Кто знает, подумала Надаше, – возможно, она пошла бы даже на это.
Помимо семейства Нохамапитан как такового, имелась также проблема Взаимозависимости и того, чем та в реальности являлась. Грейланд, всю свою жизнь прожившая вне круга общения аристократов и гильдий, считала, что Взаимозависимость равнозначна населявшему ее народу, многоклеточному существу с миллиардами незаменимых клеток, каждая из которых не могла выжить без всех остальных. Смешно и глупо. Спасти каждую клетку этого огромного организма было невозможно, и любые попытки это сделать являлись лишь пустой тратой времени.
Кто-то должен был быть готов пожертвовать телом Взаимозависимости, чтобы спасти самое важное – ее мозг и сердце, аристократов и их монополии, а также гильдии, возникшие для того, чтобы обслуживать тех и других. Тем, что Взаимозависимость вообще существовала, она была обязана Ву, Нохамапитанам и другим аристократическим семействам. Пока существовали они, была жива идея Взаимозависимости и ее структура, которая со временем точно так же преуспела бы на своей новой родине – на Крае.
Именно это было важнее всего. Надаше понимала, опять-таки в абстрактном смысле, что миллиарды людей, которым предстояло погибнуть вследствие коллапса Потока, нисколько не впечатлят ее рассуждения и ее решимость сосредоточиться на аристократии, гильдиях и капитале. Но им в любом случае суждено было умереть – не могло быть и речи о том, чтобы спасти всех или даже самую малую их долю. Надаше не видела никакого смысла в том, чтобы тратить время на пустое беспокойство за их судьбу.
С другой стороны, аристократы, составлявшие меньшинство, понимали значимость своего спасения. Именно они владели большей частью капитала. Будучи прагматиками, они также понимали, что, в то время как подавляющее большинство населения Взаимозависимости погибнет, подобная участь им не грозит, если они согласятся заплатить Нохамапитанам за доступ на Край. Для них это была всего лишь цена, в которую обходилась им возможность вести свой бизнес в новой парадигме.
И таким образом они спасли бы Взаимозависимость. Надаше спасла бы Взаимозависимость.
В конечном счете именно это и являлось проявлением высшей морали.
А если самой Надаше пришлось совершить для этого ряд спорных поступков – что ж, это тоже была цена, в которую обходилась возможность вести бизнес в новой парадигме.
Так что, подумала Надаше, с ней на самом деле все в полном порядке. Она была сильна, высокоморальна и отважна, с чем наверняка согласились бы историки будущего. Надаше всерьез считала себя в чем-то похожей на Рахелу, первую имперо Взаимозависимости. Если отбросить мифотворчество церкви Взаимозависимости и всевозможных подобострастных историков, возникал образ женщины, которой приходилось совершить трудный выбор ради блага всего общества. А сделать этот выбор было необходимо – без него и без Рахелы Первой не существовало бы самой Взаимозависимости.
У Надаше промелькнула мысль, что когда она станет имперо, ей следует выбрать имя Рахела в качестве имперского, чтобы эта связь стала явной, но она почти сразу же отбросила подобную идею. Это выглядело несколько заносчиво, к тому же после того, как новой родиной для Взаимозависимости станет Край, не имело особого смысла смотреть в прошлое.
«Имперо Надаше Первая» вполне бы ее устроило.
Да, для Надаше Нохамапитан все воистину складывалось удачно.
Планшет Надаше звякнул, сообщая, что кто-то из ее персонала просит разрешения войти.
– К вам графиня Рафеллия Майзен-Персо из дома Персо, мэм.
– Прекрасно, – ответила Надаше. – Подготовь все для чаепития, а потом пригласи ее.
– Ладно, первый вопрос. Где я, мать твою?
Сидевший за маленьким столом в маленьком помещении человек, к которому обращалась Кива Лагос, весело взглянул на нее.
– Я думал, ваш первый вопрос будет о том, кто я такой, мать твою.
– Что ж, прекрасно. Кто ты такой, мать твою?
– Я капитан Робинетт.
– Привет, капитан Робинетт. Я просто очарована. Где я, мать твою?
Капитан Робинетт посмотрел на двух членов команды, препроводивших Киву Лагос в его каюту.
– Подождите снаружи, – сказал он. – И закройте дверь. Если услышите хоть что-то, кроме слегка повышенных голосов, войдите и вышибите ей мозги.
Киву его слова нисколько не впечатлили.
– Если я тебя придушу, мать твою, ты не издашь ни звука, – сказала она.
– Рискну предположить, что перескочить через стол без шума вам не удастся.
– Ты так и не ответил на мой вопрос. Где я, мать твою?
– Прежде чем я отвечу, прошу рассказать, что вы помните до того, как оказались здесь.
– Ты что, мать твою, издеваешься?
– И все же удовлетворите мое любопытство.
– Последнее, что я помню, прежде чем очнулась здесь, – как мне выстрелили в лицо, мать твою. Когда я пришла в себя, я была в помещении размером с долбаный чулан, где провела четыре долбаных дня, в компании одних лишь протеиновых батончиков и долбаного химического туалета. Кстати, он полностью засрался, мать твою.
– За четыре дня – неудивительно. Продолжайте.
Кива махнула рукой за спину:
– Потом дверь в мою камеру открылась, и твои дружки Чак и Фак велели мне идти с ними. А потом я оказалась здесь. Конец. Где я, мать твою?
Веселое выражение на лице Робинетта особо не менялось с тех пор, как Кива сюда вошла, что основательно ее раздражало.
– Вы на грузовом корабле «Наша любовь не может больше длиться», который… – Робинетт взглянул на часы, – сорок пять минут назад вошел в течение Потока, направляясь в систему Бремена. Время в пути составит примерно пятнадцать суток и четыре часа. Предыдущие четверо суток мы ускорялись в сторону течения Потока. Мне было приказано все эти четыре дня не выпускать вас из вашей каюты. Мой работодатель выразился вполне конкретно – отсюда и протеиновые батончики с химическим туалетом. Полагаю, вы сообразили, что в раковине есть вода?
– Она на вкус как дерьмо.
– Что ж, поскольку вода восстановленная – вполне возможно. Она годится для питья, но едва-едва.
– Пошел на хрен.
– Мой работодатель упоминал, что вы можете вести себя враждебно, – заметил Робинетт.
– Это еще не враждебно, – ответила Кива.
– Как я понимаю, враждебным ваше поведение станет, когда вы перескочите через стол и начнете меня душить?
– Для начала.
– Разумно, – согласился Робинетт, после чего полез в ящик стола и, достав пистолет, нацелил его на Киву, положив палец на спусковой крючок. – Полагаю, это поможет нам вести культурную беседу.
– Пошел на хрен.
– По крайней мере, относительно культурную.
– Какого хрена мы летим на Бремен?
– Потому что в следующем месяце Октоберфест, а я никогда на нем не бывал.
– Я серьезно спрашиваю.
– А я серьезно отвечаю. Мой работодатель дал конкретные указания доставить вас за пределы системы Ядра, но его не особо волновало, куда именно. Я предложил систему Бремен, поскольку до нее относительно короткий прыжок в Потоке, течения Потока к Ядру и из Ядра, по прогнозам, должны сохранять целостность еще несколько лет, а заодно можно и развлечься на Октоберфесте. Говорят, он ведет свою историю еще с Земли, и я никогда там не бывал. Так что – почему бы и нет? Моего работодателя это вполне устроило, и теперь мы летим туда.
– Хотела бы я знать, кто этот твой таинственный долбаный работодатель.
– Можете не гадать, – сказал Робинетт. – Это Надаше Нохамапитан. Та самая, которая приказала выстрелить вам в лицо оглушающей дробью. Кстати, как вы себя чувствуете?
– Как, по-твоему, я должна себя чувствовать, мать твою? – ответила Кива. – Будто мне швырнули в рожу горсть камней, мать твою.
– Да, вы ужасно выглядите, – кивнул Робинетт. – Столько следов на лице и шее…
– Спасибо, сучонок.
– Есть и хорошая новость – они быстро заживут. Уж точно к тому времени, когда мы доберемся до Бремена.
– А что потом?
– Как я уже сказал – Октоберфест.
– Я про то, что будет со мной, тупой ублюдок.
– Это пока не решено. Мне сказали, что, когда мы прибудем на Бремен, последуют дальнейшие распоряжения. Нам велено ждать два месяца. Если к тому времени никаких распоряжений больше не последует, я должен вышвырнуть вас из шлюза. У нас их три. Можете выбирать.
– Не понимаю, – сказала Кива. – Зачем ей держать меня в живых лишь затем, чтобы вышвырнуть из долбаного шлюза?
– Об этом вам следует спросить у нее самой.
– Так уж вышло, что в данный момент ее здесь нет, придурок.
– Ладно, если я положу пистолет, обещаете, что не станете прыгать через стол?
– Я ничего не обещаю.
– И все же рискну. Прошу учесть, что пистолет запрограммирован на мой отпечаток пальца, так что даже если вы его схватите, толку от этого не будет.
– Я могу забить им тебя насмерть, мать твою.
– Тогда я просто уберу его обратно в стол, – сказал Робинетт, после чего достал из того же ящика конверт и протянул его Киве. – Это от моего работодателя. Она дала мне конкретное указание отдать его вам, как только вас освободят из плена.
Кива уставилась на конверт:
– Ни хрена себе. Решила позлорадствовать в письменном виде?
– Возможно, – согласился Робинетт. – Если вы не против – когда прочтете, мне хотелось бы знать, о чем там говорится.
– Тебе-то какая разница?
– Просто любопытно. Несколько месяцев она провела в качестве пассажира на этом корабле – после того, как ее мать и всех прочих арестовали за измену. Как я понимаю, она решила сменить условия на более пристойные, и вряд ли ее стоит в этом винить.
– Угу, судя по тому, что я видела, этот корабль – та еще выгребная яма, – сказала Кива.
– Возможно, но, учитывая вашу ситуацию, леди Кива, все-таки лучше пребывать внутри его, а не снаружи.
– Разумно, – согласилась Кива. – Насколько я поняла, Надаше не пользовалась на твоем корабле особой популярностью?
– По-моему, вежливый эвфемизм звучит так: она держалась особняком.