Формирование творческих интересов — область весьма сложная. И деликатные родители, видимо, не стали оспаривать преимуществ биологии перед техникой. Но их смущало другое. Ветеринар!.. Трудно представить менее почтенную профессию в России конца минувшего века. Грязная, утомительная работа в глуши, пренебрежительное отношение местных властей к «коновалу» и, наконец, ненависть крестьян, которые видели в ветеринарном враче носителя правительственных законов и постановлений. В 1886 году Глеб Успенский описал в «Русской мысли» чумной бунт в Бугульминском уезде, когда крестьяне избили ветеринарного врача. А в год, когда Константин задумал стать ветеринаром, в газетах снова рассказали о нескольких подобных же историях, случившихся на Дону.
Да и в научном отношении ветеринар — неровня хотя бы тому же медику. В то время как врачи, стоя в центре всемирных симпатий, творят одно блистательное открытие за другим, ветеринары… Что открыли ветеринары? Да и кого могут заинтересовать открытия, совершаемые на бойне и скотном дворе?
Не знаю, в этих ли выражениях происходил разговор в доме Скрябиных, но, готовясь в Юрьевский ветеринарный институт, Константин, по совету родителей, все-таки подал одновременно заявление с просьбой принять его в Петербургскую военно-медицинскую академию.
Начало XX века — 1900 год — ознаменовалось для Скрябина началом студенчества. Перебравшись из Красноярска на другой конец страны, он остался верен себе. На всех фотографиях начала столетия мы видим студента Скрябина (уже отрастившего по моде времени усы и бородку) то в анатомическом театре за вскрытиями, то за составлением атласа мускулатуры домашних животных. Естествоиспытатель по натуре, он нашел для себя в ветеринарном институте множество увлекательных занятий.
В анатомической лаборатории. Четвертый слева — К. И. Скрябин.
И все же ему снова пришлось вернуться к спору о своей профессии. Дело в том, что императорская военно-медицинская академия, долгое время «гнушавшаяся» простолюдинами-реалистами, под давлением общественности открыла наконец им свои двери. Получил приглашение и второкурсник ветеринарного института Скрябин. Кем же все-таки быть — медиком или ветеринаром? Дома ждали решения сына. В большом и обстоятельном письме юрьевский студент объяснил отцу и матери свою уже окончательно сложившуюся точку зрения.
Он избирает ветеринарию. И не случайно. Ему хочется как можно глубже познать биологию, физиологию, патологию. Ветеринария в этом отношении дает несравненно больше знаний, чем медицина. Ведь ветеринарные врачи имеют дело с сотнями разных видов живых организмов, а врачи медицинские — только с одним — с человеком. Богаче материалом и изучаемая в ветеринарном институте патология. Здесь удается увидеть этапы развития многих болезней на примере животных, стоящих на разных уровнях развития. Медик, например, имеет представление только о человеческом туберкулезе, а ветеринару нетрудно проследить всю эволюцию этого заболевания, начиная от рыб и до млекопитающих. Кто как не ветеринар накопит при этом больше глубоких обобщений, полезных прежде всего для медицины? Нет, ни прежде, ни теперь ветеринарам не приходится занимать научной славы у представителей других биологических дисциплин. Профессор ветеринарного училища в Юрьеве Фридрих Брауэлль еще до работ Пастера открыл микроб сибирской язвы и доказал, что именно эта палочка вызывает болезнь, губительную для людей и животных. Коллега Брауэлля Христофор Гельман, опередив врача Роберта Коха, открыл малеин — средство, помогающее выявлять диагноз смертельного сапа. Русский ветеринар Мстислав Новинский впервые в мире успешно привил животным злокачественную опухоль и тем самым заложил основы экспериментальной онкологии. А ветврач-эволюционист Кайданов в XVIII веке высказывал идеи, которые впоследствии стали краеугольными камнями учения Дарвина.
Ветеринаром и только ветеринаром хочет быть Константин Скрябин, а что до работы в провинции, так это ему даже по душе: где же больше принесешь пользы народу, как не живя в гуще его? Охранять же свою профессию от нападок и небрежения властей — прямая обязанность каждого, кто любит свое дело, будь он врач медицинский или ветеринарный.
Это письмо родителям на многие годы стало программой жизни молодого специалиста. Когда в 1905 году настало время выбирать место работы, Скрябин поехал в Туркестан, в глухие полудикие места, от которых открещивалось большинство выпускников. Его не испугало ни то, что город Чимкент, предназначавшийся ему для дальнейшего пребывания, на 200 с лишним километров отстоит от железной дороги, ни то, что пустыня подходит почти к самой окраине города, а почта доставляет петербургские газеты и письма на седьмые сутки. Для юноши, вступавшего в жизнь в разгар первой русской революции, такой выбор тоже был программным.
Еще в 1898 году, когда Константин заканчивал реальное училище, он прочитал в журнале «Русская мысль» только что написанный тогда рассказ Чехова «Крыжовник». Чеховский герой, старый ветеринарный врач Иван Иванович, с болью размышлял о российской действительности: «Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье…» Ивану Ивановичу, увы, не суждено было помочь страждущему народу. «Ах, если бы я был молод!» — вздыхал он. Пунктовый ветеринар Скрябин в городе Чимкенте был молод, полон сил, и чеховское раздумье о страданиях простых людей звучало для него призывом к действию. В Чимкенте и окрестностях ветеринар каждый день наблюдал бескультурье и нищету казахов, повальные болезни скота и людей, лихоимство чиновников. Край нуждался в культуре и просвещении. Кому же и нести эту культуру, как не молодому интеллигенту, полному интереса и симпатии к «инородцам»?
День ветеринарного врача начинался на рассвете. В семь утра в Сайраме, неподалеку от Чимкента, открывался базар. К этому времени при участии ветеринарного фельдшера должна быть измерена температура у всех приведенных на продажу животных. Заведенный Скрябиным порядок не нарушался даже тогда, когда на рынке скоплялось до тысячи коней, коров, овец и верблюдов. Температурящих животных тут же уводили в карантин. Кругом в степи бесчинствовала чума рогатого скота. Только строгая карантизация и прививки больным животным могли остановить разорительную для населения эпизоотию.
Ветеринарный врач появлялся на рынке не иначе как в сопровождении стражников, но местные жители скоро поняли: деятельностью этого высокого усатого человека руководит забота об их же благе. Они видели потом его в степи, где он, целыми днями не слезая с лошади, под палящим солнцем объезжал гурты и табуны, видели за вскрытием больных животных, слышали его объяснения и советы, как не допускать падежа и самого себя предохранить от болезней. Этот «скотский доктор» мало походил на большинство чиновников. Его живо интересовало и то, как играют на местных музыкальных инструментах акыны, и как выглядят народные свадьбы. Он мог на несколько часов засесть в чайхане со знахарем-сокучем, чтобы дознаться, как тот «лечит» женщин от бесплодия и «исцеляет» бешенство.
Надо ли удивляться, что казахи, которых власти и за людей-то толком не считали, полюбили приветливого ветеринарного врача. К нему охотно шли и за медицинской помощью, и за ветеринарным советом. Народ, увидевший в Скрябине своего большого, искреннего друга, не ошибся. Сорок лет спустя потомки безграмотных скотоводов послали академика Скрябина своим депутатом в высший Совет социалистического государства, и ученый достойно представлял там интересы Советской Киргизии.
Нет, туркестанская глухомань решительно не мешала Скрябину жить большой, интересной жизнью исследователя, носителя культуры. То и дело московские и петербургские научные журналы получали от него сообщения об интересных биологических находках, описания уродливых животных, случаев малоизученных болезней. Чимкентский ветеринарный врач описывал гельминтов, которых он обнаружил в желудке курицы, паразитических червей, найденных в теле дикой утки. Эти паразиты постепенно все больше и больше занимали его воображение. Но поначалу он с таким же увлечением отправлял в Петербургскую академию наук коллекции народных инструментов и гербарии трав — обитателей пустыни.
Доволен ли Константин Иванович этой жизнью на краю империи, за тысячи верст от «культурных центров»? Не разочаровался ли в своей профессии? Есть все основания полагать, что разочароваться ему не пришлось. По существовавшим в те времена порядкам, выпускник института после трех лет работы на окраине имел право покинуть службу. Скрябин отказался от этого права. Наоборот, в 1907 году он согласился перебраться в еще более глухой угол Туркестана — городок Аулие-Ата. В том же году журнал «Вестник знания» опубликовал письмо двадцатидевятилетнего ветеринарного врача, обращенное к юношам и девушкам, оканчивающим среднюю школу. Скрябин призывает молодых людей серьезно выбирать профессию, не обольщаться высокими ставками и будущими льготами, не пугаться работы в провинции, а искать дело по душе. Службу ветеринарного врача автор письма относит к самым благородным и нужным народу.
Аулие-атинская жизнь мало чем отличалась от чимкентской. Те же подъемы в пять утра, те же пыльные базары, объезд гуртов в степи, прививки, карантины, обследования боен. И все это с одной целью: не допустить массовых болезней человека и животных, оздоровить край, поднять его культуру и благосостояние. Бывали и ночи без сна за вскрытием неожиданно павших животных, и срочные выезды верхом в дальние селения. Одно из таких вскрытий в неприспособленном помещении чуть не окончилось трагически. Скрябин заразился сибирской язвой. Он знал: ехать за несколько сот верст в Ташкент прививаться — бессмысленно. Погибнешь, не проехав и полдороги. Оставалось прибегнуть к древнему, жестокому, но верному средству — выжечь язву каленым железом. Пятьдесят лет спустя, показывая мне оставшиеся на теле рубцы, Константин Иванович вспоминал: «Я протянул врачу пораженную руку, стиснул зубы, зажмурил веки и в ту же минуту ощутил запах свежего „бифштекса“. Так что имею полное право утверждать — от ветеринарии меня даже раскаленными клещами не оттащили».