без великой предосторожности о поклонении святым; что же касается осведомленности об Иисусе Христе, то я думаю, что следовало бы дать им это, но не говорить им о таинстве Воплощения до тех пор, пока они не будут убеждены в существовании Бога-Творца. Ибо, во-первых, какова возможность убедить сиамцев удалить со своих алтарей Соммона-Кадом, Пра-Магла, и Пра-Скарибута и вместо них посадить Иисуса Христа,
святого Петра и святого Павла? Было бы, пожалуй, более разумно не проповедовать им распятого Иисуса Христа до тех пор, пока они не поймут, что можно быть несчастливым и невинным; и что по тому закону, который принят даже среди них, а именно, что невинный может принять на себя груз преступлений виновных, – было необходимо, чтобы бог стал человеком для того, чтобы этот человек-бог путем трудной жизни и позорной, но добровольной смерти мог искупить все грехи людей; но прежде всего необходимо дать им истинное представление о Боге-Творце, справедливо рассердившемся на людей. Евхаристия после этого не вызовет возмущения у сиамцев, как она прежде вызывала возмущение у язычников Европы, ввиду того что сиамцы не поверят, что Соммона-Кадом мог отдать свою жену и детей на съедение талапоинам.
Наоборот, так как китайцы очень уважают своих родителей, даже до щепетильности, то я не сомневаюсь, что если сразу дать им в руки Евангелие, то они будут возмущены тем местом в Евангелии, где некоторые сказали Иисусу Христу, что его мать и братья справлялись о нем, а он ответил в таком духе, что казалось, будто он так мало их уважает, что делает вид, точно не знает их. Они не менее возмутились бы при таинственных словах нашего божественного Спасителя, сказанных молодому человеку, которому нужно было время, чтобы пойти похоронить своего отца: «…предоставь мертвым погребать своих мертвецов». Все знают о встревоженности японцев, которую они выразили Сент Франсису Ксавье по поводу вечности адских мучений, будучи не в состоянии поверить, что их умершие родители должны подвергнуться такой ужасной участи за то, что не восприняли христианства, о котором они никогда ничего не слышали… Поэтому кажется необходимым предупредить и смягчить эту мысль, прибегая к способу, которым пользовался этот великий апостол стран Востока, который сначала насаждал идею о всемогущем, всезнающем и наиболее справедливом Боге, источнике всякого добра, кому мы все должны, и волею которого мы обязаны оказывать царям, епископам, должностным лицам и своим родителям то почтение, которое им причитается.
Этих примеров будет достаточно, чтобы показать, с какими предосторожностями нужно подготавливать умы восточников, чтобы они мыслили подобно нам и не возмущались большей частью догматов христианской веры»[1209].
Но что тогда, мы спросим, осталось для проповеди? Без Спасителя, без искупления, без распинания на кресте за грехи людские, без Евангелия, без осуждения на вечное мучение, о чем им можно было бы рассказывать, и без чудес, которые им можно было бы показывать, – что же осталось у иезуитов для распространения среди сиамцев, кроме пыли языческих святилищ, которой [можно было бы] ослеплять их глаза? Сарказм тут, действительно, едкий. Основы морали, привитые этим бедным язычникам верой их прадедов, настолько чисты, что с христианства приходится срывать все его отличительные знаки, прежде чем его жрецы смогут отважиться предложить его на их рассмотрение. Религия, которую нельзя доверить тщательному рассмотрению бесхитростного народа, являющегося образцом сыновней почтительности, честного делопроизводства, глубокого уважения к Богу и инстинктивного ужаса перед профанацией Его величия, – такая религия, действительно, должна быть основана на заблуждениях. Что это так – наш век мало-помалу раскрывает.
Во всестороннем ограблении буддизма с целью создания новой христианской религии нельзя было ожидать, что такая безупречная личность, как Гаутама-Будда, останется неприсвоенной. Вполне естественно, что после заимствования его легендарной истории с целью заполнения ею пустых мест в выдуманном повествовании об Иисусе, – после использования всего, что можно, из повествования о Кришне, – подделывателям оставалось лишь взять [историю] человека Шакьямуни и поместить его в своем календаре под вымышленным именем. Именно это они и сделали, и индусский Спаситель в должное время появился в списке святых как Иосафат, чтобы составить компанию таким мученикам религии, как святые Аура и Плацида, Лонгин и Амфибол.
В Палермо даже имеется церковь, посвященная Divo Josaphat. Среди напрасных попыток последующих церковных писателей установить генеалогию этого таинственного святого наиболее оригинальной была та, которая делала из него Иисуса, сына Навина. Но так как эти пустяковые трудности, наконец, были преодолены, то мы обнаруживаем историю Гаутамы списанной слово в слово из буддийских священных книг в «Золотой легенде». Имена людей заменены; место действия, Индия, осталось то же самое – как в христианской, так и в буддийской легенде. Ее также можно найти в «Speculum Historiale» Винцента де Бове*, которая была написана в XIII веке. Первым это обнаружил историк де Куто, хотя профессор Мюллер приписывает первое опознание этих двух повествований Лабулэ в 1859 году. Полковник Юл говорит нам[1210], что эти повествования о Варлааме и Иосафате признаны Баронием и что их можно найти на с. 348 «Римской мартирологии*», составленной по велению папы Григория XIII и пересмотренной при папе Урбане VIII; переведенной с латинского на английский язык Дж. К. из ордена иезуитов[1211].
Повторить даже малую часть этой церковной чепухи было бы утомительно и бессмысленно. Пусть те, кто сомневается и кто хотел бы узнать эту историю, прочтут ее так, как она изложена полковником Юлом. Некоторые из христианских церковных спекуляций, кажется, озадачили даже пастора Валентина.
«Есть такие, которые считают этого Будхум беглым сирийским евреем, – пишет он; – другие же считают его учеником апостола Фомы, но как он в таком случае мог родиться за 622 года до Христа, это пусть они сами объясняют. Диего де Куто отстаивает мнение, что он был несомненно Иисусом, что еще более абсурдно!»
«Религиозная выдумка под названием “История Варлаама и Иосафата” в течение нескольких веков являлась одним из наиболее популярных трудов в христианском мире, – пишет полковник Юл. – Она была переведена на все главные европейские языки, включая скандинавские и славянские… Впервые это повествование появляется в трудах святого Иоанна Дамасского, богослова первой половины VIII века»[1212].
Вот тут-то и лежит тайна происхождения этого повествования, так как этот святой Иоанн, прежде чем стать богословом, занимал высокий пост при дворе калифа Абу Джафар Алмансура, где, вероятно, услышал это повествование и впоследствии приспособил его для нужд новой ортодоксальной веры, превратив Будду в христианского святого.
Повторив это плагиатизированное повествование, Диего де Куто, которому, кажется, жаль расставаться со своим любопытным мнением, что Будда есть Иисус, говорит:
«Этому имени (Budâo) язычники по всей Индии посвятили великие и прекрасные пагоды. Что касается этого повествования, мы усердно наводили справки, имеются ли какие-либо сведения в древних рукописях язычников тех краев, касающиеся святого Иосафата, который был обращен Варлаамом и который в легенде был представлен как сын одного из великих царей Индии и имел такое же детство, с теми же подробностями, какие мы излагали по поводу жизни Будао. И когда я путешествовал по острову Селсет и пошел осматривать ту редкую и восхитительную пагоду, которую мы называем Канара-пагодой (пещеры Канхари), выстроенную в горе, со многими залами, высеченными в монолитной скале, и спросил одного старика, кто, по его мнению, создал это, он ответил, что, без сомнения, она была создана по приказу отца святого Иосафата, чтобы воспитать его в уединении, как об этом сказано в повествовании. И так как это информирует нас о том, что он был сыном великого царя Индии, то вполне возможно, как мы только что сказали, что он был тот Будао, о котором они рассказывают такие чудеса»[1213].
Кроме того, в большинстве своих подробностей христианская легенда взята из цейлонского предания. Именно на этом острове возникло повествование о молодом Гаутаме, отказавшемся от трона своего отца, и о построении царем для него великолепного дворца, в котором он содержал его на положении полузаключенного, окруженного всеми соблазнами жизни и богатства. Марко Поло рассказал это повествование в таком виде, как он слышал его от цейлонцев, и его версия теперь оказалась точным повторением того, что изложено в различных буддийских книгах. Как Марко наивно выразился, Будда вел такую трудную и полную святости жизнь и соблюдал такое великое воздержание, «точно он был христианином. Действительно, – добавляет он, – если бы только он был христианином, он стал бы великим святым нашего Господа Иисуса Христа, настолько хороша и чиста была жизнь, которую он вел».
К этому благочестивому краткому изречению его издатель очень уместно добавляет, что «Марко не является единственным из выдающихся людей, выразивших подобный взгляд на жизнь Шакьямуни в таких словах». В свою очередь профессор Макс Мюллер говорит:
«И что бы мы ни думали о святости святых, пусть те, кто сомневается в праве Будды на место среди них, прочтут историю его жизни, как она изложена в буддийском Каноне. Если он вел такую жизнь, какая там описана, то мало святых имеют большее право на этот титул, чем Будда; и никто ни в греческой, ни в римской церкви не должен стыдиться воздавать его памяти те почести, которые предназначались святому Иосафату, принцу, отшельнику и святому».