— Нет, еще рано, — сказал Ви. — Думаю, это еще пару раз повторится.
Что повторится?
Вдруг откуда-то послышался звук, словно кто-то отчаянно молотил ногами.
Бутч немного приподнял голову и удивился, увидев, что это он производит шум. Его ботинки болтались туда-сюда, он чувствовал спазм, скрутивший его ноги. Он пытался бороться с процессом, но его охватил припадок, поднимаясь от бедер вверх по телу, руки метались из стороны в сторону, спина глухо ударялась об пол.
Он управлял волной, как мог, пытаясь удержаться в сознании, пока это не стало абсолютно невозможным.
Когда он пришел в себя, его тошнило.
— На этот раз быстро закончилось, — сказала Марисса, поправляя волосы. — Бутч, ты меня слышишь?
Он кивнул и попытался поднести к ней руку. Но его ноги опять начали свою адскую пляску.
Еще три припадка и ремень, наконец, вынули из его рта. Сделав попытку заговорить, он понял, насколько был пьян. Мозг бунтовал, он чувствовал себя опустошенным. Хотя… подождите, он не припоминал, чтобы пил.
— Марисса, — пробормотал он, взяв ее за руку. — Я не хочу видеть тебя такой пьяной.
Минутку, не то.
— Эх… я… чтобы ты… видела меня таким пьяным… не хочу.
А. Все равно. Господи… он так запутался.
Ви слегка улыбнулся, но это была одна из тех искусственных улыбок, которые врачи дарят безнадежным пациентам.
— Ему надо дать что-нибудь сладкое. Рейдж, у тебя есть с собой леденец?
Бутч смотрел, как угрожающе красивый блондин опустился перед ним на колени.
— Я тебя знаю, — сказал Бутч. — Эй, дружище…
— Привет, приятель. — Рейдж полез в карман толстовки и вытащил Чупа-Чупс. Сняв упаковку, он положил леденец Бутчу в рот.
Бутч застонал. Проклятье, это было самое вкусное лакомство, которое он когда-либо пробовал. Виноград. Сладость. Мммммм.
— У него опять будет припадок? — спросила Марисса.
— Мне кажется, ему нравится, — пробормотал Рейдж. — Правда, коп?
Бутч кивнул и леденец чуть не вывалился у него изо рта, Рейдж вовремя подхватил его и вернул на место.
Боже, они были так добры к нему. Марисса, гладившая его волосы и державшая его за руку. Тепло ладони Ви на его ноге. Рейдж, следивший, чтобы не упал леденец.
Неожиданно, к нему вернулась способность мыслить и краткосрочная память, словно мозги залили обратно в череп. Он не был пьян. Возвращение. Возвращение к корням. Рука Ви на его груди. Темнота.
— Каков результат? — спросил он в панике. — Ви… ты узнал что-нибудь? Что…
Все вокруг глубоко вздохнули, и кто-то пробормотал:
— Слава Богу, он действительно вернулся.
В этот момент, с правой стороны он увидел приближающиеся у нему ботинки с носами, обитыми сталью. Взгляд Бутча уперся в них, затем он поднял глаза выше: к паре ног обтянутых кожей, к огромному телу.
Над ними возвышался Роф.
Король поднял руку и снял очки, показав сверкающие бледно-зеленые глаза. В них не было зрачков, поэтому взгляд был похож на свет прожекторов.
Роф широко улыбнулся, его клыки сверкнули белым.
— Как дела… кузен?
Бутч нахмурился.
— Что?..
— В тебе есть часть меня, коп. — Улыбка Рофа заполнила все вокруг, он вернул очки назад. — Конечно, я всегда знал, что ты фигура королевских масштабов, просто думал, что ты — заноза в заднице, заноза королевских масштабов.
— Ты… серьезно?
Роф кивнул.
— Ты из моего рода, Бутч. Один из нас.
Бутчу стало тесно в груди, он напрягся в ожидании еще одного припадка. И все остальные вместе с ним: Рейдж выхватил леденец, и потянул руку к ремню. Марисса и Ви напряглись.
Но наружу вырвался только смех. Нелепая, сводящая живот, со слезами из глаз, идиотская волна счастливой истерики.
Бутч смеялся и смеялся, целовал руку Мариссы. Затем смеялся опять.
Марисса почувствовала, как удовлетворение и волнение гудят в теле Бутча, он освобождался. Но когда он, сияя, посмотрел на нее, она не смогла разделить его радость.
Его улыбка угасла.
— Детка, все будет в полном порядке.
Вишес поднялся на ноги.
— Парни, почему бы нам не оставить их ненадолго?
— Спасибо, — сказала она.
После того, как Братья ушли, Бутч сел.
— Это наш шанс…
— Если я попрошу, ты не пойдешь на превращение?
Он застыл. Как будто она опять его ударила.
— Марисса…
— Не пойдешь?
— Почему ты не хочешь, чтобы мы были вместе?
— Я хочу. Но я предпочитаю выбрать то будущее, что есть у нас сейчас, чем какие-то эфемерные века в один прекрасный день. Неужели ты не понимаешь?
Он глубоко вздохнул, его челюсть напряглась.
— Боже, я люблю тебя.
Ладно, ясно, он никак не мог понять ее логику.
— Бутч, если бы я попросила, ты бы не стал этого делать?
Когда он не ответил, она закрыла глаза, но слез больше не осталось.
— Я люблю тебя, — повторил он. — И, да… если ты попросишь, я не буду.
Она опустила руки, ее дыхание сбилось.
— Поклянись в этом. Здесь и сейчас.
— Клянусь своей матерью.
— Спасибо… — Она притянула его в свои объятия. — О, Боже… Благодарю тебя. И мы решим вопрос… с кормлением. Мэри и Рейдж смогли же. Я просто… Бутч, у нас может быть прекрасное будущее.
Они какое-то время молчали, просто сидя на полу. И тут неожиданно он угрюмо произнес:
— У меня есть три брата и сестра.
— Прости?
— Я никогда не рассказывал тебе о моей семье. Так вот: у меня три брата и одна сестра. Ну, сестер было две, одну мы потеряли.
— О. — Она откинулась назад, его тон был очень странным.
Когда он заговорил, его глухой голос заставил ее задрожать:
— Одно из моих ранних воспоминаний о том, как мою сестру Джойс привезли домой из больницы младенцем. Мне хотелось увидеть ее, я подбежал к колыбельке, но отец оттолкнул меня, чтобы мои старшие брат и сестра смогли на нее посмотреть. Когда я отскочил к стене, отец взял моего брата на руки и поднял так, чтобы тот мог прикоснуться к сестренке. Я никогда не забуду его голос… — Акцент Бутча изменился, гласные звуки смягчились. — «Это твоя сестра, Тедди. Ты буишь ее любить, буишь заботиться о ней». Я подумал, а как же я? Я хотел любить ее и заботиться о ней. Я сказал, папа, я тоже хочу помочь. Он даже не взглянул на меня.
Марисса внезапно осознала, как крепко сжимает руку Бутча, почти ломает ему кости, но он этого даже не замечал. А она не могла ослабить хватку.
— После этого, — продолжил он, — я стал наблюдать за родителями, наблюдать, насколько по-разному они относятся к своим детям. Главное происходило в пятницу и субботу. Мой отец любил выпить, и я был единственным, на кого он набрасывался, когда ему хотелось кого-нибудь поколотить.
Когда Марисса ахнула, Бутч безучастно покачал головой.
— Нет, все нормально. Это было даже хорошо. Теперь я могу отражать удары, и все благодаря ему. Поверь, это умение мне по жизни очень пригодилось. Так вот, было четвертое июля… Вот черт, мне было почти двенадцать тогда…
Он потер челюсть, покрытую щетиной.
— Да, четвертого июля, был семейный вечер у моего дяди на мысе. Мой брат стянул несколько бутылок пива из холодильника, он и его приятели спрятались за гаражом, стали их открывать. Я спрятался в кустах, потому что хотел, чтобы меня пригласили. Ты знаешь… Я надеялся, что мой брат…
Он прочистил горло.
— Когда их нашел мой отец, ребята бросились врассыпную, а брат чуть не выскочил из штанов. Отец только рассмеялся. Велел Тедди, сделать так, чтобы мать об этом никогда не узнала. Когда отец увидел меня, присевшего в кустах, он подошел, потащил меня за шиворот, и ударил наотмашь так сильно, что я харкал кровью.
Бутч мрачно улыбнулся, и она увидела неровный край его передних зубов.
— Он сказал мне, что это в наказание за то, что я шпион и доносчик. Я клялся, что просто смотрел, что я никому ничего не скажу. Он опять схватил меня и назвал извращенцем. Мой брат… Да, мой брат просто наблюдал за всем этим. И не сказал ни слова. И когда я с выбитыми зубами и разбитой губой проходил мимо матери, она только крепче прижала к себе мою младшую сестру Джойс и отвернулась.
Он медленно покачал головой.
— В доме я пошел в ванную и умылся, затем направился в комнату, в которой жил, я всегда херил на Бога, но тут я опустился на колени, сложил свои маленькие ручки вместе и начал молиться, как добрый католик. Я молил Бога о том, чтобы это была не моя семья. Пожалуйста, пусть это будет не моя семья. Пожалуйста, пусть будет любое другое место, куда я бы мог пойти…
Ей казалось, что он не понимал, что говорит в настоящем времени. И что он поднял руку и крепко сжал массивный золотой крест на шее, будто от него зависела его жизнь.
Его губы скривились в полуулыбке.
— Но Бог видимо знал, что я в него не очень-то верю, поэтому ничего не изменилось. Той осенью убили мою сестру Дженни.
Марисса вдохнула, а он указал куда-то позади себя.
— Эта тату на спине. Я считаю года, с тех пор как сестры не стало. Я был последним, кто видел ее в живых, прежде, чем она села в машину с этими парнями, которые просто… надругались на ней за нашей школой.
Она потянулась к нему.
— Бутч, мне так…
— Нет, дай мне договорить, окей? Все это дерьмо как поезд, который несется, и я не в силах его остановить.
Он отпустил крест и запустил руки в волосы.
— После того, как Дженни исчезла, и ее тело нашли, мой отец больше никогда не прикасался меня. Не подходил ко мне. Не смотрел на меня. Не разговаривал со мной. Какое-то время спустя у матери помутился рассудок, и ее поместили в психушку. Именно тогда я начал пить. Я беспризорничал. Принимал наркотики. Дрался. А семья просто влачила свое жалкое существование. Я никогда не понимал, почему с отцом произошли такие перемены. Я имею в виду… столько лет он меня бил, а потом… ничего.
— Я рада, что он перестал обижать тебя.
— Для меня не было никакой разницы. Постоянно ожидать удар ничем не легче, чем его получить. И я не знал почему… но выяснил потом. На мальчишнике моего старшего брата… мне было двадцать, тогда я переехал из Саути… э-э-э… из Южного Бостона сюда, потому что начал работать полицейским в Колдвелле. Но я все равно вернулся домой, чтобы поучаствовать в вечеринке. Мы были у одного парня, дом был полон стриптизерш. Мой отец накачивался пивом, а я делал кокаиновые дорожки и посасывал виски. Вечеринка подходила к концу, и я потерял контроль. Я вынюхал слишком много кокса… Господи, я так ужасно нажрался в ту ночь. И… отец… уже собирался домой, кто-то собирался его отвести, и вдруг я понял, что должен поговорить с этим сукиным сыном.