаяся в первой, должна была достигаться путем выводов; символ выражал какое-то абстрактное качество божества, которое миряне легко могли понять. Его высшему значению здесь ставился предел, и с этих пор впредь массы пользовались им как образом в идолопоклоннических обрядах. Но аллегорию приберегали для внутреннего святилища, куда допускались только избранные. Отсюда и ответ Иисуса, когда ученики спросили его, почему он говорит толпе притчами.
«Вам, – сказал он, – дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано. Ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что он имеет».
В малых мистериях обмывали свинью, символизируя этим очищение неофита; а ее возвращение в грязную лужу указывало на поверхностный характер проделанной работы.
«Миф есть нераскрытая мысль души. Характерной чертой мифа является превращение размышления в историю (в историческую форму). Как в эпосе, так и в мифе исторический элемент преобладает. Основу мифа часто составляют факты (внешние события), и с ними переплетаются религиозные идеи».
Вся аллегория об Иове является открытой книгой для того, кто понимает пиктографический язык Египта, как он запечатлен в «Книге Мертвых». В сцене Суда Озирис изображен сидящим на своем троне и держащим в одной руке символ жизни, «крюк влечений», а в другой – мистический вакхический веер. Перед ним находятся сыны Бога – сорок два судьи мертвого. Алтарь располагается непосредственно перед троном, уставленный приношениями и увенчанный священным цветком лотоса, на котором стоят четыре духа. У входа стоит душа, которую будут судить и которую Тмей, гений Истины, приглашает на этот заключительный акт испытания. Тот, держа в руке камышовую палочку, заносит происходящее в Книгу Жизни. Гор и Анубис, стоящие у весов, проверяют вес, который определяет, уравновешивает ли сердце умершего символ истины или же последний перетягивает. На пьедестале сидит волчица – символ Обвинителя.
Посвящение в мистерии, как известно всем интеллигентным людям, было театральным представлением сцен в подземном мире. Такова была и аллегория о Иове.
Несколько критиков приписали авторство этой книги Моисею. Но она старше, чем «Пятикнижие». В самой этой поэме Иегова не упоминается, и если это имя встречается в прологе, то этот факт следует приписать или ошибке переводчиков, или преднамеренному умыслу, вызванному более поздней необходимостью преобразить политеизм в монотеистическую религию. Применяемый для этого план был очень прост: многие имена элохимов (богов) нужно было приписать единому богу. Так, в одном из старейш