Она закрыла глаза, и мне подумалось, что она гонит от себя всплывающие воспоминания о том лодочном сарае. Как же долго она пыталась их похоронить, как долго приходила в себя! И все же она произнесла:
– Продолжай.
– Потом он уехал. В семье о случившемся не говорили, и я убедила себя, что это было недоразумение. Как-то так. Конечно, я подумала о тебе и решила, что у тебя, должно быть, тоже с Эриком вышло какое-то недопонимание. Я никому не сказала. Иногда задавалась вопросом, уж не сон ли все это, а по ночам внезапно просыпалась в ужасе, в холодном поту. Когда он вернулся на летние каникулы, это повторилось, и не единожды. Несколько раз я пыталась ему говорить, что не хочу, но он не слушал.
Анжелика так сильно сжимала кулаки, что, когда взглянула на ладони, увидела на них красные следы от впившихся ногтей.
– Медсестра сразу поняла, что я беременна. По-хорошему мне стоило соврать, когда она спросила, нет ли у меня задержки месячных, но я не понимала, к чему этот вопрос. Простота хуже воровства – так обо мне говорит Ирис.
– К черту Ирис, – бросила Анжелика, – всегда терпеть не могла эту стерву.
– Медсестра дала мне тест, а я, глупая, возьми да и сделай его тут же. Он оказался положительным. Меня охватила такая паника, что я сообщила ей о результате. После этого бежать было некуда. Она порывалась мне рассказать о моих перспективах, настаивала, чтобы я поговорила с кем-нибудь об этом. И тогда я подумала… о тебе, но у тебя были новые подруги, да и после всего, что произошло, я не решилась. Думаю, потому я и стала тебя задевать, хотела привлечь твое внимание. На следующий день я сказала медсестре, что поговорила с мачехой, и она займется всем необходимым. Мне казалось, так я решу проблему. Разумеется, это была ложь, я ничего не сказала Ирис. Вот только медсестра, постоянная клиентка салона красоты Ирис, позвонила ей и порекомендовала гинеколога, чтобы уладить мою «маленькую неприятность».
Я снова взяла из рук Анжелики сигарету и, закрыв глаза, медленно затянулась.
– Ирис наорала на меня, дескать, я безответственная маленькая дура, позор семьи, хочу разрушить карьеру отца, будущее братьев, что я для них обуза… Короче, избавлю тебя от подробностей. Все было так несправедливо, и я закричала ей в ответ, что это Эрик, он меня принудил, что ни с кем, кроме него, я не спала, а она…
Я осеклась на полуслове, будто до сих пор пребывала в шоке от воспоминаний.
– И что она?
– Взбесилась. Никогда не видела ее такой. Ирис стала меня бить. И не ограничилась пощечиной, она лупила меня со всей силы, а когда я упала на пол, стала дубасить кулаками и пинать. Она называла меня потаскухой, вруньей, вопила, что я такая же, как ты или та шлюха, которая оговорила ее любимого сына, из-за чего его выгнали с подготовительных курсов, и что она больше не желает слышать о подобных ужасных вещах.
Анжелика в волнении сжала мою руку:
– А твой отец? Ты не могла обратиться к нему за помощью?
Я помнила его реакцию на мою попытку поговорить об Ирис, поэтому обсуждать с ним Эрика никогда не рискнула бы. Однажды вечером после истории с лодочным сараем Бенжамен за ужином упомянул об Анжелике. Тогда он верил брату и считал, что произошло какое-то недоразумение. Он понимал, что это серьезная проблема, которую должны решать взрослые, а не просто тема для школьных пересудов, но еще не знал, что подавляющее большинство взрослых слишком трусливы и не рискуют ввязываться в подобные дела. После вечеринки Анжелика перестала ходить в школу, и Бенжамен беспокоился о ней. Он хотел попросить отца с Ирис сходить к ее матери и все уладить, чтобы мы могли помириться. Но мой отец перебил его холодным тоном: «Прекрати, хватит об этом! Сексуальную жизнь твоего брата мы обсуждать не будем, это слишком личная тема. Марш в свою комнату!» Потом отец положил себе добавки и похвалил телячье рагу Ирис. На следующей неделе об этом разговоре он уже не помнил, как и о существовании Анжелики.
– Отец не хочет ничего знать. У Эрика на подготовительных курсах вышел неприятный случай с одной девушкой. Поэтому его и выгнали. Они с Ирис съездили за ним, а когда вернулись, отец похлопал Эрика по плечу и сказал: «Не бери в голову, сынок, такое случается, ничего страшного».
– Да, но ведь ты его дочь, это не одно и то же.
Я пожала плечами.
– Эрик для него как сын, Ирис запудрит ему мозги – и мне он не поверит. Меня станут обвинять в том, что я создаю проблемы и разрушаю семью. И потом мы с отцом никогда друг с другом ничем не делились, я не найду слов поговорить с ним о случившемся.
Анжелика кивнула.
– Понимаю. А что было после того, как Ирис слетела с катушек?
– На следующий день она вошла ко мне в комнату совершенно спокойная, почти ласковая. Извинилась – мол, переусердствовала. И отвела меня к врачу, которому сказали, что я упала с лестницы. Я была вся в синяках, но обошлось без переломов. А после она отвезла меня в Лилль на аборт. От ее невозмутимого спокойствия бросало в дрожь.
– А ты? Ты-то хотела сделать аборт?
– Да, я никогда не смогла бы оставить ребенка от этого гада. Представляешь, каково было бы растить его? Ни за что! Но моего мнения, естественно, Ирис не спрашивала, якобы это не мне решать. Когда мы вышли из больницы, она взяла с меня слово молчать – что было, то прошло. Не надо выносить сор из избы. Если я где-нибудь об этом расскажу, то разрушу семью, а семья – это самое главное. Я ответила, что семью разрушает ее сын, я от него ничего не хотела. Тут она влепила мне пощечину.
Передо мной снова возник презрительный взгляд Ирис, которым она наградила меня в тот день, с содроганием я вспомнила, как она извратила события: оказывается, я сама соблазняла мальчиков, а теперь почему-то удивляюсь последствиям. Да и кому больше поверили бы: страшненькой девчонке с посредственной успеваемостью или ее прекрасному сыну – блестящему ученику и всеобщему любимцу? Какие доводы я могла привести в свое оправдание?
Она нисколько не сомневалась в себе, была полностью уверена, что Эрику ничего не грозит, и от этого становилось жутко. Я вспомнила, как она убеждала меня после той истории в лодочном сарае, что у Анжелики не все дома, что она была вне себя от ревности, хотела нас перессорить, соблазнить Бенжамена, потом Эрика. И я поверила. Я, лучшая подруга Анжелики, проглотила все это за милую душу. Кто бы мне поверил?
– Так бы и убила ее, – пробормотала Анжелика.
– Как ни странно, после аборта мне, можно сказать, полегчало. Я думала, что Эрик больше не посмеет приближаться ко мне, что Ирис все-таки устроит ему взбучку хотя бы во избежание какой-нибудь трагедии, но он стал приходить снова, как ни в чем не бывало.
– И ты никогда не пыталась… отбиваться?
– Когда я сопротивляюсь, бывает только хуже. Каждый раз мне хочется, чтобы все закончилось как можно быстрее, поэтому я просто жду, думая о чем-нибудь другом.
– А Бенжамен? – спросила Анжелика. – Бенжамен знает?
Я покачала головой:
– Нет, и не хочу, чтобы узнал. Он уже потерял тебя, ему и так плохо, а это, думаю, его вообще убьет.
– Что ты будешь делать?
Я непонимающе посмотрела на нее:
– А что, по-твоему, я могу сделать?
– Не собираешься же ты и дальше все это терпеть!
– Полагаешь, я об этом не думала? Сегодня, чтобы встретиться с тобой, я убежала из бассейна на час раньше. Ирис контролирует каждый мой шаг, всегда знает, где я нахожусь. Если я кому-нибудь пожалуюсь, меня уничтожит Ирис или убьет Эрик – уж не знаю, кто из них окажется быстрее. А если сбегу, то со связями моего отца в полиции меня тотчас отыщут, и мне не поздоровится.
– Мы недалеко от Бельгии… Они будут искать тебя за границей?
– В Бельгии будут. Иногда я мечтаю уехать в Японию или в Австралию. Так далеко, чтобы они никогда меня не нашли. Но это невозможно, я несовершеннолетняя – в самолет незаметно не сядешь, да и некуда мне лететь, к тому же нет денег… Словом, я жду совершеннолетия, тогда найду работу и уеду отсюда в Лилль или Париж. Нужно только продержаться.
– Еще почти три года! Как ты сможешь столько времени это выносить? – проговорила Анжелика.
– У меня нет выбора.
Анжелика смотрела на погружающийся в темноту горизонт, туда, где в хорошую погоду сквозь дымку виднеются белые скалы Дувра. Она кивнула, раздавила окурок в цветочном горшке и спокойно сказала:
– Выбор есть всегда. Мы тебя вытащим.
Нынешнее время. Лилу
Фанни припарковала машину у городского бассейна Бувиля. За всю дорогу она не произнесла ни слова, и Лилу уже жалела, что рассказала про Факабу.
– Я нашла дневник погоды, – сказала Лилу. – Не так-то просто было раскопать ссылку на архив «Метео-Франс», теперь ты можешь скачать данные.
– Просто скажи мне, что 3 сентября 2001 года было солнечно!
Лилу удивленно повернулась к мачехе: та продолжала сидеть, вцепившись в руль, хотя зажигание уже выключила, будто это был вопрос невероятной важности.
– Небо чистое, ветер слабый, очень солнечно, 21 градус, – зачитала Лилу.
– Я знала! – победно воскликнула Фанни, а Лилу подозрительно на нее посмотрела: и что им всем далась эта погода? Фанни решительным шагом направилась ко входу в бассейн, Лилу – за ней. Внутри запах хлорки и жаркий воздух сильно контрастировали с прохладой рыбной лавки.
– Здравствуйте! Я звонила сегодня утром, у меня назначена встреча с господином Русселем.
– Да, его кабинет на втором этаже, – сказала администратор.
Лилу поднялась по лестнице вслед за Фанни и проворчала:
– Можешь объяснить, что мы тут делаем?
– Неужели ты думаешь, благовоспитанная моя, что Факаба поделилась бы такой информацией со своей падчерицей?
Лилу закатила глаза.
– Ты все еще не отошла? Это же просто шутка, твой психолог не рекомендует тебе поработать над зацикленностью на себе?
Не ответив, Фанни постучала по открытой двери кабинета с табличкой «Адам Руссель».
– Месье Руссель? Я звонила вам сегодня утром.