И такие люди — мы не хотим сказать «проповедуют» учение Иисуса так как это было бы оскорблением его памяти, но — получают плату за проповедование его учения! Можем ли мы удивляться, что разумные люди предпочитают уничтожение вере, обремененной такой чудовищной доктриной? Мы сомневаемся, что какой-либо порядочный брахман признался бы в пороке лживости — это искусство культивируется только в тех частях Британской Индии, где проживает большинство христиан.[548] Но мы призываем любого честного человека на этом белом свете сказать, считает ли он, что брахман был далек от истины, говоря о миссионере Стоддарде — «этот человек побивает всех нас» по части лжи. А что другое он мог сказать, если последний проповедовал им доктрину о вечном мучении только потому, что они прожили свою жизнь, не читав какой-то еврейской книги, о которой они никогда не слыхали, или не просили спасения у какого-то Христа, о существовании которого они никогда и не подозревали! Но баптистским священникам, если им нужны несколько тысяч долларов, приходится прибегать к ужасающим образам, чтобы подогреть сердце конгрегации.
Как правило, мы воздерживаемся от высказывания нашего собственного опыта, когда мы можем призвать приемлемых свидетелей, и поэтому, прочитав бесчеловечные замечания миссионера Стоддарда, мы попросили нашего знакомого, м-ра Уильяма Л. Д. О'Грейди[549] высказать свое подлинное мнение о миссионерах. Отец и дед этого джентльмена были британскими офицерами, и он сам родился в Индии; в течение своей долгой жизни он имел возможность узнать, какое общее мнение сложилось среди англичан об этих пропагандистах религии. Нижеследующее является его сообщением в ответ на наше письмо:
«Вы спрашиваете каково мое мнение о христианских миссионерах в Индии. В течение всех тех лет, которые я там провел, я никогда ни с одним из них не разговаривал. Они не были в обществе и, судя по тому, что я слышал об их деяниях и также сам мог видеть — нечего этому удивляться. Их влияние на туземцев плохое. Их новообращенные — недостойные люди и, как правило, из низшего класса; притом они не становятся лучше от этого обращения. Ни одна респектабельная семья не наймет слуг-христиан. Они лгут, они воруют, они грязны — а неопрятность, определенно, не является индусским пороком; они пьют — а никакой приличный туземец какой-либо другой веры никогда не прикасается к опьяняющим напиткам; они являются отверженными собственного народа и презираемы всеми. Их новые учителя подают им плохие примеры. Разглагольствуя перед париями о том, что Бог не делает различий между людьми, они невыносимо хвастают, когда какой-либо сбившийся с пути брахман, очень часто с небезупречной репутацией, через какие-то длительные промежутки времени попадает в лапы этих лицемеров.
Миссионеры получают очень маленькое жалованье — как публично засвидетельствовано в протоколах обществ, которые их посылают; но каким-то необъяснимым образом они ухитряются жить так же широко, как чиновники, получающие в десять раз больше их. Когда они возвращаются на родину восстанавливать свое здоровье, расшатанное, как они заверяют, их непосильными трудами, — что они могут позволить себе, по-видимому, довольно часто, в то время как это не по карману даже людям, считающимся богаче их, — они рассказывают ребяческие басни с трибун, выставляют напоказ идолов, якобы добытых с огромными трудностями, что совершенно абсурдно, и рассказывают о своих псевдо-лишениях, которые потрясающи, но не соответствуют действительности с начала до конца. Я сам жил в Индии несколько лет, и почти все мои кровные родственники провели и будут проводить там лучшие годы своей жизни. Мне знакомы сотни британских чиновников, и я никогда не слышал от них ни одного похвального слова о миссионерах. Туземцы любого общественного положения смотрят на них с величайшим презрением, хотя страдают от хронического раздражения вследствие их высокомерной агрессивности; и британское правительство, которое продолжает вносить вклады в пагоды, гарантированные Восточно-Индийской Компанией, и которое поддерживает стоящее вне сект образование, — не оказывает им никакой моральной поддержки. Будучи защищены от личного насилия, они воют и лают как на туземцев, так и на европейцев наподобие плохо выдержанных дворняжек. Часто будучи набираемы из худших представителей богословского фанатизма, они считаются вредоносными всеми сторонами. Их яростная, безрассудная, вульгарная и оскорбительная пропаганда вызвала великий мятеж 1857 года. Они — отвратительные обманщики.
Поэтому новый символ веры, с которого мы начали эту главу, каким бы грубым он ни казался, воплощает в себе самую суть церковного верования, как его прививают ее миссионеры. Считается менее нечестивым, менее неверным сомневаться в личном существовании Святого Духа или в равной божественности Иисуса и Бога, чем ставить под вопрос личность Дьявола. Но заключение Кохелета почти забыто.[550] Кто когда-либо цитирует золотые слова пророка Михея[551] или заботится о толковании закона, как он был дан самим Иисусом [Матфей, XVII, 37-40]? «Яблоко» мишени современного христианства заключается в простой фразе — «бойся Дьявола».
Католическое духовенство и некоторые из мирских сторонников римско-католической церкви все больше борются за существование Сатаны и его бесов. Если де Мюссе с таким неослабным рвением утверждает объективную реальность спиритических феноменов, то это потому, что по его мнению, последние являются наиболее убедительным доказательством работы Дьявола. Этот шевалье более католик, чем сам Папа; его логика и выводы из никогда не существовавших и не установленных предпосылок уникальны, и еще раз доказывают, что предлагаемый нами символ веры как раз является тем, который наиболее красноречиво выражает католическую веру.
«Если магия и спиритизм», — говорит от, — «были бы только химерами, нам пришлось бы навеки распрощаться со всеми восставшими ангелами, тревожащими сейчас мир; ведь тогда у нас больше не было бы здесь демонов… А если мы утеряем наших демонов, мы также УТЕРЯЕМ НАШЕГО СПАСИТЕЛЯ. Ибо — от кого нас спасать пришел тот Спаситель? И тогда — не было бы больше Искупителя, ибо от кого или от чего мог бы тот Искупитель искупать нас? Следовательно, не было бы больше христианства!!» [100, c. 12, Предисловие].
О, Святой Отец Зла, Святой Сатана! Мы умоляем тебя — не покидай таких благочестивых христиан как шевалье де Мюссе и некоторые баптистские духовники!!
С нашей стороны мы хотели бы напомнить мудрые слова Дж. К. Колкухуна [604], который говорит, что
«те люди, которые в наше время принимают доктрину о Дьяволе в строго буквальном и персональном приложении, кажется, не отдают себе отчета, что они, в действительности, являются многобожниками, язычниками и идолопоклонниками».
Стремясь к превосходству во всем над древними религиями, христиане претендуют на открытие Дьявола, официально признанного церковью. Иисус был первым, кто употребил слово «легион», говоря о них, и это есть то основание, на котором де Мюссе защищает свою позицию в одном из своих демонологических трудов.
«Позднее», — говорит он, — «когда Синагога угасла, передав свое наследство в руки Христа, родились на свет и просияли отцы церкви, которых некоторые люди, вследствие редкого и поразительного невежества, обвинили в том, что свои идеи о духах тьмы они заимствовали от теургов».
Три умышленные, осязаемые и легко опровергаемые ошибки — чтоб не сказать более крепкого слова — появляются в этих нескольких вышеприведенных строчках. Во-первых, Синагога — далеко от того, чтобы угаснуть — и ныне процветает почти в каждом городе Европы, Америки и Азии; и изо всех церквей в христианских городах она лучше всех обеспечена и лучше посещается. Далее — в то время как никто не станет отрицать, что много христианских отцов родилось на свет (исключая, разумеется, тех двенадцати выдуманных римских епископов, которые вообще никогда не рождались), каждый человек, кто потрудится прочесть труды платоников старой Академии, которые были теургами до Ямвлиха, — узнает в них источник христианской демонологии, так же как и ангелологии, аллегорическое значение которой было полностью искажено этими отцами. Затем, вряд ли можно согласиться, что вышеупомянутые отцы когда-либо сияли, за исключением, может быть, в блеске их чрезвычайного невежества. Достопочтимый д-р Шакфорд, потративший лучшую часть своей жизни на попытки примирить их противоречия и нелепости, в конечном счете был вынужден в отчаянии отказаться от всей этой затеи. Невежество последователей Платона должно, действительно, показаться редким и поразительным по сравнению с неизмеримой глубиной Августина, «гиганта мысли и эрудиции», отвергавшего шарообразность Земли — ибо, если это так, то это не позволило бы жителям противоположного полушария увидеть Господа Христа, когда тот спускался бы с небес во время второго пришествия; или с глубиною Лактанция, который с благочестивым ужасом отвергает такую же теорию Плиния на том замечательном основании, что тогда деревьям по ту сторону Земли пришлось бы расти верхушками вниз, и людям пришлось бы ходить головами вниз; или с глубиною Козьмы Индикоплюста, чья ортодоксальная система географии забальзамирована в его «Христианской топографии»; или, наконец, с глубиною Бeды, уверявшего мир, что небеса «охлаждаются ледяной водой, чтобы не загореться» [48], — это, должно быть, особая милость Провидения, чтобы предотвратить воспламенение небес от сияния их учености!
Как бы то ни было, эти сияющие отцы несомненно заимствовали свои понятия о «духах тьмы» от еврейских каббалистов и языческих теургов с тою, однако, разницей, что они исказили и превзошли по нелепости все, что когда-либо создала самая дикая фантазия индусской, греческой и римской черни. Нет ни одной концепции дэва в персидском пандемониуме даже наполовину столь несообразной, как