Арфа-Касда (Арфаксад), местонахождением Училища халдеев и магов; чей миссионер, по имени Орфей, принес оттуда вакхические мистерии во Фракию. Вполне естественно, что Евсевий нашел там повествование, которое он переделал в повествование об Абгаре и священном портрете на куске материи; точно так же, как царь Бибсбисара[1158] получил такое изображение Бхагавата, или благословенного Татхагаты (Будды)[1159]. Когда царь принес материю, Бхагават отбросил на нее свою тень[1160]. Эта «чудесная материя» с тенью на ней все еще сохраняется, говорят буддисты; «только сама тень на ней видима редко».
Подобным же образом гностический автор «Евангелия от Иоанна» перенял и передал легенду об Ананде, который попросил напиться у женщины Матангха – прототипа женщины, которую Иисус встретил у колодца[1161] – и которая напомнила ему, что она принадлежит к низкой касте и не может иметь какого-либо касательства к святому монаху. «Я не спрашиваю тебя, моя сестра, – отвечает Ананда женщине, – ни о твоей касте, ни о твоей семье; я прошу только воды; если ты можешь мне ее дать». Женщина Матангха, очарованная и тронутая до слез, раскаивается, вступает в монашеский орден Гаутамы и становится святой, будучи избавлена с помощью Шакьямуни от нечистой жизни. Многие из ее последующих деяний были использованы христианскими фальсификаторами, чтобы приписать их Марии Магдалине и другим женщинам-святым и мученицам.
«И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, единственно во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей», – говорится в Евангелии [Матфей, X, 42].
«Кто с чистым верующим сердцем предложит хотя бы пригоршню воды, или преподнесет столько же духовному собранию, или напоит бедного и нуждающегося, или дикого зверя в поле, – такое похвальное деяние не будет исчерпано во многих веках», – говорится в буддийском «Каноне»[1162].
В час рождения Гаутамы, Будды, свершилось 32 000 чудес. Облака недвижно замерли на небе; вода в реках перестала течь; цветы прекратили раскрытие бутонов; птицы замолчали, полные изумления; вся природа приостановила свой ход и была полна ожидания. «Сверхъестественный свет разлился над всем миром; животные прервали еду; слепые видели; хромые и немые исцелялись» и так далее[1163].
Теперь мы приводим цитату из «Протоевангелия»:
«В час Рождения Иисуса, когда Иосиф взглянул на небо, “Я видел, – говорит он, – облака изумленные и птиц небесных, остановившихся во время полета… Я увидел разбегающихся овец… и все же они замерли, я посмотрел на реку и увидел, что ягнята нагнули головы к воде, и рты их уже касались воды, но они не пили.
Затем светлое облако осенило пещеру. Но вдруг облако превратилось в великий свет в пещере, так, что глаза не могли вынести его… Рука Саломеи, которая была засохшая, сразу исцелилась… Слепые видели, и хромые и немые исцелялись”»[1164].
Будучи отправлен в школу, юный Гаутама, хотя и никогда не учился, опередил всех своих соперников не только по письму, но и по арифметике, математике, метафизике, борьбе, стрельбе из лука, астрономии, геометрии и, наконец, одержал верх над своими профессорами, дав определения шестидесяти четырем видам письмен, которые самим учителям не были известны[1165].
А вот то, что было сказано в «Евангелии о детстве»:
«И когда ему (Иисусу) исполнилось двенадцать лет… один из старших раввинов спросил его: “Читал ли ты книги?” – и один астроном спросил Господа Иисуса, изучал ли он астрономию. И Господь Иисус объяснил ему о сферах… о физике и метафизике. Также такие вещи, какие человеческий разум никогда не раскрывал… Устройство тела, как душа управляет телом… и т. д. При этом учитель был настолько удивлен, что сказал: “Я думаю, что этот мальчик родился раньше Ноя… он более учен, чем какой-либо учитель”»[1166].
Причина неудачи миссионеров при обращении в свою веру буддистов и брахманистов
Заповеди Иллела, который умер за сорок лет до Р. X., кажутся скорее цитатами, нежели оригинальными изречениями в Нагорной проповеди. Иисус не учил мир ничему такому, что уже не было бы преподано с такой же серьезностью другими учителями до него. Он начинает свою проповедь с определенных чисто буддийских заповедей, которые нашли себе признание среди ессеев и вообще применялись в жизни орфиками и неоплатониками. Существовали проэллины, которые, подобно Аполлонию, посвятили свои жизни нравственной и физической чистоте и практиковали аскетизм. Он старается вселить в сердца своих слушателей презрение к мирскому богатству, факироподобную незаботливость о завтрашнем дне; любовь к человечеству, бедности и чистоте. Он благословляет нищих духом, кротких, голодных и жаждущих справедливости, милосердных и миротворцев и, подобно Будде, оставляет мало шансов гордым кастам войти в Царство Небесное. Каждое слово его проповеди есть эхо существеннейших принципов монашеского буддизма. Десять заповедей Будды, как они изложены в приложении к «Пратимокша Сутре» (пали-бирманский текст), полностью разработаны в «Матфее». Если мы хотим познакомиться с историческим Иисусом, то нам нужно целиком оставить в стороне мифического Христа и узнавать все, что можно, об этом человеке из первого Евангелия. Его доктрины, религиозные воззрения и величайшие устремления будут найдены сосредоточенными в его проповеди.
Это есть главная причина неудачи [христианских] миссионеров при попытках обратить [в свою веру] брахманистов и буддистов. Они видят, что та малость действительно хорошего, что им предлагают в новой религии, выставляется напоказ только в теории, тогда как их собственная вера требует, чтобы такие тождественные правила применялись на практике. Уже не говоря о невозможности для христианских миссионеров ясно понять дух религии, целиком основанной на том учении об эманировании, которое так враждебно их собственному богословию, – умственные способности некоторых простых буддийских проповедников настолько высоки, что они затыкают рты и ставят в большие затруднения ученых вроде Гуцлава[1167]. Джадсон, прославленный баптистский миссионер в Бирме, признает в своем «Journal» затруднения, в которые они часто загоняют его. Говоря о некоем Уяне, он замечает, что его сильный ум был способен справиться с наиболее трудными вопросами.
«Его слова, – говорит он, – гладки, как масло, сладки, как мед, и остры, как бритва; образ его рассуждений мягкий, вкрадчивый и проницательный; и так искусно он играет свою роль, что я, с силой истины на моей стороне, едва мог с ним справиться».
Хотя кажется, что в более поздний период своей миссии Джадсон обнаружил, что он совсем неправильно понял их учение.
«Я начинаю понимать, – говорит он, – что тот полуатеизм, о котором я иногда упоминал, есть не что другое, как очищенный буддизм, имеющий свое основание в буддийских священных писаниях».
Таким образом, он открыл, наконец, что в то время как в буддизме есть «общий термин для обозначения наиболее возвышенного совершенствования, фактически применяемый ко многочисленным индивидуальностям, Будда превыше целого сонма подчиненных божеств», – в этой системе таятся также «проблески своего рода Anima Mundi, предшествующей Будде и даже превосходящей его»[1168].
Вот это, воистину, счастливое открытие!
Даже столь оклеветанные китайцы верят в Единого, Высочайшего Бога, «Верховного Правителя Небес». Имя Ю-хуан-шан-ди написано только на золотой табличке перед алтарем неба в великом храме в Пекине Д’Иантан.
«Это поклонение, – говорит полковник Гул, – упоминается мусульманским повествователем посольства Шаха Руха (1421 год н. э.): “в каждом году имеется несколько дней, когда император не ест животной пищи… Он проводит свое время в помещении, в котором нет ни одного идола, и говорит, что он поклоняется Богу Неба”»[1169].
Говоря о Шахрастани, великом аравийском ученом, Хвольсон говорит, что для него сабеизм не был астролатрией, как склонны думать многие. Он считал, что
«[Всевышний] Бог слишком возвышен и слишком велик, чтобы Самому заниматься непосредственным управлением этого мира; и что поэтому Он передал управление им богам, оставив для Себя лишь наиболее важные дела; далее, что человек слишком слаб, чтобы мочь обратиться непосредственно к Всевышнему; что поэтому он должен направлять свои молитвы и жертвы богам-посредникам, которым Всевышний доверил управление миром».
Хвольсон доказывает, что идея эта так же стара, как мир, и что «в языческом мире этот взгляд повсеместно разделялся образованными людьми»[1170].
Отец Бори, португальский миссионер, посланный обращать «бедных язычников» Кохинхины*, еще в XVI веке,
«в своем повествовании отчаянно восклицает, что нет таких облачений, служб или церемоний в церкви Рима, которым дьявол здесь не создал бы каких-либо аналогий. Даже тогда, когда отец Бари начал яростно выступать против идолов, ему ответили, что это суть образы великих умерших людей, которым они поклоняются в точности по такому же принципу и в такой же форме, как католики – образам апостолов и мучеников»