– Во втором зале у меня имеются великолепные старинные игрушки, – говорит Соня, бросая на пожилого господина осторожный взгляд. – Прошу вас, пройдите туда, я скоро к вам присоединюсь и все покажу. И бога ради, – добавляет она уже шепотом, обращаясь к Рисе, – накорми этого несчастного ребенка!
Вход во второй зал скрывается за дверью, задрапированной чем-то вроде старинной душевой занавески. Если в первом зале еще как-то можно перемещаться, то во втором вещей столько, что пройти практически невозможно. Чего там только нет: сломанные рамы для картин, ржавые птичьи клетки и прочее барахло, не признанное хозяйкой пригодным для продажи. Мусор с помойки.
– Думаешь, старушка нам поможет? – спрашивает Коннор. – Да она, похоже, и со своими делами справиться не в состоянии!
– Ханна сказала, что поможет. Я ей верю.
– Как человек, выросший в интернате, еще может доверять людям?
Риса сердито смотрит на Коннора и протягивает ему ребенка.
– Подержи-ка, – говорит она, осторожно передавая. Впервые она доверила ребенка Коннору. Взяв девочку, он обнаруживает, что она гораздо легче, чем ему казалось. Странно, что такое громкое существо – и почти ничего не весит. Малышка продолжает плакать, но уже не так отчаянно, – видимо, устала.
Теперь их с ребенком ничего не связывает. Рано утром его можно снова подкинуть кому-нибудь… Подумав об этом, Коннор ежится, ему неприятно. Казалось бы, они ничего не обязаны делать для малышки. Она оказалась у них по его глупости, они не ее родители. Коннору рано иметь детей, но мысль о том, что ребенка нужно отдать людям, которым малышка нужна еще меньше, чем ему, приводит его в бешенство. Усталость и грусть смешиваются и превращаются в ярость. Когда такое случалось с Коннором дома, он всегда попадал в неприятности: переставал адекватно воспринимать окружающих, бросался на людей, дрался, обзывал учителей, дрался или нарочно выезжал на скейтборде на оживленный перекресток.
– Почему ты все время пытаешься покалечиться? – спросил его однажды отец, рассерженный очередной выходкой.
– Не знаю, – бросил в ответ Коннор, – может, меня пора на разборку отдать.
В то время шутка казалась ему смешной.
Риса открывает холодильник, в котором, как и в комнате, яблоку негде упасть. Достав пакет молока, она находит миску и ставит на край стола. Коннор с интересом наблюдает, как Риса осторожно, чтобы не расплескать, наливает молоко.
– Это же не кошка, – говорит он, – лакать не будет.
– Я знаю, что делаю, – отзывается Риса.
Пошарив по ящикам стола, девочка находит чистую ложку, забирает у мальчика малышку и присаживается на стул. Ребенка Риса держит куда искуснее, чем Коннор. Погрузив ложку в миску, она набирает в нее молоко, подносит к лицу ребенка и опрокидывает в открытый ротик. Девочка, подавившись, кашляет, но Риса быстро кладет ей в рот указательный палец, и малышка начинает сосать его с удовлетворенным видом. Через несколько секунд Риса сгибает палец, не вынимая его, зачерпывает ложкой новую порцию молока и снова выливает в ротик. На этот раз все проходит отлично – девочка, причмокивая, сосет палец и глотает молоко.
– Ух ты, круто, – говорит Коннор с восхищением.
– Мне приходилось дежурить в детском отделении интерната. Там меня кое-чему научили. Будем надеяться, что нет непереносимости лактозы.
Девочка успокаивается, и все, что случилось за день, неожиданно наваливается на них… Коннору кажется, что веки налились свинцом, но позволить себе уснуть он не может: они все еще в опасности. Наверное, они всегда будут в опасности. И он не может сейчас отпустить свой контроль. Перед глазами все плывет, а мысли устремляются куда-то вдаль. Интересно, думает он, родители продолжают меня искать, или ищут только полицейские? Он вспоминает Ариану. Как бы все сложилось, если бы она пошла с ним, как обещала? Их бы поймали в тот же вечер, вот что. У Арианы, в отличие от Рисы, опыта выживания нет. Она не так решительна, и смекалки Рисы у нее нет и в помине.
Вспомнив Ариану, Коннор чувствует, как на него накатывает волна грусти. Он скучает по ней, но не так сильно, как ожидал. Как скоро она его забудет? А другие? Это произойдет быстро. С теми, кого отдали на разборку, всегда так.
Коннор знал ребят, учившихся в его школе и исчезнувших в одночасье. За последние два года их было немало. Однажды они просто не приходили, и все. Учителя говорили, что они «уехали» или «в списках больше не значатся». Но это были лишь условные обозначения. Все знали, что за ними скрывается. Их друзья говорили, что это ужасно, и горевали, но недолго, день или два, а потом забывали. Те, кого отдали на разборку, не погибали геройски и их не оплакивали. Они исчезали, как исчезает пламя свечи между пальцев – тихо и быстро.
Наконец пожилой привередливый джентльмен ушел, и Соня присоединяется к Коннору и Рисе.
– Значит, вас хотели отдать на разборку и вам понадобилась помощь?
– Да. Может быть, немного еды, – говорит Коннор, – и место, где можно поспать хотя бы пару часов. Потом мы уйдем.
– Мы не хотим быть обузой, – присоединяется к нему Риса.
– Как бы не так! Вы создаете неприятности всем, кто попадается на пути. И не просто неприятности, а настоящие проблемы. С большой буквы «П», – возражает Соня, тыча палкой в сторону Рисы. Высказавшись, она опускает трость и продолжает говорить уже более спокойным тоном: – Впрочем, вашей вины в этом нет. Вы же не просили рожать вас, как и отдать вас на разборку.
Соня смотрит то на Коннора, то на Рису.
– Если хочешь уцелеть, дорогая, – говорит она Рисе безапелляционно, – тебе нужно забеременеть от него снова. Будущую мать они на разборку отдавать не станут, а значит, у тебя в запасе будет еще девять месяцев.
У Рисы падает челюсть. Она силится что-то сказать, но не может. Коннор чувствует, как кровь приливает к лицу.
– Она не рожала… – пытается объяснить он срывающимся голосом. – Это не ее ребенок. И не мой.
Соня задумчиво смотрит на него, потом внимательно на ребенка.
– Не ваш, да? Что ж, тогда понятно, почему ты не кормишь грудью.
Она неожиданно разражается громким отрывистым смехом, услышав который Коннор и маленькая девочка вздрагивают.
Риса не пугается, она лишь слегка раздосадована тем, что ребенок перестал есть. Приходится снова повторять манипуляции с указательным пальцем и ложкой, чтобы привлечь внимание малышки к еде.
– Так вы нам поможете или как?
Соня поднимает палку и хлопает ей Коннора по плечу, потом указывает ею на огромный чемодан, облепленный наклейками таможенных служб всего мира.
– У тебя хватит сил принести сюда эту штуку?
Коннор встает, гадая, для каких целей Соне понадобился чемодан. Ухватившись за ручку, он сдвигает тяжелый кофр с места и с трудом двигает чемодан по истертому персидскому ковру.
– Не слишком много сил у тебя, да?
– А я и не говорил, что много.
Мало-помалу Коннору удается перетащить громоздкий чемодан туда, где стоит Соня, но, вместо того чтобы открыть его, пожилая леди садится на него и начинает массировать лодыжки.
– Так что же в нем? – спрашивает Коннор.
– Письма, – отвечает старушка. – Но дело не в том, что в нем. Важно то, что под ним.
Концом палки Соня отбрасывает ковер с того места, где стоял чемодан, и Коннор с Рисой видят крышку люка с массивным медным кольцом вместо ручки.
– Давай, – говорит Соня, указывая на люк концом палки. Коннор вздыхает и берется за кольцо. За откидным люком скрывается крутая каменная лестница, ведущая в темноту. Риса отставляет в сторону миску и кладет малышку на плечо, чтобы дать ей возможность срыгнуть. Покончив с этим делом, она подходит к Коннору и встает на колени рядом с люком.
– Это старый дом, – говорит Соня. – Его построили давно, еще в начале двадцатого века, когда в стране впервые был введен сухой закон. Там, внизу, прятали выпивку.
– Выпивку? – переспрашивает Коннор.
– Алкоголь, Господи! Нет, вы какие-то все одинаковые, ваше поколение. Невежды с большой буквы, вот так!
Ступени на лестнице крутые и неровные. Сначала Коннор думал, что Соня отправит их вниз одних, но хозяйка сама вызвалась показать им, что находится внизу. Она спускается не спеша, но кажется, что по лестнице она идет увереннее, чем по ровному полу. Коннор пытается поддержать старушку под локоть, но она негодующе стряхивает его руку, награждая вдобавок сердитым взглядом.
– Я что, кажусь тебе немощной?
– Ну, вообще-то да.
– Никогда не суди по внешности, – парирует старушка. – Я вот, к примеру, когда тебя впервые увидела, решила, что ты умный малый.
– Очень смешно.
Оказавшись внизу, Соня шарит рукой по стене и, нащупав выключатель, зажигает свет.
Риса изумленно вздыхает, Коннор смотрит на нее и оглядывается, пытаясь понять, что ее так поразило. В углу стоят три неподвижные фигуры: девочка и два мальчика.
– В вашей маленькой семейке пополнение, – говорит им Соня.
Ребята продолжают стоять как изваяния. Старшеклассники, как и Коннор с Рисой. Их тоже хотели отдать на разборку, это видно с первого взгляда. Усталые и измученные. «Интересно, я так же выгляжу?» – думает Коннор.
– Бога ради, прекратите на меня пялиться, – говорит Соня. – А то вы похожи на выводок крыс.
Пожилая дама начинает расхаживать по подвалу, указывая, где и что лежит.
– Здесь консервы, и нож тоже должен быть где-то тут. Ешьте что хотите, но не оставляйте объедков, а то появятся настоящие крысы. Туалет с ванной дальше. Поддерживайте там чистоту. Я схожу в магазин за детским питанием и бутылочкой. Да, кстати, здесь есть аптечка. Надо промыть рану от укуса, кто бы там тебя ни тяпнул.
Коннор старается сдержать улыбку. Старушка крайне наблюдательна.
– Сколько еще ждать? – спрашивает самый старший из ребят, прячущихся в подвале, – крепкий, мускулистый юноша. Он постоянно кидает на Коннора настороженные взгляды, считая, очевидно, его способным оспорить его роль альфа-самца.
– А тебе какая разница? – спрашивает Соня. – На деловую встречу опаздываешь?