Они договорились встретиться на Пурпурном пляже недалеко от бассейна Санта-Моники, где Сара каждое утро по субботам давала уроки плавания. Они должны были вместе пообедать. Мэттью ждал ее рядом с их любимым кафе, спасаясь от полуденной жары в тени пальм, куда долетал легкий бриз с океана. Он напрасно ждал, когда же появится она: с влажными волосами и округлившимся животиком, который выгодно подчеркивало платье для будущих мам. Забеременев, она стала такой умиротворенной, какой не была никогда. Но Сара не пришла, не позвонила. Зато позвонили из полиции: его жена отвлеклась на телефон, проехала на красный свет и врезалась в другую машину. Ее госпитализировали в критическом состоянии. Водитель второй машины не пострадал.
Медсестра в сотый раз ответила Мэттью, что пока не владеет никакой информацией, и он решил перевести сообщение, из-за которого может потерять ребенка и жену.
А. – 10:45
Вчера к Рене приходила полиция.
Думаю, они возобновили расследование.
Позвони, как сможешь.
Пытаясь разобраться, он прочел перевод заново. Кто такой А.? Кто пишет его жене на французском? Среди друзей Сары не было французов. Казалось, она избегала любых контактов с выходцами из этой страны, как в тот раз, когда молодая пара из Франции, решившая обосноваться в Санта-Монике, попросила ее показать город, а она выискала предлог, чтобы отказаться.
– Господин Форд?
Он подскочил. Медсестра мило ему улыбнулась:
– Час назад у вас родилась дочка путем кесарева сечения, с ней все хорошо, сейчас она в кувезе. Хотите на нее взглянуть?
Мэттью смотрел на нее непонимающе. Сара должна была родить лишь в следующем месяце. Пятью неделями раньше, это ненормально.
– А моя жена?
– Ваша жена потеряла много крови, господин Форд, ее состояние стабильно, но она еще не пришла в сознание.
– Что это значит?
– Это значит, что она в коме. Сожалею, но больше ничего не могу вам сказать, другой информации у меня нет. Ну что, идем смотреть на малышку?
Мэттью, словно во сне, пошел за ней в маленькую комнатку, где в каком-то прозрачном резервуаре спокойно спал крохотный ребенок. Его дочка. На ней был фиолетовый чепчик и огромная, не по размеру, распашонка. Он вспомнил, как Сара, которая ненавидела фиолетовый, заботливо выбирала первый наряд для будущего ребенка. Увидев, что малышка одета в чужое, его глаза наполнились слезами. Он просунул руку в отверстие, предусмотренное для этого сбоку кувеза, и дотронулся до малюсенькой головки.
– Все хорошо. Мама скоро придет, – прошептал он. – Не волнуйся.
– Господин Форд, – обратилась к Мэттью заполняющая бумаги медсестра, – не могли бы вы написать имя, которое выбрали для дочки?
Он поднял голову, немного растерявшись: его охватило радостное волнение и вместе с тем тревога. Это был один из самых ответственных моментов в его жизни.
Мэттью взял шариковую ручку, которую протянула ему женщина в халате. И дрожащими пальцами вывел имя – его предложила Сара, когда узнала, что будет девочка. Несмотря на странное написание, какое американцам никогда не понять, Мэттью согласился с этим именем, оно показалось ему красивым, и он почувствовал, что оно имеет для жены какое-то особое значение.
Нынешнее время. Фанни
– Не стоит ли пойти к Анжелике и рассказать ей хорошую новость?! – воскликнула Лилу, довольная своим открытием.
Фанни заглушила двигатель, повернулась к ней и неожиданно ласково улыбнулась:
– Нет.
Лилу непонимающе уставилась на нее.
– В смысле нет? Представляешь, как Анжелика будет счастлива узнать, что Сара жива! Нельзя такое скрывать от нее!
– Нет. Это плохая идея.
Лилу собралась было резко ответить, но что-то в выражении лица Фанни ее остановило, и она прошептала:
– Ты знала?
Фанни долго смотрела на Лилу, не решаясь поделиться с ней чужой тайной. Но ведь это Лилу не бросила дело Сары и довела расследование до конца, ни разу не опустив рук. Не могла Фанни скрыть от нее финал истории.
– Не знаю, что там с моим паспортом, возможно, твоя версия верна, но подозреваю, что Сара добралась до Англии.
– Поясни.
– Вчера, когда Анжелика сказала, что Сара погибла, я засомневалась. Мне показалось, что она лжет.
– Вот как? Почему ты так подумала?
– Это же моя младшая сестра… Все детство она врала матери без зазрения совести, и я вижу, когда она говорит неправду, как бы талантлива она в этом ни была. Человека, с которым вместе вырос, знаешь досконально – поймешь это, когда повзрослеешь.
– Так это только твои догадки?
– Не совсем, помнишь те цифры на обороте фотографии с Сарой?
– Да, «13–28». Мы так пока и не нашли им объяснения.
– Это время: тринадцать часов и двадцать восемь минут – столько потребовалось Саре, чтобы переплыть Ла-Манш. Цифры на снимке написала именно Анжелика, я знаю ее почерк. И только один человек мог сообщить ей эту информацию – сама Сара.
На какое-то мгновение Лилу задумалась.
– Допустим… А как ты думаешь, Моргана и Жасмин тоже об этом знают?
– Возможно. В любом случае это их тайна, их решение, и не нам предавать огласке правду.
– А как же Эрик Шевалье? Пусть даже он самый последний выродок, тебя не смущает, что он находится в тюрьме за убийство, которого не совершал?
Фанни стиснула зубы, в ее карих глазах блеснула ярость.
– Эрик отсидел двадцать лет – срок, который он получил бы за то зло, что причинил девочкам. И лично я согласна с Жасмин.
– Из этого я делаю вывод, что сенсационную статью ты писать не собираешься?
– Вряд ли.
– И повышения не получишь?
– Честно говоря, судя по последнему письму Катрин, меня ждет скорее понижение, а то и вовсе увольнение.
– Вот черт!
– Такова жизнь, – философски ответила Фанни и снова включила зажигание, – а в жизни надо уметь делать выбор.
Лилу засмеялась, и Фанни вскинула брови.
– Тебе весело от того, что я пускаю под откос свою карьеру?
– Нет, я горжусь тобой. Знаешь, а ведь учитывая, что мы сохраним эту тайну и защитим Сару, мы тоже немножко Разочарованные.
Фанни бросила последний взгляд на темно-синее море, удаляющееся в зеркале заднего вида.
– И правда, можно сказать, что теперь мы стали частью Разочарованных. Что ж, поехали домой.
Нынешнее время. Сара
Я открыла глаза. Между потерей сознания и пробуждением – секунда, щелчок пальцев и тысяча воспоминаний. Но я в каком-то другом месте. Над моей головой по-прежнему больничные неоновые лампы. С невероятными усилиями кладу руки на живот. Ничего. Повязка. Пусто. Немыслимая боль. Надо мной склоняются двое. Словно в тумане. Мне что-то говорят. Я ничего не понимаю. Все неважно.
И тут мой голос – сиплый, какой-то непривычный:
– Is my baby OK?[23]
Трижды.
Я трижды спрашиваю, все ли с тобой хорошо, мне что-то трижды отвечают, но я ничего не понимаю. Слишком долго. Слишком сложно. Но вот наконец ответ достигает моего атрофированного мозга:
– Yes. Yes, Angélique is OK[24].
С тобой все хорошо.
Если они знают твое имя, пусть и кошмарно его произносят, значит ты выжила.
Нынешнее время. Анжелика
Анжелика и подумать не могла, что когда-нибудь вновь окажется в лицее Виктора Гюго. Но вот она у его ворот – в этой школе она провела так много времени, болтая с Сарой, а потом с Жасмин и Морганой, сплетничая, делясь сигаретами, наушниками от плеера и подглядывая краем глаза за мальчишками.
Она не появлялась здесь с того дня, как решила рожать Мию и бросить учебу. Иногда она задавалась вопросом, кем могла бы стать, если бы закончила школу и продолжила образование, как все нормальные девочки, которые не становятся матерями в семнадцать лет. Но она сразу гнала от себя неуместные мысли. Ни учеба, ни школьные успехи не принесли бы ей спасение – только Мия. Анжелика нашла свое счастье, и неважно, каким путем она к нему пришла.
Однако она всегда знала, что в долгу перед той девчонкой с неумело подведенными глазами, которой когда-то была. В последние недели много всего произошло. Смерть мамы, примирение с Фанни, всплывшая на поверхность история Сары – все это убедило ее, что ждать больше нельзя. Одно дело лгать себе нынешней, и совсем другое – предать того подростка, который еще жил в ней.
Прозвенел звонок, и из дверей начали выходить ученики. Теперь у них в руках телефоны, а не сигареты, как было в ее время, но наверняка те же разговоры, те же сомнения и подчас то же одиночество. Ей пришлось долго ждать, но вот наконец школьники разошлись, бросая друг другу на прощанье «до завтра» и махая рукой.
Анжелика узнала его сперва по походке, только потом по лицу, и хотя улыбалась она редко, но тут почувствовала, как ее губы невольно расплываются в улыбке. На нем была кожаная куртка и потертые джинсы. В глубине души она всегда знала, что даже почти в тридцать семь лет, даже в очках, даже став учителем музыки в лицее Виктора Гюго, Бенжамен Шевалье останется вечным подростком.
После ареста Эрика Бернар Леруа тут же бросил Ирис и ее сыновей. Скорее всего, он развелся, чтобы не портить свой имидж. Негоже уважаемому мэру иметь пасынка, сидящего в тюрьме. Но Анжелике хотелось верить, что Бернар Леруа наконец нашел в себе силы взглянуть правде в глаза и решил, пусть и поздно, встать на сторону дочери. Ирис при разводе потеряла свой салон красоты и снова стала работать косметологом в Лилле. Через два года она вышла замуж за адвоката, которого нанимала для своего любимого сына в надежде добиться оправдательного приговора. Несмотря на все апелляции и прошения об условно-досрочном освобождении, Эрику не сократили срок. Все в Бувиле знали, что Ирис каждую субботу навещала сына в тюрьме. А Бенжамен ни разу за двадцать лет не съездил с ней туда.