Лилу вытаращила глаза:
– Пакеты со льдом?
– Да, с колотым льдом, который я использую для своего прилавка. Она говорила, что организует вечеринки для друзей. Думаю, лед был нужен для охлаждения пива или для коктейлей. Жасмин даже хотела платить за лед, но я с удовольствием отдавал его просто так, ведь она помогала моему сыну.
Фанни нахмурилась и поставила чашку, которую намеревалась было поднести к губам.
– Два-три полных пакета, не многовато ли льда для нескольких бутылок пива, как вы думаете, месье Рубье?
Он пожал плечами:
– Не знаю. Надо признаться, вопросов я не задавал, девочка была очень мила, умна и хорошо воспитана… А почему вы обо всем этом спрашиваете? Как это связано с лицеем Виктора Гюго двухтысячных годов?
Фанни и Лилу поспешили сменить тему, горячо поблагодарили за кофе и ретировались. В машине Лилу снова внимательно посмотрела на снимок Сары на берегу у мыса Гри-Не и повернулась к Фанни:
– Можешь поделиться своими соображениями, ФК? Ничего не понимаю. Что еще за история с пакетами льда?
– Я ничего не знаю про эти пакеты со льдом, но, откровенно говоря, они не дают мне покоя.
– Не хочу нагнетать обстановку, но коктейли со льдом, который воняет рыбой, никто не делает. Я вижу этому единственное разумное объяснение: Жасмин запасала лед, чтобы держать в нем труп. А какой она была, эта Жасмин?
Фанни задумалась на несколько секунд:
– Она держалась так скромно, что трудно ее как-нибудь охарактеризовать. Вот Морганы всегда было много, она громко говорила, высказывала свое мнение, на ее фоне Жасмин терялась. Но она была дочерью домработницы семьи Леруа, так что вполне могла знать Сару.
– Ну конечно! А если у ее матери были ключи от дома Леруа, Жасмин определенно могла подбросить куртку Сары в сумку Эрика Шевалье. Жасмин убила Сару, расчленила ее и хранила во льду, а потом потихоньку, когда никто не видел, частями избавлялась от тела! Если это так, то она прятала его в больших морозильных камерах ресторана Анжелики, а может, оно до сих пор там! Молодец, ФК, ты раскрыла тайну Сары Леруа. Вот только если мы найдем в вашей морозилке останки Сары через двадцать лет после ее смерти, трудно будет доказать непричастность твоей сестры к преступлению.
Фанни в ужасе повернулась к Лилу.
– Это, по-твоему, нормально – такое насочинять?! Тебе точно пора завязывать с фильмами ужасов!
Лилу расхохоталась.
– Ладно, возможно, я переборщила, но как иначе объяснить этот лед? Какая у тебя версия? Или виновна четвертая Разочарованная, а остальные покрывают ее из солидарности?
– Пока у меня нет объяснения этому льду, но у моей версии нет ничего общего с твоими зловещими фантазиями.
Фанни завела двигатель. Какое-то время Лилу смотрела на сосредоточенную мачеху. Сегодня Фанни была в джинсах и шерстяной кофте, волосы наскоро убраны в хвост – похоже, собиралась второпях, ей не терпелось продолжить расследование. Лилу пыталась вспомнить, когда в последний раз видела ее без макияжа и тщательной укладки.
– Почему тебе так важно защитить Анжелику? – спросила Лилу. – Вот уже много лет вы друг с другом не разговариваете, ты считаешь ее виновной в ужасном преступлении и не хочешь иметь ничего общего с ней.
Не отрывая взгляда от дороги, Фанни пожала плечами.
– В детстве она совсем не была похожа на себя нынешнюю. Я часто думаю, что если… Если бы я не уехала учиться в Париж, ее жизнь не пошла бы наперекосяк.
– В чем же она пошла наперекосяк? Конечно, при условии, что Анжелика не убивала свою лучшую подругу и не превращала ее в замороженные брикеты, а это, надеюсь, нам удастся доказать. Выглядит она вполне счастливой: обожает свою дочь, дочь обожает ее, что было видно на похоронах, у нее есть ресторан, нормальная жизнь… Или ее жизнь пошла наперекосяк, потому что она не стала такой, как ты?
– Могла бы устроиться гораздо лучше. Кстати, она всегда клялась, что не взвалит на себя ресторан, не загонит себя в угол, как наша мать, ужасными долгами, растущими с каждым годом. Мечтала о кругосветном путешествии, а сегодня вот где оказалась…
– Что значит «гораздо лучше»? Это ее выбор, не тебе судить и не тебе решать, что ей делать с собственной жизнью.
– Хорошо, сейчас она взрослая, но я все думаю о том, что случилось с ней давным-давно, в первые годы моей учебы в Париже, когда она была еще маленькой, а меня не оказалось в нужный момент рядом. Не только разрыв с Сарой, было кое-что еще, что изменило ее, сломало. А я не защитила, не нашла нужных слов.
– Твоя проблема, ФК, в том, что ты никак не хочешь понять: нельзя все контролировать, тебя же не назначили управлять вселенной, ты не можешь отвечать за всех людей и за те глупости, которые они могут вытворить.
– Но ведь я была ее старшей сестрой…
Тут Лилу прикинула, на что она сама пошла бы ради Оскара, ради того, чтобы сбылись его мечты, чтобы никто его не обидел. Теперь она лучше понимала Фанни, и ее вдруг осенило:
– Так вот почему ты меня постоянно донимаешь?
– В смысле?
– Ты вечно следишь, чтобы я все делала правильно: прилично одевалась, хорошо училась, заставляешь меня пойти к гинекологу. Ты боишься, что я стану, как Анжелика.
Фанни улыбнулась.
– Ты во многом на нее похожа, и я действительно не хочу, чтобы ты скатилась по наклонной плоскости, ты достойна большего.
Лилу кивнула, как-то странно разволновавшись.
– Прости, что прозвала тебя ФК, – с чувством произнесла она, – я ведь не понимала. Отныне я буду называть тебя Фанни.
– Не такое уж плохое прозвище, я привыкла. К тому же ты говорила, что это мои инициалы.
Лилу не сразу решилась продолжить:
– Судя по всему, ты не до конца прочитала мой дневник. Это не совсем инициалы.
– А что тогда, если не мои инициалы? – настороженно спросила Фанни.
– Ну, в общем… Мы читали в школе роман Эрве Базена «Змея в кулаке».
– Я тоже читала, но давно, и какая связь?
– Да ладно, забей, неважно.
– Нет уж, теперь я хочу знать!
Лилу прокашлялась.
– Хорошо, только не делай из этого трагедию, окей? Это всего лишь шутка… В книге мальчик называет свою мать, вероятно, худшую мать на свете, которая бьет его и постоянно унижает, «Факаба». В этом прозвище соединены слова «фашистка» и «кабаниха» – намек на свинью, пожирающую собственных поросят. Вот какой смысл я вкладывала в инициалы ФК.
Воцарилась тишина, и Лилу беспокойно взглянула на Фанни:
– Это довольно грубо… Но ведь чистосердечное признание смягчает наказание?
Фанни сидела с непроницаемым лицом и не отрывала взгляда от дороги. Не зная, куда себя деть, Лилу в сотый раз разглядывала фотокарточку Сары, чтобы справиться с волнением.
– Все-таки я не понимаю, почему ты передумала насчет расследования, когда увидела это фото, где Сара Леруа стоит в вечерних сумерках, вся обмазанная солнцезащитным кремом. Я рассматривала его часами, даже отыскала место, где это было снято, но ничего интересного не нашла.
Немного помедлив, Фанни ответила таким невозмутимым тоном, словно и не было этого признания Лилу в том, что она вот уже много лет постоянно оскорбляла мачеху:
– Это не солнцезащитный крем, а жир, и не вечерние сумерки, а рассвет. Так тебе удалось найти метеосводку?
Нынешнее время. Жасмин
Жасмин завороженно смотрела на монитор, на котором было видно, как шевелится ее малыш.
– Смотрите, вот его ножка.
Она сощурилась, пытаясь разглядеть в черно-белой двигающейся картинке то, на что указывал врач.
– Ой, да! Вижу! – обрадовалась она, хлопая в ладоши, как маленькая девочка.
Эта смазанная, еле различимая ножка – само совершенство. Разве математика, способная объяснить все на свете, может объяснить это? Задай ей раньше кто-нибудь такой вопрос, Жасмин ответила бы, что да, разумеется, сказала бы это спокойным и уверенным тоном, каким она разговаривала с инвесторами своего стартапа, сотрудниками и вообще со всеми собеседниками, связанными с ней по работе. Она объяснила бы это биологией, законами размножения, выживания видов. Научно и рационально, ведь математика видна во всем. Музыка, цветы, морские приливы и отливы, то, как разбивается стекло или падают песчинки в песочных часах, – все подчинено законам математики. Но надо признать, это бьющееся на мониторе сердечко – нечто волшебное.
– Какой активный малыш! Теперь спиной к нам повернулся, – прокомментировал гинеколог, водя зондом по все еще плоскому животу.
Жасмин почувствовала, как ее спина расслабилась.
– А какова вероятность выкидыша на этой стадии?
– Принято считать, что начиная с двенадцати недель можно уверенно говорить о беременности, а вы уже на пятнадцатой.
– Ладно, а какой процент женщин, достигших моего срока беременности, успешно вынашивает ребенка?
Врач улыбнулся.
– Все нормально, Жасмин, у вас наконец-то все получилось, ЭКО удалось.
– Да, но статистически, каков…
– Точными цифрами я не владею, – перебил ее, смеясь, гинеколог. – А если бы владел, вы спросили бы, откуда у меня данные, насколько репрезентативна выборка, учитывается ли корреляция по странам и так далее. Ваш малыш абсолютно здоров, период риска позади. А теперь желаете ли вы узнать пол ребенка?
Вернувшись в машину, Жасмин еще раз внимательно изучила результаты УЗИ. Это была ее третья попытка экстракорпорального оплодотворения, две другие завершились выкидышами. Стоило сохранять хладнокровие и не радоваться слишком рано, однако у нее не получалось сдержать глупую улыбку. Одну руку она положила на живот, другой держала вынутую из синего конверта эхограмму. Потом набрала телефонный номер матери, и та мгновенно взяла трубку.
– Ну что? – в возбуждении спросила София Бенсалах.
– Я только вышла из больницы. Все хорошо.
– Правда? Все действительно получилось?
– Кажется, да, получилось.
– Отлично! Надо рассказать родственникам и соседям. А как мне объяснить?
Жасмин рассмеялась.