– Ладно, – вздохнула Лилу.
Сара
С тринадцати лет на мне лежит груз вины, который не должен взваливать на себя ни один ребенок, ни один подросток. Я несу его за вас, за всех взрослых, что оставались в стороне, отводили взгляды, предпочитали не задавать вопросов и пребывать в неведении. В свой день рождения Эрик попросил меня привести Анжелику в лодочный сарай: там он собирался, как сказал мне, раскрыть ей свои чувства. Я согласилась, довольная, что внесу свой вклад в это любовное признание, которое, как мне казалось, будет ужасно романтичным. Когда Анжелика, пошатываясь, уже пробиралась между корпусами лодок, он велел мне уйти, и я подчинилась. Я бросила ее в том грязном сарае, бросила с ним наедине. У меня и мысли не возникло, что она в опасности. Я даже начала мечтать: если она станет встречаться с Эриком, мне достанется Бенжамен. И мы все четверо будем счастливы во веки вечные… Когда влюбленный в Анжелику Бенжамен обеспокоенно спросил меня, куда она подевалась, во мне взыграла ревность, и я сказала, что она ушла домой. Вот так в тот вечер я разбила сердца им обоим. Я в ответе за то, что произошло с моей лучшей подругой.
На следующий день Анжелика в слезах поведала мне о случившемся, но я не поверила и ответила, что Эрик не мог причинить ей зло, ведь он мне признался, что любит ее. Да что она себе навыдумывала?! Все девочки мечтали встречаться с моим сводным братом. Зачем так драматизировать? Мне хотелось, чтобы она молчала об этом. Я боялась последствий для семьи, для меня самой, если эта история дойдет до ушей Ирис. И я соврала. Я отрицала, что оставила Анжелику одну с Эриком. Обвинила ее во лжи. Всем было удобно принять мою версию, ее и приняли. С этим я живу долгие годы. И ни один психолог на свете не сможет избавить меня от чувства вины за содеянное.
Когда в тот день я открыла дверь и впервые за несколько лет увидела на пороге своего дома Анжелику, а это было после нашей драки в школьном дворе, то сразу подумала, что она явилась расправиться со мной. Дружить с кем-то с детства – это значит видеть, как рождаются его мечты, как эти мечты воплощаются в реальность или рушатся, быть в курсе его самых больших надежд и самых сокровенных страхов, то есть знать человека таким, какой он есть на самом деле, до того, как общество подстроит его под себя, знать его настоящую натуру, не прикрытую завесой условностей и правил, которым подчиняются взрослые. Анжелика стояла на пороге в жутком гневе. Еще чуть-чуть – и ее ярость, которую я почти осознанно пыталась спровоцировать, вырвется наружу. Наконец-то. Я была рада, потому что заслуживала этого. Однако стоило позади меня появиться Эрику, как гнев Анжелики испарился. Буря сменилась штилем так резко, будто кто-то, нажав кнопку на пульте, переключил телевизор на другой канал. Наши взгляды встретились, и она мгновенно поняла, что же мне приходилось скрывать все эти годы.
Слов ее не помню, только лицо. Присутствие Эрика производило на меня гипнотический эффект. Он появлялся – и внутри все гасло, мозг отключался, меня словно сковывало параличом. Я превращалась в предмет мебели. Я сливалась с обоями, полом, матрасом подобно тому, как в природе некоторые существа, когда приближается хищник, принимают цвета окружающей их среды. Все происходило инстинктивно, я ничего не могла с этим поделать. Я как будто покидала свое тело, и меня уносило куда-то далеко.
Они перемолвились несколькими фразами, и дверь за ней закрылась, словно закрылся люк колодца над моей головой.
– Какого черта она тут делала? – с недоверием спросил Эрик. – Я думал, вы терпеть друг друга не можете.
Я пожала плечами.
– Не знаю. Мы подрались в школе, может, она пришла подоставать меня чем-то, но увидела тебя и испугалась.
Он уставился на мой синяк под глазом, который раньше не замечал.
– Это она тебя так?
Я кивнула. Это развеселило Эрика. Он почувствовал облегчение и поднялся наверх, я же схватила сумку для бассейна и ушла, как делала всякий раз, когда оказывалась с ним дома одна.
На следующий день ко мне в комнату постучался Бенжамен. Он всегда был очень вежлив, но я старалась держаться от него подальше. Любовь и восхищение, какие он испытывал к старшему брату, стали непреодолимой преградой между нами.
– Тут что-то странное… – пробормотал он. – Анжелика просила тебе передать.
Он протянул мне листок, вырванный из дневника и сложенный вдвое. Я осторожно его развернула и прочла записку, нацарапанную наскоро в школьном дворе: «Джафар, я застрял».
Фраза из мультфильма про Аладдина, которую мы использовали, чтобы помириться, когда были маленькими. Бенжамен смотрел на меня с тревогой:
– Не знаю, что это значит и стоило ли тебе это отдавать.
Я подняла на него глаза:
– Ты правильно сделал, но не говори об этом никому, пожалуйста!
Бенжамен кивнул, и я захлопнула дверь у него перед носом, потом прислонилась к ней спиной и с трясущимися руками сползла вниз. Я сто раз перечитала записку, на меня нахлынули давно забытые воспоминания: «Клуб Доротеи», танцы под Spice Girls, купание в холодном море и совместные поездки на автобусе.
Что ей было надо? И почему сейчас, когда мы столько лет не разговариваем? Нет ли здесь какого подвоха после всего того, что ей пришлось вытерпеть из-за меня?
Нынешнее время. Лилу
Лилу натянула джинсы, толстовку с капюшоном и направилась, зевая, к машине, где уже сидела Фанни и знаками ее поторапливала. Желая позлить мачеху, Лилу стала еще больше притормаживать, хотя и так двигалась как в замедленной съемке.
– Ты поступаешь абсолютно безответственно, лишая меня завтрака, – сказала она, пристегивая ремень безопасности. – Тебе не говорили, что этот прием пищи самый важный?
Фанни включила зажигание.
– Сделай кое-что для меня. Посмотри, если можешь, какая погода была в день исчезновения Сары, 3 сентября 2001 года.
– Что у вас тут за странная мания следить за погодой? Я имею в виду, что пора бы уже принять реальность: дождь здесь льет постоянно, и в два часа уже темно.
– Только не летом. Летом, представь себе, дни на севере длиннее, чем на юге. И почему ты так говоришь? Я никогда не обсуждаю погоду.
Лилу нахмурилась, будто пытаясь что-то припомнить.
– Когда я беседовала со стариком Рене, он говорил мне, что вроде как они с Сарой ждали солнечной погоды. Не помню точно, но я переслушаю его рассказ, если хочешь, я его записала.
Ошеломленная Фанни повернулась к Лилу, инстинктивно крутанув руль, из-за чего машину слегка занесло.
– Ты и Рене расспрашивала?
– Да, смотри на дорогу! Если я погибну во время стажировки по профориентации в восьмом классе, вся школа будет долго смеяться.
Лилу надела наушники и принялась искать в архиве сайта Французской метеорологической службы, какая температура была 3 сентября 2001 года. Фанни припарковалась перед рыбной лавкой. Они застали ее хозяина, мужчину лет пятидесяти, когда он только открывал свой магазинчик.
– Здравствуйте, месье Рубье, вы помните меня? Я Фанни Куртен, дочь Мари-Клер.
– О, доброе утро! Конечно, помню. Я видел тебя на прошлой неделе на похоронах, но мне не удалось с тобой поговорить, прими мои соболезнования.
– Большое спасибо… Месье Рубье, могу я задать вам несколько вопросов? Моя падчерица пишет работу о сен-мартенской школе 2000-х годов, а вы здесь всех знаете… Она пытается восстановить события 2001 года по старым фотографиям.
– Конечно, проходите внутрь. Хотите кофе?
– С удовольствием.
Они вошли вслед за хозяином в его лавку, и он усадил их в подсобке.
– Пойду сделаю кофе. Вам с сахаром?
– Мне да, – отозвалась Лилу.
– Не рановато ли для твоих лет пить кофе? – нахмурившись, прошептала Фанни.
– А не надо было оставлять меня без завтрака! И потом этот рыбный запах с утра, не знаю, как ты, но я уже подыхаю. Кстати, я думала, что нельзя врать тому, у кого берешь интервью. Что это противоречит журналистской этике… Да еще и прикрываться своей бедненькой несовершеннолетней падчерицей! Тебе не стыдно?
Фанни покраснела.
– Это вынужденная мера. И к журналистике отношения не имеет, я не собираюсь использовать в своей статье информацию, полученную нечестным путем.
– Так или иначе, в следующий раз, когда тебе понадобится прибегнуть к вынужденной нежурналистской мере, советую заранее придумать, что будешь врать, а то у тебя получилось совершенно бессвязно… Ты выглядела, как шестилетняя девочка, которая пытается выведать у матери пароль от айпада.
Тут им пришлось прервать разговор, поскольку вернулся месье Рубье с тремя дымящимися кружками. Перед Лилу он положил ложку и два кусочка сахара.
– Благодарю вас, – произнесла Лилу с милой улыбкой, прикидываясь прилежной школьницей.
Фанни и Лилу разложили перед ним фотографии, которые привезли с собой, и показали на белый пакет с логотипом.
– Это же пакеты из вашего магазина?
– Да, когда-то у нас был такой логотип…
– А не помните, когда приходили девочки? И за чем именно?
– Анжелика, твоя сестра, часто делала покупки для ресторана, особенно в высокий сезон, должно быть, за этим и приходила…
– Не думаю, что это для ресторана. Посмотрите сюда: сумка лежит у нас дома на кухне, не было никакого смысла поднимать ее в квартиру, вы точно больше ничего не помните?
Он нахмурился, снова взял фотографии, стал в них всматриваться, потягивая кофе, и вдруг его лицо просветлело:
– А это же маленькая Жасмин, я сразу не приметил! Ее результаты на олимпиаде по математике были лучшими в нашем департаменте, и она помогала моему сыну подтянуть знания. У этой девочки были просто-таки выдающиеся способности.
– Верно, это действительно она…
– Знаете, я вспомнил, что на самом деле находилось в этих пакетах. Лед. Это совершенно точно 2001 год. В то лето дочь мэра, Сару Леруа, убил ее брат, как тут забыть! Жасмин Бенсалах дважды в неделю приходила заниматься с моим сыном и каждый раз уходила с двумя, а то и тремя большими пакетами, полными льда.