– Пришло сообщение от Анжелики!
– Что пишет? – спросила Лилу.
– Говорит, что если у меня есть вопросы обо всей этой истории, то лучше задать их ей напрямую, а не писать в своих статьях невесть что… Хочет, чтобы мы к ней заехали.
Сара
Моргана и Жасмин согласились мне помочь. Вряд ли из солидарности, скорее, потому что понимали: Анжелика не отступится. Казалось, эту операцию по спасению она считала своего рода местью Эрику за то, что он заставил нас обеих пережить. Как будто достаточно вытащить меня из этого каждодневного ада – и окупится все: изнасилование в лодочном сарае, наша разбитая дружба, моя изуродованная юность, потеря Бенжамена. Я быстро поняла, что Анжелика никогда не переставала любить Бенжамена. Она регулярно спрашивала меня о нем, как бы невзначай, чтобы я ни о чем не догадалась. Я всегда ей отвечала. Однако мне становилось грустно от ее расспросов. Никаких чувств к Бенжамену у меня больше не осталось, но я искренне не могла понять, как после всего произошедшего возможен роман между Анжеликой и младшим братом Эрика.
С Жасмин я уже была знакома. Время от времени я общалась с ней на кухне, когда она ждала, пока София, ее мать, закончит работу. Это была тихая, скромная и умненькая девочка. Мы учились в одном классе, поэтому иногда она помогала мне с заданиями по математике, решить которые у меня не получалось. Когда объясняли другие, они давали мне понять, что я тупая. Она же растолковывала все спокойно и доходчиво, а если видела, что я не разобралась, искала способ, как объяснить то же самое иначе.
Мои отношения с Морганой были сложнее. Я всегда ее немного презирала, хотя не знала лично. Я считала, что в пятнадцатилетнем возрасте самое главное – быть красивой и нравиться как можно большему количеству мальчиков. С подачи Ирис внешность и фигура – мои или окружающих – стали моей навязчивой идеей. Когда я приглашала домой подруг, мачеха всегда обсуждала их красоту, словно мы были на идиотском конкурсе «Мисс Франция»: «Шарлотта миленькая, но неухоженная, у Мелиссы ноги, как палки, Карин плоскогрудая, у Мари тяжелый зад – будет некрасиво стареть, Лоре не помешало бы вывести прыщи». То же самое она проделывала и с теми, кого называла своими подругами. Только они за порог – начинала комментировать, если было кому слушать: «Ты не находишь, что она потолстела? Или постарела? Как могло прийти в голову надеть подобное платье с такими дряблыми руками…» Она словно оценивала скотину на сельскохозяйственной выставке. Ирис никогда не спрашивала, чем мои подруги интересуются, какую профессию хотят выбрать или как учатся в школе. Значение имела только их внешность. Быть самой красивой – высшее достижение женщины, по этим соображениям она поощряла мою дружбу с Жюли Дюроше. Стройная Жюли с правильными чертами лица и ладной фигурой выглядела фарфоровой куколкой. Должна признать, Жюли была славной, мы хорошо понимали друг друга, несмотря на то, что она не любила плавать и однажды попыталась меня поцеловать в заброшенном туалете, заманив туда под предлогом рассказать что-то важное. Но сама же сбежала, когда услышала шум. Узнай Ирис, что Жюли нравятся девочки, она бы не так радушно ее привечала, но я держала это в тайне. Жюли была моей подругой. Моргана же по шкале оценки девочек, которую мне вдолбила Ирис, – а тогда я не понимала, как сильно она влияет на мои приоритеты, – располагалась в самом низу. Она не была красавицей, одевалась черт-те как, не укладывала волосы и никогда не красилась – поэтому я не испытывала к ней ни малейшего уважения. Конечно, она всегда была лучшей ученицей в классе, знала больше учителей: постоянно их поправляла, что неизменно вызывало раздражение. Однако нравиться она не стремилась. Никогда не притворялась, что находит шутку смешной, дабы угодить мальчику, не старалась скрыть свой интеллект и слиться с общей массой учеников. Мне, у которой не было ни красоты, ни мозгов, как любила повторять Ирис, потребовалось время, чтобы начать восхищаться ее свободой и живым умом. Моргане я, если быть честной, никогда не нравилась. В открытую она этого не демонстрировала, но я воплощала в себе все, против чего она боролась, придумав Разочарованных. Я даже знаю от Жасмин, что, когда они решали голосованием, стоит ли мне помогать, Моргана голосовала против. Она не доверяла мне, говорила, что у них от меня будут только проблемы, и оказалась недалека от истины. Однако мнение большинства она приняла без возражений. Именно Моргана, способная даже эскимосам продать мороженое, смогла убедить месье Фолле, что хочет заниматься со мной по вечерам в качестве добровольной помощи. Месье Фолле согласился позвонить моим родителям и объяснить, что мне пойдет на пользу, если я приму предложение Морганы, что он предоставит в наше распоряжение комнату и я буду возвращаться домой около восьми вечера. Ирис не осмелилась отказать – и эти занятия превратились в драгоценные часы тренировок.
Моргана прочла несметное множество англоязычных статей на компьютере в городской библиотеке, в которой был безлимитный доступ к Интернету. Она несколько раз звонила и подолгу разговаривала с Channel Swimming Association, английской ассоциацией, созданной в 1927 году и помогающей пловцам пересечь Ла-Манш. Однажды вечером, когда моя тренировка только началась, она вошла в гостиную Анжелики, где мы встречались, и безапелляционно заявила:
– Мне очень жаль, я изучила вопрос, но наш план – это безумие, он неосуществим.
– Неосуществим? – спросила Анжелика. – Но почему?
– Пловца обязательно должен сопровождать катер, который поможет ему не сбиться с курса и защитит от грузовых и пассажирских судов. Ей не удастся в одиночку ориентироваться в пути.
Анжелика пожала плечами, будто Моргана и не сообщила ничего важного:
– Сара – превосходная пловчиха, ее тренер даже хочет, чтобы она участвовала в соревнованиях.
Моргана закатила глаза.
– У всех пловцов, сделавших попытку пересечь Ла-Манш, была лодка сопровождения! Течения, медузы, контейнеровозы, переохлаждение – этот заплыв называют «Эверестом плавания», на него нельзя пойти вот так, с бухты-барахты.
– Вовсе не с бухты-барахты, – парировала Анжелика, – Сара плавает уже несколько лет, и у нее есть еще несколько месяцев на подготовку!
– Послушайте, хватит мечтать, это все нереально! Ей просто надо перекрасить волосы и пройти на паром по моим документам!
– В случае побега первым делом проверят списки пассажиров. Мы учимся в одной школе, сразу найдут связь!
Моргана покачала головой, она негодовала, была убедительна, но ничто не могло поколебать настрой Анжелики, которая безгранично верила в мои способности.
– Это безумство, она не доплывет, утонет, а нас привлекут за подстрекательство!
До сих пор, как это ни странно, я единственная не высказывалась о плане Анжелики. С самого начала Анжелика и Жасмин были полностью убеждены в его успехе, Моргана сомневалась. Я же не говорила ничего. Наблюдала, как они прилагают все усилия, чтобы спасти меня, а сама не очень понимала, можно ли меня спасти. И насколько энтузиазм Анжелики ободрял, как горячий шоколад зимой, настолько слова Морганы «она не доплывет», произнесенные категорично, так, будто меня не было рядом, возымели отрезвляющий эффект. Всю жизнь я считалась никчемной. Море и бассейн – только в них я не была никому обузой. Плавание – мой талант. Нелепый и бесполезный, как считала Ирис, но все же мой. Единственное, в чем я была лучше среднестатистического человека. Услышав, как Моргана, которая ничего не смыслила в плавании, заявила, вторя всем другим, что мне ни за что не добиться успеха, я вскипела и резко ее перебила:
– Решать не вам, а мне. Я сделаю это – с вами или без вас.
Повисло гробовое молчание: все были ошарашены тем, что я наконец высказалась, словно я не была главным действующим лицом в этой истории. Анжелика улыбнулась и обняла меня за плечи.
– Разумеется, у тебя все получится, ты всегда была лучшей пловчихой из всех, кого мы знаем.
– Ты погибнешь, – возразила Моргана, – это самоубийство.
– Здесь мне все равно жизни нет. Лучше умереть в открытом море, чем ждать, пока они меня прикончат.
И вновь воцарилась тишина. Моргана отложила свои записи, сделанные во время телефонного разговора с Channel Swimming Association, и долго смотрела на меня, потом развернулась к Анжелике и сказала:
– Тебе не стоило вбивать ей в голову эту идею. Мы все будем в ответе, если с ней что-то случится.
– Ничего плохого не произойдет, – возразила Анжелика, – все у нее получится.
Моргана в отчаянии покачала головой.
– Повторяю, я против. Единственная причина, по которой я соглашаюсь участвовать во всем этом безумии, состоит в том, что без меня Сара окажется в еще большей опасности.
Такое заявление могло показаться претенциозным, но это был объективный факт, ложной скромностью Моргана не страдала. После этого разговора она со страстью океанографа взялась изучать течения, расписание приливов и отливов, чтобы наилучшим образом подготовить мой будущий заплыв. Моей задачей было каждую свободную секунду посвящать тренировкам. А перед Анжеликой и Жасмин стояла цель собрать как можно больше денег, чтобы я могла начать новую жизнь в Англии.
Анжелика устроилась в морской клуб. Зимой там работал только старик Рене. По большому счету в мертвый сезон подручные ему не требовались, но он согласился платить Анжелике вчерную за помощь по выходным, потому что об этом попросила его я. Он любил меня, как свою дочь, которую потерял, и никогда ни в чем мне не отказывал. Анжелика выдавала напрокат гидрокостюмы и доски для виндсерфинга редким смельчакам, которых не страшила зима, поддерживала в порядке катамараны и записывала желающих на уроки парусного спорта, что возобновятся весной. Жасмин со своими высокими результатами на математической олимпиаде стала давать уроки везде, где только могла. Все заработанные деньги складывались в большой крафтовый конверт, хранящийся у Морганы под матрасом. Я же плавала часами напролет. В бассейне и в море, даже в декабре, когда температура воды опускалась ниже плюс десяти. И всегда кто-нибудь из них троих ждал меня на берегу, на ледяном ветру с секундомером в одной руке и полотенцем в другой, не позволяя мне переохладиться. А Жасмин, словно заботливая мать, даже приносила термос с горячим шоколадом, чтобы я могла восстановить силы после такой нагрузки.