На это парень ничего не отвечает, только скрещивает руки на груди. На запястье у него татуировка – свирепая акула скалит зубы. О да, думает Коннор, очень страшно. Я впечатлен.
– Еще четыре дня, и я избавлюсь от вас навсегда, – вздыхает Соня.
– А что будет через четыре дня? – спрашивает Риса.
– Мороженщик приедет, – отвечает Соня.
Не говоря больше ни слова, старушка с проворством, которого Коннор никак не ожидал, взбирается вверх по лестнице и захлопывает крышку люка.
– Детка, мадам Дракониха ни под каким видом не хочет говорить, что будет дальше, – говорит долговязый светловолосый парень с легкой ухмылкой, по всей видимости никогда не покидающей его лицо. Его покрасневшие глаза говорят о том, что он провел немало бессонных ночей, но прическа по-прежнему безукоризненна. Одет парень в какие-то обноски, но по едва заметным признакам можно заключить, что он из богатой семьи.
– Нас отправят в заготовительный лагерь – вот что будет дальше – и там разрежут на куски, – отвечает девушка. Она азиатка и выглядит почти так же круто, как и парень с вытатуированной на руке акулой. Волосы ее выкрашены в темно-розовый цвет, а на шее красуется кожаный чокер с острыми клепками.
Парень с татуировкой неодобрительно смотрит на нее.
– Может ты перестанешь нести чушь насчет конца света и всего такого.
Коннор замечает у парня на щеке четыре длинные параллельные царапины, сделанные определенно женскими ногтями; а у девушки-азиатки, в свою очередь, имеется синяк.
– Это не конец света, – огрызается девушка, – это просто конец нас.
– Ты прекрасна в своем нигилизме, – замечает долговязый.
– Заткнись, а?
– Ты говоришь это только потому, что ты понятия не имеешь, что это такое.
Риса многозначительно смотрит на Коннора, и он понимает, что она хочет сказать: «Неужели придется провести четыре дня с ними?» Тем не менее она делает первый шаг и представляется. Коннор, хоть и без особого рвения, присоединяется к ней.
Выясняется, что у каждого обитателя подвала, как и у каждого, обреченного на разборку, имеется своя печальная история. И все как одна – на 10 пачек бумажных платочков.
Ухмыляющегося долговязого парня зовут Хайденом. Как правильно предположил Коннор, он из ужасно богатой семьи. Родители развелись и стали делить имущество, к которому, видимо, причислили и его. Между ними произошла эпическая битва, и спустя два с половиной года после развода судебная тяжба все еще продолжалась. Единственным итогом затянувшейся войны стало соглашение о том, что каждый из родителей предпочел бы видеть сына в заготовительном лагере, нежели поступиться правом быть его опекуном.
– Если бы энергию, затраченную родителями, удалось преобразовать в электричество, его бы хватило, чтобы несколько лет обслуживать небольшой городок, – прокомментировал Хайден.
Девушку зовут Маи. Ее родители очень хотели мальчика. В конце концов сын у них все-таки родился, но после появления на свет четырех дочерей. Маи была четвертой.
– В том, что меня решили отдать на разборку, – заметила Маи, – нет ничего нового. В Китае во времена, когда правительство запрещало семьям иметь больше одного ребенка, девочек убивали направо и налево.
Имя здоровяка с татуировкой – Роланд. Он мечтал стать военным, но родился со слишком высоким уровнем тестостерона, или стероидов, или того и другого сразу, став слишком опасным даже для армии. Подобно Коннору, Роланд постоянно дрался в школе, но Коннору почему-то показалось, что последствия драк с участием Роланда были куда страшнее. Однако подвело его не это. Роланд избил отчима за то, что тот поднял руку на мать. Она, в свою очередь, вступилась за отчима и, простив мужа, ополчилась на сына, подписав разрешение на разборку.
– Это же несправедливо, – говорит Риса.
– Можно подумать, то, что случилось с тобой, справедливо, – замечает Коннор.
Роланд смотрит на Коннора в упор с ледяным выражением.
– Если ты продолжишь разговаривать с ней в таком тоне, то она может найти другого парня.
Коннор отвечает ему преувеличенно душевной улыбкой.
– Мне нравится твой дельфинчик, – говорит он, указывая на татуировку на руке Роланда.
Здоровяк шутки не понял:
– Это тигровая акула, идиот.
Коннор дает себе слово никогда не поворачиваться к Роланду спиной.
Коннор читал однажды, что акулы страдают от чудовищной формы клаустрофобии. Но они не просто боятся закрытых пространств, нет. Эти огромные рыбы физически не могут в них существовать. Никто не знает почему. Некоторые считают, что дело в металлических клетках, которыми перегораживают аквариумы: они раздражают акул. Как бы там ни было, большие акулы в неволе долго не живут.
Проведя день в подвале антикварного магазина, Коннор начинает понимать, что чувствуют акулы. У Рисы есть ребенок. Он поглощает все ее внимание, и Риса жалуется на ответственность, но Коннор понимает, что на самом деле она благодарна за то, что ей есть чем занять томительные часы ожидания. В подвале имеется вторая комната, и Роланд настоял, чтобы ее заняла Риса с ребенком. Он старательно делает вид, что заботится о ребенке по доброте душевной, но на самом деле всем ясно, что он предложил это потому, что плач малышки его раздражает.
Маи читает. В углу лежит целая куча старых пыльных книг, и Маи глотает их одну за другой. Отдав спальню Рисе, Роланд выдвигает на середину комнаты стеллаж и устраивает за ним маленькую каморку. Он сидит там с видом человека, которому не привыкать к тюремной камере. Когда Роланд не сидит за стеллажом, он занимается вопросами питания – расставляя банки с консервами то так, то этак. По его словам, он формирует для каждого свой рацион.
– Я отвечаю за питание, – заявляет он. – Теперь нас больше, и мне предстоит решить, что будет есть каждый из вас и когда.
– Я и сам могу решить, что буду есть и когда, – возражает Коннор.
– Нет, так не пойдет, – говорит Роланд. – Я здесь этим занимался, когда тебя еще не было, и буду заниматься дальше.
Он протягивает Коннору банку рубленой ветчины «Спам». Мальчик смотрит на нее с отвращением.
– Не нравится? – спрашивает Роланд. – Будешь со мной спорить, и этого не получишь.
Коннор пытается решить, стоит ли затевать с Роландом спор. Впрочем, долго размышлять в подобных ситуациях мальчик не привык – слишком уж у него горячая голова. Драка не начинается только потому, что в разговор вовремя вмешивается Хайден. Забрав банку из рук Коннора, он быстро открывает ее и начинает есть руками.
– Кто успел, тот и съел, – говорит он. – Раньше я о существовании «Спама» даже не подозревал, а теперь я его обожаю. Боже, помоги: я превращаюсь в обитателя трейлера, – добавляет он с ухмылкой.
Роланд злобно смотрит на Коннора. Тот не сдается и глаз не отводит. В конце концов он решает сказать то, что обычно говорит в таких ситуациях:
– Клевые носки у тебя, брат.
Роланд, видимо, с шуткой знаком, потому что сразу изучать свои ноги не бросается. Он ждет, пока Коннор отвернется. Однако нежелание выглядеть дурнем в разных носках берет верх, и парень украдкой смотрит вниз. Коннор улыбается: маленькая победа тоже победа.
Хайден – человек-загадка. Коннор даже не может понять, действительно ли ему забавляет то, что с ним происходит, или он притворяется, чтобы смириться с тяжелой и болезненной ситуацией, в которую он попал. Раньше Коннору не нравились чопорные маменькины сынки из богатых семей, но в Хайдене есть что-то такое, что не любить его невозможно.
Коннор присаживается рядом с ним. Мальчик исподтишка оглядывается и, видя, что Роланд удалился за стеллаж, шепотом говорит:
– Хорошая уловка с носками. Ты не против, если я ей тоже буду пользоваться?
– Да ради бога, – пожимает плечами Коннор. Хайден выуживает из банки кусок ветчины и предлагает его Коннору.
Несмотря на то что ему совершенно не хочется есть, Коннор принимает предложенную еду, хоть и думает, что в банке вместо мяса может быть что угодно. Да и Хайден взял ее не потому, что ему так нравится «Спам».
Они едят ветчину вдвоем, передавая банку друг другу, и между ними устанавливается атмосфера взаимопонимания. Поделившись консервами, Хайден недвусмысленно показал, на чьей он стороне.
– Вы хотели ребенка? – спрашивает он. Коннор отвечает не сразу. Поразмыслив, он приходит к выводу, что правда – наилучший фундамент для дружбы, пусть даже и предполагаемой.
– Это не мой ребенок.
Хайден понимающе кивает.
– Это здорово, что ты с ней встречаешься, хоть ребенок и не от тебя.
– Он и не ее тоже.
Хайден улыбается. Он не спрашивает, откуда они взяли малыша: вероятно, версия, придуманная им самим, устраивает его, и он не хочет знать никаких подробностей.
– Не говори Роланду, – предупреждает он. – Он с вами так любезен только потому, что семья – одно из немногих понятий, достойных, по его мнению, уважения.
Коннор смотрит на Хайдена и не может понять, шутит он или говорит всерьез. Наверное, он этого никогда не узнает.
Хайден дожевывает последний кусок ветчины, заглядывает в банку и вздыхает.
– Я превратился в Морлока, – говорит он.
– Я знаю, кто это?
– Люди-лягушки, живущие под землей и не выносящие солнечного света. Обычно их изображают одетыми в дурацкие костюмы из зеленой резины. К сожалению, мы все в них превратились. Только вот костюмов у нас нет.
Коннор окидывает взглядом полки с консервами. Прислушавшись, он различает тихую, как комариный писк, музыку – Роланд слушает плейер, предположительно украденный им наверху, в торговом зале.
– Давно ты знаешь Роланда?
– На три дня дольше, чем тебя, – отвечает Хайден. – На всякий случай предупреждаю – вижу, что ты человек горячий, – Роланд будет вести себя нормально, пока уверен, что он начальник. Если ты не будешь покушаться на эту роль, мы останемся большой, дружной, счастливой семьей.
– А что, если я начну покушаться?
Хайден бросает консервную банку в корзину с мусором, стоящую в паре метров о